Юрий Сенкевич - Путешествие длиною в жизнь
Расстроенный, я сменился с дежурства и пошел домой. Но снова встретил того офицера, который накануне сообщил о приезде генерала. Узнав, что мне не удалось попасть к нему, этот энергичный парень стал меня успокаивать: "Еще не все потеряно! Пойдем в столовую!" - "Зачем?" Он объяснил свой очередной план: "Столовая рядом с гостиницей. Узнаем у официантки, которая носит генералу еду, один он сейчас в номере или у него кто-то есть".
Так и сделали. Попросили официантку отнести Толубко минеральной воды: "Узнай, что он делает. И один или нет". Она вернулась: "Ничего не делает. Просто сидит и читает". Тогда приятель говорит: "Иди, не будь дураком! Ну выгонит он тебя, не умрешь же ты от этого!.."
И я решился. Но идти мне, старшему лейтенанту, к генерал-полковнику без вызова, да еще через голову непосредственного начальства?.. В армии с этим строго. Вхожу, спросив, как положено, разрешения. "Что у тебя?" - "Да вот, я врач..." - "Вижу, что врач. Как твоя фамилия?" - "Сенкевич". И тут я сразу почувствовал, что у него в глазах что-то промелькнуло - он словно начал вспоминать...
В общем, я все рассказал Владимиру Федоровичу: про семейное положение - жена в Москве, дочь в Ленинграде, я здесь; про занятия наукой, про запрос из Института авиационной и космической медицины. Когда я назвал фамилию директора института Волынкина, генерал окончательно все вспомнил: "Если институт в тебе заинтересован, я тебя здесь задерживать не буду. Приезжай ко мне... Все решим". Помню, что я уточнил: "Как, можно приехать прямо к вам?"
Я решил ковать железо, пока горячо. Пошел за разрешением к командиру полка, но тот еще был в отпуске, его заместитель не знал, что командир говорил с моим отцом о возможном моем переводе. Тогда я бросился к своему старшему врачу Леониду Зылькову: "Отпусти меня в Москву!" - "Какая Москва! Ты нужен здесь - видишь, идет ремонт медпункта!" - "Леня! О чем ты говоришь? Тут судьба решается..." Леня отправил меня к вышестоящему начальнику. Того тоже не было на месте. Пришлось идти к его заместителю, который не был в курсе моих дел. Начал ему объяснять: "Генерал Толубко приказал мне..." Такого вопроса сам он не мог решить и отправил меня к командиру дивизии... Казалось, конца этой лестнице наверх не будет.
Но делать нечего - пошел. Конечно, и командира дивизии генерала Уварова на месте не оказалось - он объезжал ракетные площадки. Невезение просто преследовало меня, но я решил стоять до конца и дождаться генерала около штаба. Через какое-то время он подъехал. Обращаюсь по форме:
- Товарищ генерал, старший лейтенант Сенкевич...
- Время! Вы пришли не в приемное время!
- Я был у генерал-полковника Толубко... Генерал-полковник приказал приехать... - И тут генерал Уваров "выдал":
- Что, клизму ему ставил?
- Да нет, я был по личному вопросу... Он приказал приехать...
- Это он тебе приказал, а меня может и наказать... Ладно, пойдем разберемся.
Иду за ним, смотрю, генерал хромает - подвернул ногу, когда осматривал площадки, где строили шахты для ракет. Ворчит:
- Вот вы, врачи! Ничего не можете сделать с ногой!
- Как ничего не можем? Вам нужен покой и тепло для ноги. А сейчас нужно бы заморозить, наложить тугую повязку.
- Вот, видишь, ты-то знаешь, а эти черти не знают... Прикажу позвонить, чтобы привезли из лазарета все необходимое...
Я понял, что теперь он сам меня не отпустит. Потом пришлось рассказать ему все, о чем я уже рассказывал генералу Толубко, только с тем дополнением, что запрос на меня приходил, но из нашей части почему-то сообщили, что я недостоин работать в Институте авиационной и космической медицины, хотя командир полка этого запроса в глаза не видел, а в разговоре с моим отцом характеризовал меня с положительной стороны...
Генерал Уваров прервал меня:
- А ну-ка подожди! Начальника отдела кадров ко мне!
Тот быстро явился.
- К тебе запрос на старшего лейтенанта Сенкевича приходил?
Кадровик замялся, стал бормотать что-то невразумительное.
- Так приходил или нет?
- Так точно, приходил.
- И что ты ответил?
- Да вот я... это самое... передал медикам...
- А что они ответили?
- Да я не знаю...
- Чего ты не знаешь? Вон отсюда! Кругом! - Потом обратился ко мне. Ладно, старший лейтенант, даю тебе неделю. Поезжай, хотя сам знаешь, какое сейчас время. Никаких отпусков не положено. Но тебе по тяжелым семейным обстоятельствам даю...
А время тогда было действительно сложное - шел октябрь 1962 года, назревал Карибский кризис в отношениях с США из-за Кубы и все ракетные войска были приведены в состояние готовности № 1.
Я помчался на свой медпункт, чтобы предупредить Леонида, потом бросился домой, скорехонько собрал вещички (чтобы начальство не передумало) и рванул в Москву. Приехал и сразу же стал дозваниваться до Ленинграда, рассказал все отцу. Потом позвонил в институт Ювеналию Михайловичу. Он пригласил меня на следующий день к себе, сказал, что все документы, необходимые для моего перевода, подготовлены, и направил меня в Перхушково, где находился командный пункт Толубко. Поехал. Генерал-полковника на месте не оказалось - он был в отъезде, и когда должен был вернуться, мне никто не мог сказать.
Я ездил со своими документами в Перхушково, как на работу: Белорусский вокзал, электричка, проходная командного пункта, потому что дальше меня не пропускали. Но я решил ждать приезда Толубко около проходной сколько потребуется. И дождался его на четвертый день. Владимир Федорович принял меня, написал на запросе из института свою резолюцию, потом вызвал какого-то офицера: "Оформляйте перевод старшего лейтенанта в институт генерала Волынкина".
Окрыленный, я вернулся в Выползово, чтобы сдать дела своему младшему врачу Русланбеку. Вот уж кто наверняка радовался моему отъезду так же, как и я: больше некому было ловить его на непрофессионализме... Осенью 1962 года для меня началась другая жизнь...
"ЕСЛИ ЗВЕЗДЫ ЗАЖИГАЮТ..."
"...Значит - это кому-нибудь нужно?.."
В самом конце 1962 года я обосновался в Москве, в районе Грузинских улиц, где у Ирмы имелась своя комната в коммунальной квартире. Нашими соседями была еще одна семья, так что жить было можно. Тем более что мы должны были вскоре переехать в отдельную квартиру: строительство нашего кооперативного дома на Бережковской набережной уже шло.
Я рвался приступить к работе в институте - так меня влекло интересное дело. Но когда я явился туда, то до приказа о моем зачислении был посажен в отдел кадров заполнять какие-то документы: шла аттестация сотрудников института. На этой же неквалифицированной для врача работе оказался и мой сокурсник Слава Богдашевский, которого тоже перевели в Институт авиационной и космической медицины, правда, с гораздо меньшими трудностями, чем меня. Ростислав после окончания нашей академии попал в десантные войска, работал в своей части хирургом и стал заниматься парашютными прыжками. Его там приметили и пригласили в институт.
Но вот в Москве у Ростислава начались трудности. Хотя он был москвич, здесь жили его родители, его не прописывали вновь в их квартиру, так как до этого он с женой жил в Ленинграде. Вот такие тогда были порядки: москвич, уехавший учиться в Ленинград и женившийся там на ленинградке, терял свое право на прежнюю жилплощадь. У меня с пропиской проблем не было: я приехал жить к жене, требовалось только время на канцелярскую волокиту.
Именно из-за задержки с оформлением нашей прописки задерживался и приказ о зачислении нас в институт. Но то время, которое мы со Славой провели за оформлением аттестационных документов в отделе кадров, нельзя было назвать потраченным без смысла - мы получили общее представление о том, куда попали, о многих из будущих своих возможных коллег, их профессиональном уровне. Из-за сложностей с пропиской в Москве Ростислав Богдашевский через некоторое время ушел работать в Центр подготовки космонавтов в подмосковной Чкаловской, и я остался один.
Вскоре меня вызвал к себе начальник отдела кадров и, выяснив, что я хотел бы заниматься физиологией, сказал, что предложит мою кандидатуру некоторым руководителям лабораторий: "Кому вы подойдете, туда вас и направим". Через какое-то время мне сказали, что надо явиться в такой-то корпус, в такую-то комнату к подполковнику Какурину. Пришел, спросил о подполковнике Какурине.
- Сейчас его нет, но скоро должен прийти.
В этот момент открывается дверь и в комнату стремительно влетает молодой, высокий, широкоплечий, красивый мужчина в свитере (все мы были в военной форме):
- Здравствуйте! Сенкевич? А я Какурин Леонид Иванович. - Он рассказал, что занимается физиологией труда космонавтов и предложил: - Если хочешь, можешь работать в нашей лаборатории. Думаю, что тебе будет интересно.
Конечно, я согласился. И не только из-за тематики своей будущей работы - я был буквально очарован Леонидом Ивановичем. Мне понравилось, что он был одет не в форму, что вел себя свободно, естественно, без чинов. Он тогда не сказал, что уже знал обо мне. Как и я, Какурин был выпускником нашей академии, а его тесть когда-то учился вместе с моим отцом. Мир оказался тесен...
