Миф о «застое» - Алексей Владимирович Самсонов
И действительно, не прошло и недели, как 13 сентября 1965 г. на даче у Солженицына в Борзовке появилась его знакомая Вероника Туркина, которая сообщила, что у Теушей был обыск и роман конфисковали [298; с. 170].
Как мог Солженицын, зная о том, что Теуши находятся под наблюдением КГБ, нести им на сохранение рукопись? А куда ещё Солженицын должен был нести роман, как не к сообщнику по «чекистской деятельности»?
Интересно, что Теуш, уезжая на лето, часть рукописей Солженицына передал своему другу И. Зильбербергу. И – как на зло – у него так же чекисты провели обыск и изъяли рукописи. А ведь Зильберберг сотрудничал с «органами» [298; с. 484] и Солженицын это прекрасно знал. Надо сказать, что Солженицын передал Теушу не только рукопись «В круге первом», но и другие рукописи (пьесу «Пир победителей» и повесть «Республика труда»).
Узнав о конфискации рукописей, писатель не помчался для выяснения обстоятельств дела в Москву, более того, он даже не ударился в бега – ведь его, по идее, могли арестовать. Он спокойно оставался на даче.
Более того, «без пяти минут зэк» (как он сам о себе постоянно пишет), Солженицын пишет в ноябре письмо в ЦК на имя П.Н. Демичева, в котором заявляет, что у него в Рязани слишком плохие жилищные условия и требует предоставления квартиры в Москве! О рукописях даже и не упоминает. И решением Рязанского горисполкома от 28 мая 1965 года он получил трёхкомнатную квартиру на семью из пяти человек; а помогли ему в этом в ЦК [298; с. 187, 191].
9 ноября 1965 года об обыске у Солженицына написала швейцарская газета «Нойе Цюрихер Цайтунг». «Это и было то, чего я жаждал минувшие два месяца!» («Телёнок»). Итак, презентация Гонимого Гения состоялась. Но одной маленькой заметки было явно недостаточно.
Весной 67-го к Солженицыну приезжает брать интервью чехословацкий корреспондент Павел Личко. А ранее, в 1966 г., братиславский журнал «Словенка» дал несколько публикаций Солженицына [298; с. 208].
Кто такой Личко? Это был не простой журналист. Во время войны он командовал партизанским отрядом, сотрудничал с советской разведкой. В 1949–1951 гг. был директором Департамента печати ЦК КП Словакии, с 1953 г. руководил издательством «Мир социализма», в 1968 г. стал директором агентства «Татра-пресс» [298; с. 209].
В конце беседы Личко попросил: «А не можете ли вы дать нам “Раковый корпус” для Чехословакии? Это будет для нашей интеллигенции такая поддержка, мы будем пытаться напечатать его по-словацки». 31 марта 1967 года в словацкой газете «Литературная жизнь» появилось интервью, а 1 апреля Солженицын направил письмо Личко, в котором поблагодарил его за «точность и аккуратность» перевода, опубликованного в братиславской «Правде». Затем Личко, якобы самовольно, передал «Корпус» англичанам [298; с. 241].
В конце апреля Солженицын приехал в Москву. В это время там находилась дочь Вадима Андреева, сына известного «философа» мистика Леонида Андреева, Ольга, постоянно жившая в США. Она была замужем за американцем Генри Карлайлом [298; с. 212]. С Солженицыным она встретилась на квартире у Льва Копелева.
Описывая эту встречу, Ольга Карлайл отмечает, что отправившийся её проводить Копелев «твердил: “Александру Исаевичу нужна Нобелевская премия. Это крайне важно. Ольга Вадимовна, прошу Вас, примите это к сведению. Надо во что бы то ни стало постараться организовать”» [298; с. 212].
Вопрос: куда смотрел КГБ? Как он допустил «связь с иностранцами»? Напомню, что в те годы страну посещало относительно мало иностранцев и почти все они были под контролем «органов».
Особо надо сказать ещё об одной связной Солженицына с заграницей – Наталье Ивановне Столяровой. Она работала секретаршей Ильи Эренбурга. Но это было её, так сказать, официальное лицо. Было и «второе лицо». В окружении Эренбурга её подозревали в связях с КГБ – и небезосновательно. Вызывала она подозрения тем, что, при тогдашних ограничениях, почти ежегодно, и на несколько месяцев, ездила за границу [298; с. 490].
Осенью 1964 г. Солженицын обратился к ней с просьбой помочь переправить микрофотокопии рукописи за границу. Столярова обратилась с этой просьбой к Вадиму Андрееву и 31 октября 1964 г. Андреев вывез «всё написанное мною за 18 лет – от первых лагерных стихов до “Круга”» [298; с. 159, 491].
В 1968-м Ольга (при участии Столяровой) обеспечила издание за границей «В круге первом», а её сын Александр в том же году вывез за границу микроплёнки с «Архипелагом». Почему вывозились не рукописи, а именно микрофотокопии? Ясно почему: чтобы придать Солженицыну ореол гонимого, который под страхом смерти передаёт за границу микроплёнки с Великим Романом о Правде.
В этом же году Столярова передала «Письмо к съезду писателей» французскому искусствоведу Морису Жардо, который передал его для публикации в «Ле Монд» [298; с. 215]. Затем это «Письмо» перепечатали многие западные газеты, в частности, «Нью-Йорк таймс». А советские люди довольствовались слухами, которые делали из Солженицына Великого Гонимого Гения.
В 1968 г. Столярова познакомила Солженицына с Натальей Светловой, на которой он и женился. 8 октября 1970 года он потребовал у Решетовской развода. Та с горя попыталась отравиться. Откачали её с трудом, благо на соседней даче оказался врач. Наталья Дмитриевна Светлова была внучкой Фердинанда Юрьевича Светлова, от которого унаследовала его «партийный псевдоним», а настоящая его фамилия – Шенфельдт. Сначала он был эсером, а в 1918 стал большевиком, но партстаж ему был зачтён с 1904 года. В 1938 его приговорили к 8-ми годам; умер в заключении; после 56-го был реабилитирован посмертно. Столярова умерла в 1984 г. в возрасте 72-х лет.
На Столярове и Карлайл связи Солженицына с КГБ не исчерпывались, было ещё около 20-ти человек. Но остановлюсь на Викторе Луи. 9 апреля 1968 г. из Франкфурта редакция «Нового мира» получила телеграмму: «Ставим вас в известность, что Комитет госбезопасности через Виктора Луи переслал на Запад ещё один экземпляр “Ракового корпуса”, чтобы этим заблокировать его публикацию в “Новом мире”. Поэтому мы решили это произведение публиковать сразу. Редакция журнала «Грани» [298; с. 240]. Ясно, что Луи передавал рукописи в рамках «тайного канала» между Бонном и Москвой, о котором писал В. Кеворков [245; с. 43–44].
17 апреля
