Дмитрий Иловайский - Разыскания о начале Руси (Вместо введения в русскую историю)
Эта Русь может разъяснить нам отношения к Корсуню. Если б она была не более как нормано-русская колония, основанная во времена Святослава или Владимира св., то каким образом Киевские князья могли удерживать за собой такое далекое владение, отрезанное от Киевской Руси степями и кочевыми народами? Надобно было держать в покорности туземное население и в то же время защищаться от Казар, Печенегов и Греков; для этого требовались сильный гарнизон и постоянные подкрепления из Киева. Между тем, наоборот, уже сын Владимира св. Мстислав Тмутраканский является таким могущественным князем, который громит соседние народы, одолевает своего старшего брата Ярослава Киевского и захватывает себе все русские области на востоке от Днепра. По всей вероятности, до прихода Печенегов и Половцев пределы Тмутраканского княжества на севере почти сходились с пределами Чернигово-Северской земли, и тогда понятны будут их связи, о которых еще живо помнит автор Слова о Полку Игореве. В то же время на юге, в восточной части Крыма, пределы Тмутраканской Руси сталкивались с Византийскими владениями. Напомним отрывок (помещенный в издании Льва Диакона) из донесения неизвестного по имени греческого начальника в Крыму о его войне с каким-то варварским народом. Предводитель этого народа, напавший на Греков, владеет страною к северу от Дуная; между тем обитатели соседней крымской области, как свидетельствует письмо, суть единомышленники этого варварского народа. Нельзя не узнать здесь Руси; а под князем тут можно подразумевать Игоря или Святослава, или Владимира. Эти сближения проливают свет на темные доселе слова Игорева договора: "А о Корсуньстей стране, елико же есть городов в той части, да не имать волости князь Русский, да (не) воюет на тех странах, и та страна не покоряется вам". Там же, ниже, ставится Руси в условие не пускать Черных Болгар воевать Корсунскую страну и не грабить греческие суда, выброшенные на берег. Все эти условия возможны были только при существовании Руси у самого Черного моря и вполне согласуются с арабскими известиями о Русском приморском народе. Тогда не покажется странным и известие Льва Диакона о том, что Игорь после своего поражения Греками воротился не в Киев, а в Киммерийский Боспор, и вообще более понятными для нас сделаются морские предприятия Руссов против Византии. В договоре Цимисхия с Святославом опять русский князь обязуется не нападать на область Корсунскую. Ясно, что эта область соседила с Русью и что последняя пыталась завоевать ее. И действительно, опасения Византийцев сбылись: при Владимире Корсунь была завоевана Русью. Мы видим в этом завоевании не какое-то случайное, отрывочное предприятие Киевского князя. Нет, это было следствие давних и притом соседственных отношений. В связи с этими отношениями должно находиться и известное сказание о нападении Руссов на Сурож (в житии Стефана Сурожского).
Обратим внимание на интересный рассказ Константина Багрянородного о продолжительной борьбе между Боспорянами и Херсонитами. Во главе Боспорян стояла династия Савроматов. Очевидно, Сарматы, завладевшие древним Боспорским царством, стремились завладеть и последним оплотом эллинизма в Крыму, то есть Херсонесом Таврическим. Всматриваясь ближе в отношения Таманской Руси к Корсуню, нельзя не прийти к тому заключению, что их враждебные отношения суть продолжение той же борьбы, о которой рассказывает Константин Багрянородный. А если мы возьмем во внимание, что к Сарматским народам древние писатели относили племя Роксалан (т. е. Руссов), что Роксалане еще в 1-м веке до Р. X. встречаются около Азовского моря, где они воевали с Митридатом Понтийским, тогда нам не нужно будет выводить из Скандинавии русскую колонию на берега Азовского и Черного морей.
Повторяем, при существовании Азовской и Черноморской Руси нам понятны будут отдаленные походы Руссов на восток, в Каспийское море и в Прикавказские страны - походы, совершавшиеся в числе нескольких десятков тысяч. Мы думаем, что и та торговая колония Руссов в Итиле, о которой упоминают Арабы, принадлежала Азовским, а не Днепровским Руссам. Наконец, только существование Азовско-Черноморской Руси объяснит нам, почему вообще Русь в начале нашей истории является народом преимущественно мореходным. Морские походы Киевских Руссов совершались, конечно, с помощью их приморских родичей. Замечательно, что прекращение этих походов совпадает с появлением Половцев, которые постепенно отрезали Киевскую Русь от ее приморских соплеменников; между тем торговые караваны продолжали еще ходить из Днепра в Византию и обратно.
Когда составлялся наш летописный свод, Черноморская Русь приходила уже в забвение; поэтому весьма могло быть, что в рассказах о первых князьях она смешивалась с Киевскою Русью. Особенно это можно сказать относительно эпизода об Оскольде и Дире. Этот летописный эпизод весьма сомнительного свойства. Во-первых, что означают тут два имени, столь тесно связанные и всегда неразлучные? Во-вторых, Византийцы не называют предводителей Руси, напавшей на Константинополь в 865 г.; затем они рассказывают об обращении этих Руссов, об их посольстве в Рим и Константинополь по вопросу о вере, о чуде с Евангелием; причем говорят постоянно об одном князе, а не о двух. Наши летописи рассказ о нападении на Константинополь в 865 г. почти буквально взяли из византийских хронографов, но присоединили к нему Оскольда и Дира. Очень могло быть, что названия какихлибо киевских урочищ, вроде Оскольдова могила и Дирова могила, могли послужить основанием к сказанию об этих двух витязях, то есть подобно тому, как названия Киев, Хоревица и Щековица послужили основою для легенды о трех братьях, когда-то княживших между Полянами. Составитель летописного свода связал Оскольда и Дира с легендой о призвании Варягов и о переходе их из Новгорода в Киев. Замечательно, что другого действительно исторического лица с именем Оскольда Русская история не знает, так же как она не знает ни Щека, ни Хорива. Рассказы о посольстве нескольких мужей для испытания обряда наши летописцы относят к тому князю, который окончательно утвердил христианство в Киеве, то есть к Владимиру; между тем как восточный обряд еще прежде Киева мог утвердиться между Азовско-Черноморскими Руссами, в особенности по соседству с Корсунем. Что касается до пришествия Олега из Новгорода в Киев, то если бы и действительно он княжил сначала в Новгороде, это нисколько не доказывает его норманство. Он мог быть сначала удельным князем Новогородским, и потом перейти на Киевский стол, как это повторилось с Святославом, Владимиром и Ярославом. Он мог оружием или хитростью захватить Киевский стол, чему бывали и другие примеры. Все это могло быть без всякого призвания князей из Скандинавии. Замечательно, что Длугош, имевший под руками старые русские летописи, ничего не знает о пришествии Оскольда и Дира из Скандинавии; напротив, он говорит о них, как о потомках Кия. То же самое и Стрыйковский, который Оскольда называет Осколод. Никоновская летопись и Степенная книга также не говорят о пришествии Оскольда и Дира с севера. Известно их выражение по поводу нападения Оскольда на Константинополь: "С ними же бяху роди нарицаемии Руси, иже и Кумани, живяху в Евксинопонте". Конечно, это своды позднейшие: но вопрос заключается в их источниках (См. Обз. Хроногр. А. Попова).
В числе тех легенд, которыми украшено начало нашей летописи, обратим внимание на первое столкновение Полян с Хазарами. Поляне дают им по мечу с дыма. Эти обоюдоострые мечи совершенно согласуются с мечами Руссов по описанию Ибн-Фадлана. Может быть, и самая летописная сага возникла для указания на это различие русского меча и хазарской сабли. Хазары наложили на Полян, Северян и Вятичей дань по беле и веверице с дыма. По некоторым спискам почти ту же дань платили Варягам северные Славяне. Мы позволим себе сблизить эти известия с тем местом Слова о Полку Игореве, где говорится, что во время княжеских междоусобиц "погании (Половцы) сами победами нарищуще на Русскую землю, емляху дань по беле от двора". (А может быть тут под погаными разумеется Литва, а не Половцы?) Но для нас замечательно такое почти буквальное совпадение даней хазарской, варяжской и половецкой. Могло быть, что воспоминание о последней, то есть о половецкой (или литовской) дани перенеслось в летописном своде на Хазар и Варягов. Мы сомневаемся, чтобы Хазары в IX веке владели Приднепровьем. Из слов летописи видно, что известие о Хазарской дани относится к тому времени, когда, наоборот, Хазары находились в подчинении у Руссов ("володеют Козарами Русские и до днешнего дне"). И что это за земля? Если летопись составилась в начале XII века, то какими Хазарами Русские тогда владели? А против кого Хазарский хаган укреплял свои границы на западе и с помощью Византийцев построил на Дону Саркел в первой половине IX века? Мы думаем столько же против Печенегов, сколько и против Руссов. Но эта твердыня, повидимому, мало оказала помощи; известны последующие походы Руссов на востоке сквозь Хазарскую землю и разорение Саркела Руссами2.
