Ефим Грекулов - Православная церковь — враг просвещения
Через 100 лет после выхода этой книжонки с таким же призывом обратился екатеринбургский епископ Арсений. В письме от 21 марта 1908 г. он советовал учителям при ознакомлении учеников с системой Коперника не придавать ей «безусловной справедливости». А в 1914 г. балахнинский священник Иов Немцев в своей книжке «Круг земли неподвижен, а солнце ходит» называл астрономию «одной несообразностью». Он опровергал систему Коперника цитатами из библии и творений отцов церкви18.
В связи с подготовлявшейся реформой средней школы духовенство выступило с резкой критикой всей системы преподавания. Оно пыталось доказать, что изучение естествознания и других предметов не только не имеет воспитательного значения, но действует отрицательно на нравственность молодёжи. Настаивая па перестройке преподавания естествознания, духовенство ссылалось на библейский текст: «небеса поведают славу божью и творение руку его возвещает твердь», т.е., что изложение вопросов естествознания не должно находиться в противоречии с библейскими рассказами о сотворении мира и человека.
Министерство просвещения также стремилось усилить влияние религии в школе в ущерб науке. Председатель учёного комитета министерства проф. А. И. Георгиевский в книге «Предположенная реформа средней школы», вышедшей в 1902 г., писал, что опасения от неверия можно достичь только путём усиления преподавания религиозной идеологии. «Надо поставить религиозное образование на твёрдую научную почву, — утверждал он, — привлечь его [учащееся юношество] к чтению слова божьего в подлиннике, приохотить к ясному уразумению церковных молитв, песнопений и вообще богослужения через сличение церковнославянских текстов с греческими подлинниками, заохотить также чтением в подлиннике избранных творений св. отцов»19.
Георгиевский настаивал на приведении в согласование сведений из естественных наук, русского языка, истории с учением православной церкви и на усилении церковности в средней школе, путём распространения на неё строя церковноприходской школы. Реакционные взгляды Георгиевского встретили полную поддержку и сочувствие со стороны духовенства20.
Проект реформы средней школы по требованию Николая II был передан для просмотра обер-прокурору синода и петербургскому митрополиту Исидору. Николай ожидал от синода поправок, направленных на усиление религиозного воспитания, «чтобы в школе, — писал он в июне 1902 г. — с образованием юношества соединялось воспитание его в духе веры, преданности престолу и отечеству»21.
В. И. Ленин в статье «Признаки банкротства», разоблачая всю лживость правительственных посулов в области образования, писал: «Мы, революционеры, ни на минуту не поверили в серьёзность обещанных Ванновским реформ. Мы не переставали твердить либералам, что циркуляр "сердечного" генерала и рескрипты Николая Обманова представляют лишь новое проявление все той же либеральной политики, в которой самодержавие успело искуситься за 40-летний период борьбы с "внутренним врагом", т.е. со всеми прогрессивными элементами России»22.
Несмотря на царские «посулы», система образования продолжала носить антинародный характер, являлась орудием духовного порабощения народа.
Напуганный подъёмом революционного движения, Николай Романов в феврале 1903 г. издал манифест, в котором, обещая улучшить материальное положение православного духовенства, настаивал на усилении его влияния в семье и школе.
Разоблачая подлинный характер царского манифеста «Об усовершенствовании государства», Петербургский комитет РСДРП в своей листовке от 26 февраля 1903 г. писал, обращаясь к духовенству: «Молитесь же, господа попы, молитесь усердно за своего благодетеля батюшку - царя, набивайте головы ваших учеников православно - самодержавными баснями вместо науки да и во имя "заветов веротерпимости" вместе с жандармами посматривайте за всякими раскольниками. Долг платежом красен!»23.
5
Средняя школа была пропитана церковностью. Правила 1874 года для учеников гимназии, провозгласив цель обучения — «возрасти создателю во славу, родителям на утешение, церкви и отечеству на пользу», определяли и круг религиозных обязанностей учащихся в школе: обязательное посещение церкви, обязательная исповедь с представлениям свидетельства, содействие в «благолепии» богослужения, участие в церковном хоре24. Перед началом занятий ученики собирались в актовом зале на молитву, продолжавшуюся 15 и более минут.
Необходимо было посещать церковь в праздничные и воскресные дни. Для усиления контроля за исполнением этой повинности в 90-х годах XIX в. при гимназиях и реальных училищах стали усиленно строиться домовые церкви. От учеников требовалось «благоговейное» посещение церковных служб. По отношению к тем, кто тяготился этой повинностью, применялись строгие меры, вплоть до исключения. В симбирской гимназии директор Вишневский — «плохой классик, но религиозный до фанатизма» — устраивал на учеников облавы. Пропустившим церковную службу снижалась отметка по поведению25.
В тверской гимназии, по рассказам одного учителя, «учеников гнали в церковь; согнавши туда, два надзирателя смотрели, чтобы ученики не ушли»26.
От посещения церкви в воскресные и праздничные дни не избавлены были и учителя. Гимназическое начальство нетерпимо относилось к тем педагогам, которые пропускали церковную службу; оно считало, что это оказывает дурное влияние на учеников. Священник-законоучитель следил за тем, как учителя исполняли эту повинность, и доносил о нерадивых гимназическому начальству.
Директор гимназии выговаривал учительнице, уволенной за несоблюдение церковной повинности: «Да ведь я намекал вам тогда…, ну относительно религиозности, нехороший пример… Не бывали в гимназической церкви… бравировали; помните, одной ученице сказали, что не грех выпить перед причастием чаю»27.
Школьные правила 1874 года предлагали насаждать церковное пение в школе, организовывать ученические хоры. «Хорошее церковное пение, — указывалось в правилах, — одно из важнейших условий для поддержания молитвенного настроения духа»28. В гимназиях вводилось церковное пение, организовывались ученические хоры, учеников привлекали к участию в церковных службах, их заставляли читать «выразительно» евангелие, апостольские послания и молитвы. Все это не способствовало, однако, повышению религиозности учеников, а часто вызывало у одних отвращение к религии и её обрядам, у других развивало ханжество и лицемерие.
Один ученик, прислуживавший в алтаре гимназической церкви, рассказывал, что ему было противно помогать попу одеваться в церкви и целовать ему, как тот требовал, руку. «Точно лакей», — возмущался он. Другой ученик, привлечённый к чтению на клиросе, говорил, что эта повинность его очень угнетала, так как на неё нужно было затрачивать много времени. «Чтение на клиросе меня донимало, — рассказывал он. — Священник требовал читать по-дьячковски, а мне было стыдно. А главное — времени на подготовку уходило много… Ну и ругался я тогда!» «Читать псалтырь, — продолжал он, — нужна большая сноровка. Главная хитрость — чтобы врать без запинки и не краснея. Если соврёшь гладко, о. Дмитрий смолчит. А если смутишься, — тогда беда»29.
Одной из главных религиозных обязанностей учеников считалось «говение» — исповедь. Будучи средством воспитания учеников в духе православия и монархизма, исповедь преследовала и чисто полицейские цели: посредством исповеди священники выведывали о настроениях среди учащихся, нет ли у них серьёзных проступков против православия и самодержавия.
Атмосфера сыска, существовавшая во время исповеди, хорошо передана в корреспонденции, полученной «Искрой» из Ярославля. Говоря, что попы это «первые и самые верные слуги царско-полицейской политики», корреспондент «Искры» в заметке «Учителя и попы в роли жандармов» писал: «На страстной неделе священник Ярославской гимназии исповедовал ученика 4-5 класса. В числе вопросов, предложенных гимназисту, был и такой: "Не читал ли нелегальных книг?" "Читал!" — "От кого получил?" "От такого-то". — "Не давал ли кому-нибудь?" "Давал". — "Читать самому грех ещё не большой, а вот другим давать не годится", — закончил свою исповедь батюшка. На следующий день он доложил обо всём директору; последний вызвал всех на допрос»30.
В «Записках старого педагога», вышедших в 1909 г., рассказывается, с какой ненавистью выполняли ученики исповедную повинность: «Назойливый контроль, — писал учитель, — холод казённой обстановки, присутствие нелюбимых педагогов и возможность ежеминутных с ними столкновений, неуважение и даже презрение к своему законоучителю-духовнику — все это, конечно, не могло создать хотя бы самый слабый намёк па религиозное настроение говеющих»31.
6
