Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени - Татьяна Васильевна Блаватская
В своей деятельности полисный учитель был административно подчинен специально избираемым магистратам — гимнасиархам и пайдономам[163]. Должность пайдономов в Спарте и на Крите восходит к древнейшим временам[164], позднее она появилась в других полисах Греции и особенно Малой Азии.
Управление училищами и гимнасиями представляло весьма сложную задачу, и в процессе ее разрешения между учителями и их начальниками могли возникать трения и даже конфликты. Видимо, с целью упорядочить школьное управление в некоторых полисах выработали Уложение о пайдономах[165] и Уложение о гимнасиархах[166]. Наличие этих твердых правил значительно содействовало успеху преподавательского процесса, тем более что в греческой школе и в эллинистическое время поддерживалась строгая дисциплина учащихся. Вероятно, большую роль играли не только телесные наказания[167], но и весьма тонко разработанная система поощрений. Многочисленные списки юношей, отличившихся в науках и атлетических состязаниях, позволяют представить, сколь сильно было такое воздействие на впечатлительные умы молодежи.
Положение преподавателя государственной школы, по-видимому, считалось весьма почетным. Милетский декрет позволяет представить, как шла запись кандидатов на эти должности и как основательно обсуждался каждый претендент в народном собрании. Можно думать, что так было и в Спарте, и в Афинах, и в других полисах.
Помимо авторитетного положения в государстве[168] полисный учитель имел устойчивое материальное положение. Средний заработок — около 500—700 драхм в год, в зависимости от сложности предметов[169], — позволял преподавателям в эллинистических полисах входить в состав вполне зажиточных слоев населения, имевших постоянный доход.
О том, как ценили полисы свои преподавательские кадры, могли бы рассказать почетные декреты в честь учителей. К сожалению, пока что в Элладе такие документы известны лишь для I в. до н. э.[170]. На периферии греческого мира они появляются еще в III в. до н. э.[171]
Глава четвертая
МЕДИЦИНСКИЕ РАБОТНИКИ
Развитие медицинских знаний в Греции протекало весьма интенсивно. Теоретические выводы медиков в силу специфики самой науки не могли абстрагироваться от их практической деятельности, которая ставила все новые задачи. Вместе с тем врачебная практика постоянно доставляла огромное количество экспериментальных данных, позволявших ученым выдвигать оригинальные гипотезы, направленные на познание природы человека и ее патологических изменений[172].
Следует сразу отметить, что активный научный поиск в области практики и теории медицины у эллинов I тысячелетия до н. э. опирался на длительную лечебную традицию, сохранявшую знания, добытые еще в эпоху бронзы. В суровых условиях жизни тогдашнего населения страны роль лекарей была особенно велика. Указание на это можно найти в «Илиаде»: в войске Ахеян под Троей были два врача, сыновья Асклепия, Махаон и Подалирий (II, 732; XI, 512). Но и некоторые воины могли лечить раны, как, например, Патрокл (XI, 808—847). Боги на Олимпе, как свидетельствует эпос, получали медицинскую помощь от специального врача Пеана (П., V, 401, 899-904).
Эмпирические знания ранних греческих лекарей, по-видимому, довольно рано сложились в определенную систему лекарских знаний. На это указывает вывод III. Дарембера о том, что в гомеровском эпосе встречается довольно широкая анатомическая номенклатура[173]. Анализ упомянутой терминологии в произведениях греческих авторов V в. (историков, драматургов и поэтов) показал, что в то время у эллинов уже существовала подробная анатомическая номенклатура, так что Гиппократу (469—399) даже не понадобилось вводить новые наименования. Длительное накопление[174] экспериментальных данных позволило крупнейшим мыслителям V—IV вв. успешно развивать медицинскую теорию в самой тесной связи с философией. Эта связь была тем более прочной, что ряд выдающихся философов были профессиональными врачами. Отмеченные обстоятельства определили общий характер греческой медицины как науки рационалистической. И хотя у эллинов, как и у других народов, применялись методы сакральной медицины, они не являлись главенствующими и не препятствовали развитию строго научных знаний[175].
Огромный сдвиг в медицине произошел во второй половине V в., и связан он с именем врача Гиппократа, уроженца острова Коса. По-видимому, это был особо одаренный деятель медицины, далеко превосходивший своих известных коллег по профессии[176]. К сожалению, подлинных трудов Гиппократа сохранилось не так много, большая часть сочинений, входивших в корпус Гиппократа, была написана его учениками и более поздними учеными, Примечательно, что некоторые авторы Псевдо-Гиппократовых трактатов предпочли остаться неизвестными и приписать свои сочинения великому медику — здесь сказывалось и обаяние имени знаменитого врачевателя, и его авторитет, придававший убедительность их теории.
Текстологический анализ, совмещенный с исследованиями специалистов, позволил выделить ряд сочинений, несомненно написанных самим Гиппократом. Таковы трактаты «Афоризмы», «О суставах», «О переломах», «О ранах», «О местах в человеке» и ряд других[177].
Книги, написанные самим Гиппократом, показывают, что автор их был большим мастером, обладавшим огромным практическим опытом, сумевшим теоретически обобщить данные, полученные его предшественниками в области изучения человека и его болезней[178]. Недаром греческая традиция V—IV вв. именно труды Гиппократа расценивала как вершину медицинской мысли.
Гиппократ полагал, что медицина уже настолько разработана, что врач должен прежде всего обладать знаниями и уметь их применять, не полагаясь только на удачу. Зная правила медицины, врач должен тщательно изучать каждого отдельного больного и его болезнь: ведь природа тела является исходной точкой для врачебного суждения, а природа и происхождение болезни могут требовать иногда противоположных, а иногда сходных средств лечения[179]. Исходя из этих принципов, сам Гиппократ и его непосредственные ученики уделяли особое внимание тщательному изучению каждого заболевания в каждом отдельном организме. По мнению Гиппократа, врачеватель не может постоянно пользоваться одним и тем же методом. Поэтому в медицине нет места никакой доктрине, и изучать ее нужно долго и основательно.
Огромный теоретический вклад Гиппократа был высоко оценен и творчески воспринят многочисленными медиками всей Эллады. Это тем более показательно, что следующие за великим уроженцем Коса два-три поколения греческих врачей были отнюдь не малоинициативными последователями, рабски копирующими гиганта-учителя, но весьма активными творческими работниками.
РИС. 3. Портрет Гиппократа. Римская копия с греческого оригинала. II в. до н. э.
Среди врачебной интеллигенции того времени встречаются очень яркие личности. Упомянем врача Никомаха (отца Аристотеля), который был приглашен македонским царем Аминтой III (389—369) в качестве лейбмедика[180]. Если же вспомнить, что Аристотель включил в свое учение о живых организмах, особенно о человеке,
