Советско-польские дипломатические отношения 1918- 1939 годов в отечественной историографии - Станислав Павлович Чагин
Но напряжение росло. 24 марта 1939 года польский генштаб передал советскому военному атташе официальное сообщение об усилении военной готовности армии и страны. В сообщении говорилось, что эти действия направлены только на обеспечение безопасности своих границ. Все эти приготовления не направлены против СССР[138].
18 марта 1939 г. Советское правительство направило ноту протеста по поводу агрессии фашистской Германии и не признаёт включение в состав Германской империи Чехии[139].
22 марта 1939 года в советской печати было опубликовано сообщение ТАСС: «…Заграничная печать, – гласило это сообщение, – распространяет слух, будто советское правительство предлагало Польше и Румынии свою помощь, на случай если они сделаются жертвами агрессии. ТАСС уполномочен заявить, что это не соответствует действительности. Ни Польша, ни Румыния за помощью к советскому правительству не обращались и о какой-либо угрожающей им опасности его не информировали. Верно лишь то, что 18 сего месяца британское правительство, уведомив советское правительство, что имеются серьёзные основания опасаться насилия над Румынией, запрашивало о возможной позиции советского правительства при такой эвентуальности. Советское правительство в ответ на этот вопрос выдвинуло предложение о созыве совещания представителей наиболее заинтересованных государств, а именно Великобритании, Франции, Румынии, Польши, Турции и СССР. Такое совещание, по мнению советского правительства, давало бы наибольшие возможности для выяснения действительного положения и определения позиций всех его участников. Британское правительство нашло, однако, это предложение преждевременным…»[140].
С 10 по 21 марта 1939 года проходил XVIII съезд ВКП(б). На съезде выступил И. В. Сталин с политическим отчётом, в котором в, в частности, говорилось – «Политика невмешательства означает попустительство агрессии, развязывание войны. В политике невмешательства сквозит стремление, желание – не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево и мило!»[141].
Москва уведомила Лондон 1 апреля, что свободна от всяких обязательств, так как отпал вопрос о декларации[142]. Нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов 4 апреля отметил, что задержать и приостановить агрессию в Европе без СССР невозможно [143].
В письме советскому полпреду во Франции М.М.Литвинов 11 апреля отметил, что Англия и Франция хотят получить от СССР обязательство в одностороннем порядке защищать Польшу и Румынию, полагая, что поддержка этих стран отвечает советским интересам. Это не представляет никакой выгоды для нас. Мы не собираемся выполнять их диктат. Свои же интересы всегда сами будем сознавать[144]. М.М.Литвинов выразил озабоченность гарантиями Англии Польше[145].
Польша и Румыния 17 апреля подтвердили, что их союзный договор направлен только против СССР[146]. Германия 28 апреля расторгла договор о ненападении с Польшей 1934 года.30 апреля начался шантаж Лондона и Парижа со стороны Германии по поводу налаживания отношений с Москвой в случае, если они не убедят Варшаву пойти на компромисс[147].
Москва тщательно отслеживала развитие событий на международной арене и, в частности, поведение Варшавы, которое вызывало опасение[148].
В дипломатической игре, которую так умело вела советская сторона, не последняя роль отводилась позиции Польши[149].
Опасения подтвердились 11 мая 1939 года, когда позицию польского правительства изложил его посол в Москве Гржибовский в беседе с М.М.Литвиновым. Он заявил наркому, что Польша не считает возможным заключение договора о взаимопомощи с СССР ввиду того, что она не имеет никакой возможности оказания помощи Советскому Союзу. А договор можно заключать, по мнению Варшавы, только на условиях равноправия[150].
Ему вторил министр иностранных дел Бек, пытаясь оправдать отказ в подписании договора для отпора фашистской агрессии. Он изобрел свою модель отговорки. Польское правительство по-прежнему придерживается твердого убеждения в том, чтобы не участвовать ни в каких соглашениях с одним из своих сильных соседей против другого[151].
Советская сторона неоднократно указывала на несостоятельность этой модели Ю.Бека, которую он ещё любил называть доктриной, наверное, для солидности. М.М.Литвинов говорил тогда, что СССР не предлагал Польше участвовать в какой-либо игре против Германии, настраивать Варшаву против интересов Берлина, против германского народа. Такую позицию не принял бы и Советский Союз. Речь идет о другом, а именно, о борьбе с агрессией Германии[152].
Позиция самого польского правительства определялась общим антикоммунистическим и антисоветским курсом. Варшава выжидала подходящего момента для осуществления своего плана больших территориальных захватов за счет СССР. Оно делало ставку на гитлеровскую Германию, строя свои агрессивные планы в отношении Советского Союза. К этому можно добавить, что руководство Польши неоднократно давало знать А.Гитлеру о том, что Варшава готова выступить на его стороне против Советского Союза. Примером может служить заявление вице-директора политического департамента МИД Польши, которое он сделал в беседе с советником германского посольства в Варшаве 18 ноября 1938 года. Оно звучало так – Польша согласна «выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину»[153].
Спустя некоторое время польский дипломат Каршо-Седлевский в беседе с советником германского посольства в Варшаве повторил эту же мысль, сказав: «Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию». Во время встречи с Риббентропом в Варшаве 26 января 1939 г. Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю[154]. В ответ на поддержку Германией этих претензий он обещал обдумать вопрос о присоединении Польши к антикоминтерновскому пакту[155].
После таких заявлений в Берлине сделали вывод о том, что в случае германо-советского конфликта можно полностью положиться на Польшу. В беседе с немецким журналистом, посол Германии в Варшаве уверенно говорил 13 февраля 1939 года, что Польша будет стоять на нашей стороне.
На взгляд автора, правящие круги Польши вели не только двойную игру, но и всячески демонстрировали свою враждебную Советскому Союзу политику, хотя над миром нависла угроза гитлеровского нападения.
В мае 1939 года Литвинова на посту наркома иностранных дел сменил В.М. Молотов. Эта перестановка была доброжелательно воспринята и в Берлине, и в Варшаве. 8 мая Молотов вызвал посла Гжибовского и напрямую спросил, почему Польше
