Николай Шпанов - Поджигатели. Но пасаран
Оскар вопросительно посмотрел на сидевшего сбоку стола Гаусса. Тот сидел, сцепив сухие пальцы у подбородка, и смотрел куда-то в пространство.
Оскар хорошо помнил, что он перестал писать в тот момент, когда из-под его пера вышло имя Папена, как преемника умершего президента. Да, он это хорошо помнил...
- Господин генерал...
Гаусс продолжал сидеть неподвижно и смотреть так, будто перед ним никого не было.
- Это... это... - запинаясь, бормотал Оскар, не находя нужного слова.
За него продолжил сам Гаусс:
- Это ничуть не хуже того, что вы уже сделали и что еще сделаете.
Гаусс поднялся с кресла коротким, быстрым движением. Оскар так же быстро вышел.
12
Цихауэр держал руку Асты в своей, внимательно разглядывая ее. Потом опустил руку на черный бархат платья, отошел на шаг и, склонив голову набок, еще раз полюбовался. Узкая белая кисть с едва заметной просинью жилок, с тонкими длинными пальцами лежала на бархате, как драгоценное произведение ваятеля.
- Завтра сядем за работу, - сказал Цихауар.
Аста подняла свою руку и с усмешкой посмотрела на нее.
- Это не очень любезно в отношении дамы: не найти в ней ничего лучше рук. А теперь, - она встала с софы, на которой полулежала, - покажи, что ты сделал для отца.
- Мы с ним не сговорились...
Цихауэр взял стоявший у стены большой картон и повернул его лицом к Асте. Аста отшатнулась. То, что она увидела, было ужасно. Написанное художником лицо человека было олицетворением себялюбия, алчности, самодовольства, трусости. В лице не было портретного сходства с ее отцом, и вместе с тем нельзя было ошибиться: это был Вольфганг Винер.
- Завтра я снесу это в магазин, - сказал Цихауэр. - Тот, кто хоть что-нибудь понимает в искусстве, немедленно купит портрет...
- Ты не сделаешь этого!
- Тогда пусть он купит его сам. Тысяча марок - и ни пфеннига меньше! Я не желаю умирать с голоду.
- Я поговорю с ним... - Аста взглянула на часы. - Тебе никуда не нужно ехать?
- А что?
- Здесь Лемке с автомобилем.
- Спасибо... Мне никуда не нужно.
- Ты даже не уговариваешь меня посидеть... - грустно проговорила она.
Он смущенно взглянул на часы.
- Мне еще очень много нужно сегодня сделать!
Она порывисто поднялась и с обиженным видом протянула художнику руку.
Высунувшись из окна, Цихауэр видел, как ее автомобиль завернул за угол, и снова с беспокойством взглянул на часы. Завтра, 19 августа, всегерманский плебисцит. Немцы должны будут сказать, хотят ли они иметь Гитлера преемником Гинденбурга. Весь Берлин, вся Германия были заклеены нацистскими плакатами, призывавшими отдать голос Гитлеру. Никаких других плакатов не было. Но это не значило, что в Германии не осталось людей, которые хотели бы голосовать против Гитлера. Для миллионов людей, голосовавших за коммунистическую партию, она оставалась символом борьбы с гитлеровским террором. Загнанные в подполье коммунисты решили показать немецкому народу, что есть силы, способные к сопротивлению. В течение ночи часть нацистских плакатов должна быть заклеена плакатами коммунистов, а на остальных слова "да здравствует Гитлер" заменены словами "долой Гитлера".
Цихауэру поручили изготовить бумажные полоски со словом "долой". С левой стороны на них вместо фашистской свастики был нарисован кулак "Красного фронта".
Шофер Франц Лемке должен был действовать в паре с Цихауэром. Он обещал привести еще одного парня - сторожить, пока Лемке и Цихауэр будут наклеивать полоски. Им достался трудный район - в самом центре города.
С улицы, как из колодца, поднимался глухой шум. Весь день 18 августа по улицам Берлина маршировали отряды штурмовиков с оркестрами, флагами и плакатами, требующими, чтобы берлинцы голосовали за "фюрера". Вот и сейчас топот подкованных сапог вместе с духотою врывался в растворенное окно мансарды Цихауэра.
После "большой чистки" 30 июня, в которой было истреблено все прежнее руководство СА, штурмовикам разрешили вернуться из вынужденного отпуска, и они с удвоенным рвением принялись за свою погромную деятельность. Далеко не последняя роль принадлежала им в подготовке предстоящих "выборов".
Прошло не меньше получаса, прежде чем явился Лемке. Уже совсем стемнело.
- А я - с автомобилем, - весело сказал он. - Это ускорит дело.
- А ваш парень?
- Разрешите ему войти? - Лемке отворил дверь и крикнул: - Входи, Рупп!
Наличие в экспедиции автомобиля меняло план действий. Было решено: Лемке останется за рулем, чтобы быть готовым в любую минуту тронуться с места, Рупп будет мазать плакаты клейстером, а Цихауэр заклеивать их своими полосками.
- Дай-ка сюда газеты, - сказал Лемке Руппу и спросил, обернувшись к Цихауэру: - Вы еще ничего не знаете?
Цихауэр о улыбкой спросил:
- Свергли Гитлера?
- Он опубликовал завещание Гинденбурга. Покойник назначил его чем-то вроде своего наследника.
Лемке протянул художнику газету.
Цихауэр прочитал:
"Вице-канцлер в отставке господин фон Папен, по поручению генерала Оскара фон Гинденбурга, передал фюреру и рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру пакет, содержащий политическое завещание покойного господина рейхспрезидента генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга. По поручению фюрера господин фон Папен предаст документ гласности.
На собственноручно запечатанном рейхспрезидентом конверте сделана надпись: "Германскому народу и его канцлеру. Мое завещание".
Цихауэр поднял на Лемке смеющиеся глаза:
- Хотел бы я знать, почему же Гитлер тянул с опубликованием завещания целых две недели?
- Говорят, завещание не могли найти, - сказал Рупп.
- Да, его "случайно" нашел полковник, сын президента, - сказал Лемке. И все это публикуется накануне выборов. Ловкий ход!
- Но как же с подписью покойного президента?
Лемке рассмеялся:
- Не думаю, чтобы это было большим затруднением. Говорят, что последнее время все бумаги фабриковал за отца полковник Оскар.
- Вы допускаете?..
- У них - все.
В уголке на электрической плитке Рупп сварил клейстер.
- Пора, - сказал Лемке.
Ему предоставили выбор маршрута. Полагаясь на свое искусство шофера, он избрал наиболее запутанную часть центра. Он считал, что в случае провала погоня скорее бы настигла его на прямых, широких магистралях, а в узких пересекающихся улицах едва ли кто-нибудь угонится за ним.
Миновав Тиргартен, он выехал на Лейпцигерштрассе и в конце ее свернул на Коммандантенштрассе. Район был едва ли не самым опасным. Тут то и дело проходили группы штурмовиков и полицейские патрули. Но тем более необходимо было выполнить задание и показать этим самодовольным прохвостам, что есть еще смелые и честные люди в Германии!
Лемке сделал первую остановку. Рупп выскочил и на бегу мазнул клеем сразу по двум плакатам. Цихауэр ловко приклеил свои полоски.
Лемке останавливался то на одном, то на другом углу... Осмелев, они решили испробовать новую тактику. Рупп и Цихауэр шли по улице, автомобиль медленно ехал в нескольких шагах от них.
Все шло отлично. В карманах Цихауэра оставалось уже совсем мало бумажных полосок, когда Рупп увидел на углу двух полицейских. Он и Цихауэр побежали к автомобилю. Но вдруг Цихауэр вскрикнул: у него подвернулась нога, и он упал.
Рупп бросился к нему.
От перекрестка бежала группа штурмовиков. Лемке понял, что прежде чем Цихауэр и Рупп успеют сесть в автомобиль, их настигнет погоня. Он дал задний ход, чтобы сократить расстояние. Рупп втолкнул Цихауэра в машину и вскочил сам. Лемке видел, как наперерез штурмовикам бежало несколько рабочих-пикетчиков.
Через минуту автомобиль мчался полным ходом. А свалка, начавшаяся в узкой, кривой Себастьяненштрассе, привлекала все новых и новых участников. Хотя этот район и не был рабочим и здесь не могло быть большого числа прохожих, способных оказать штурмовикам сопротивление, победа последним далась не легко. В штурмовиков летели камни, палки, пустые бутылки...
С воем сирены в улицу въехал полицейский автомобиль. Вместе с шупо в драку вмешались эсесовцы. Эти не привыкли стесняться! Замелькали дубинки.
13
Американское "просперити" 20-х годов имело своеобразные последствия для ряда родовых поместий аристократов Старого Света. Их старинные замки были разобраны по камешку, упакованы со всем, что в них было, - от гобеленов до привидений, - и перевезены за океан, в резиденции американских миллионеров.
Не все замки совершили такое далекое путешествие. Некоторые из них были перенесены лишь на сотню-другую километров, в более живописные места. Были, наконец, и такие, которые остались на месте в увеличенных в пять, в десять раз поместьях.
Подобного рода судьбы постигли старинные родовые гнезда аристократии во многих странах Западной Европы: в Германии, Франции, Австрии и даже в Англии и Шотландии.
