История России. Московско-царский период. XVI век - Дмитрий Иванович Иловайский
Едва ли не самую крупную литературную силу Московской Руси XVI века представляет архиепископ Новогородский, а потом митрополит Московский Макарий, как известно, вместе с Сильвестром и Адашевым составлявший род триумвирата, знаменитого своим благотворным влиянием на молодого Ивана IV в блестящую пору его царствования. Макарий много трудился над упорядочением внешней, обрядовой стороны в нашей Церкви, над устранением из нее всяких неблагочестивых обычаев и явлений; чему наглядным свидетельством служит известный Стоглав, в котором ему принадлежали и почин, и главная деятельность. Но более всего Макарий любил книжное дело. Из его собственных произведений дошло до нас небольшое количество красноречивых слов и поучений, относящихся преимущественно ко времени покорения Казани. Главное же его значение основано на собирании книжного материала и возбуждении многих делателей на литературной почве. По преимуществу сильный толчок он сообщил тому отделу духовной словесности, который посвящен был житиям святых.
Естественно, что вместе с распространением монашества и размножением монастырей на Руси росло и стремление к православию святых подвижников, особенно тех, которые положили начало какой-либо обители. Стремление это выражалось не только в составлении новых житий, но и в переработке или в обновленной редакции старых. Под влиянием возникшего в предыдущую эпоху украшенного риторического стиля и усиленного легендарного направления прежние более простые и более правдивые сказания о святых подвижниках переделывались на более украшенные как по изложению своему, так и по содержанию. Для последней стороны обыкновенно служили легенды о посмертных чудесах святого. На поприще русской агиографии в последней четверти XV и в первой половине XVI века заслуживают внимания, во-первых, труды старца Паисия Ярославова, некоторое время игумена Троицкой лавры, сотоварища Нила Сорского на соборе 1553 года в борьбе с защитниками монастырского землевладения: ему принадлежит любопытное сказание или летопись о Спасо-Каменном монастыре (в Ку-бенском краю), составленные на основании старых монастырских записок и устных преданий. Далее выдаются: житие Пафнутия Боровского, написанное его постриженником, ростовским архиепископом Вассианом, братом Иосифа Волоцкого, и житие соловецких угодников Зосимы и Савватия. Сие последнее служит наглядным примером указанного стремления к украшенному изложению и легендарным дополнениям. Инок Соловецкого монастыря Досифей, по благословению новогородского архиепископа Геннадия, составил житие Зосимы и Савватия. Досифей сам был учеником Зосимы и притом пользовался рассказами об этих угодниках сподвижника их старца Германа; следовательно, составленное им житие носило черты достоверности и правдивости. Но оно было написано слишком просто и слишком грубо по понятиям того времени; Досифей не решался представить свой труд владыке и искал человека, который мог бы его писание украсить надлежащим образом. Такового он нашел в Ферапонтовой обители в лице заточенного там бывшего киевского митрополита Спиридона, и последний действительно украсил житие цветами риторики; тогда оно было представлено Геннадию и удостоилось его одобрения. Но обработка этого жития продолжалась и после того: один из соловецких игуменов первой четверти XVI века, Вассиан, дополнил его рассказами об иных чудесах; а около половины сего века игумен Филипп (потом знаменитый митрополит Московский) прибавил еще новые чудеса.
Толчок, данный русской агиографии митрополитом Макарием, находился в связи с церковными соборами 1547 и 1549 годов. На этих соборах, как известно, совершена была общецерковная канонизация многих русских подвижников, дотоле местночтимых. Но мало было признать святым такого-то подвижника; надобно было установить ему празднество с чтением его жития и пением канонов при церковном богослужении. По поручению митрополита началось деятельное собирание по епархиям и приведение в известность всякого рода записок и преданий о русских чудотворцах, пользовавшихся почитанием. Собранный материал подвергался пересмотру, приведению в порядок и дальнейшей обработке; причем и существовавшие уже прежде жития переделывались и дополнялись согласно новым требованиям агиографического искусства. Сочинение канонов и обработка житий поручались людям (преимущественно из иноков), обладавшим способностью писать витиеватым, украшенным стилем. Большую часть — если не все — старых и новонаписанных житий (приблизительно до половины XVI в.) митрополит Макарий внес в свой огромный сборник, известный под именем Великие Четьи минеи. Уже будучи архиепископом Новогородским, он усердно собирал сказания о русских святых; для чего — как говорит в предисловии к своему сборнику — и сам трудился, и нанимал многих писарей, не щадя на них серебра и всяких издержек. В своих Четьях минеях Макарий помещал русские жития и духовные повести наравне с житиями греческих святых и Отцов Церкви, вместе с похвальными им словами, а также со многими их творениями, существовавшими в славянских переводах. Содержание сего сборника большей частью распределено по тем месяцам и числам, в которые праздновалась память святого. Таким образом, эти мака-рьевские минеи, заключая в себе собранную воедино значительную часть древнерусской письменности, представляли для своего времени род духовно-литературной энциклопедии и давали обширный материал для чтения русским людям.
Сильное оживление и распространение агиографического отдела русской письменности около половины XVI века наглядно отразилось на содержании дошедших до нас рукописных сборников. Дотоле жития святых встречаются в них довольно редко; с этого же времени они стали преобладать над другими отделами письменности и сделались предметом усердной переписки; причем переписчики впоследствии не стеснялись требованием точности и часто сокращали или дополняли их по своему усмотрению. Отсюда явилось большое разнообразие в редакциях одних и тех же житий по разным их спискам. В ту же макарьевскую эпоху окончательно выработались общие приемы и правила для составления житий и прославления подвижников, именно те приемы, которые сообщили последующей агиографии такое утомительное однообразие и малосодержательность. Тут менее всего обращалось внимания на воспроизведение достоверных и местных черт из жизни подвижника; жизнь его передавалась общими туманными и витиеватыми выражениями, а главное внимание обращалось на собирание и передачу легенд о посмертных чудесах, преимущественно о разных исцелениях при гробе святого; на этих чудесах, конечно, основывалось и большее или меньшее его почитание среди населения, то есть большее или меньшее стечение богомольцев, столь желанное для местного монашества или клира. Таким образом, русская агиография XVI века представляет значительный упадок сравнительно с более древними житиями, особенно допахомиевой эпохи, житиями более правдивыми и безыскусственными. Доказательство тому представляют те немногие агиографические произведения, которые дошли до нас и в древнейшем своем виде, и в более поздней редакции или в переделке. Наглядным примером такой переделки служит, например, житие новгородского юродивого Михаила Клопского. Макарий, в то время новгородский владыка, был недоволен его житием, весьма просто изложенным. В Новгород случайно приехал из
