Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Многие критики, литературоведы, биографы отмечали, что А. Куприн – «стихийный талант», он описывает то, что сам видел и перечувствовал. «Почти все мои сочинения – моя автобиография. Я иногда придумывал внешнюю фабулу, но канва… вся из моей жизни», – писал А. Куприн в 1906 году в письме С.А. Венгерову (См.: Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. 1883–1907. Минск, 1983. С. 15).
Исследователи творчества А.И. Куприна потратили много сил, чтобы установить имена реальных действующих лиц, послуживших прототипами персонажей «Поединка», наглядно доказав высказывание А. Куприна, что все его сочинения – это его автобиография. «Поединок» понравился В.В. Стасову, И.Е. Репину, В.В. Буренину, который в газете «Новое время» дал высокую оценку повести, породил полемику в обществе, увидевшей в повести тенденциознейшую направленность.
Исследователи так и не нашли прототипов Ромашова и Назанского, а в итоге совершенно правильно посчитали, что Ромашов – это Куприн 1894 года, а Назанский – это Куприн 1905-го и спор между ними – это спор сегодняшнего Куприна со вчерашним.
Вскоре А. Куприн отходит и от М. Горького, и от «Среды», сближается с писателями, которые осудили революцию 1905–1907 годов. В 1905 году Куприн был в Севастополе и наблюдал, как царская армия подавляла мятеж на крейсере «Очаков», как прятали спасшихся моряков, как расстреливали сопротивлявшихся. В очерке «События в Севастополе» (Наша жизнь. 1905. 1 декабря) А. Куприн правдиво описал события, оскорбившийся вице-адмирал Чухнин подал на него заявление в суд. В 24 часа А. Куприн должен был покинуть Севастополь.
Все накопившиеся за эти месяцы впечатления и переживания А. Куприн воплотил в рассказах «Штабс-капитан Рыбников» (Мир Божий. 1906. № 1), «Река жизни» (Мир Божий. 1906. № 8), «Обида» (Страна. 1906. 24 сентября), в которых подводит итоги своих наблюдений: революционные настроения повсюду гаснут, наступает разочарование и отрезвление. В 1907 году писатель расторгает брак с Марией Карловной, а через год, в 1909 году, состоялось венчание с Елизаветой Гейнрих. В эти годы А. Куприн опубликовал такие рассказы, как «Гамбринус» (Современный мир. 1907. № 2), «Изумруд» (Шиповник: Альманах Кн. 3. СПб., 1907), «Мелюзга» (Современный мир. 1907. № 12), «Свадьба» (Зарницы: Сб. Вып. 1. СПб., 1908), «Морская болезнь» (Жизнь: Альманах. Т. 1. СПб., 1908), «Суламифь» (Земля: Сб. Кн. 1. М., 1908), «Гранатовый браслет» (Земля: Сб. Кн. 6. М., 1911), – здесь и неиссякаемая любовь еврейского музыканта Сашки к музыке, которую невозможно победить никаким насилием, здесь и самоубийство студента, участника революционных событий, здесь и огромная тяга писателя к изображению трагической любви, пустой, никчёмной, но такой живой и впечатляющей. Исследователи и биографы называют «Гамбринус» одним из лучших произведений А. Куприна. И он действительно высказал здесь одну из главных своих художественных мыслей, которые явственно проявились после возвращения солдат и офицеров после Русско-японской войны и подавления революции: «Победители проверяли свою власть, ещё не насытясь вдоволь безнаказанностью. Какие-то разнузданные люди, в маньчжурских папахах, с георгиевскими лентами в петлицах курток, ходили по ресторанам и с настойчивой развязностью требовали исполнения народного гимна и следили за тем, чтобы все вставали. Они вламывались также в частные квартиры, шарили в кроватях и комодах, требовали водки, денег и гимна и наполняли воздух пьяной отрыжкой… Человека можно искалечить, но искусство всё перетерпит и всё победит» (Избр. соч. М., 1947. С. 30). Еврей Сашка, лишённый разнузданными людьми руки, вытащил из кармана дудочку и заиграл: «Весь изогнувшись налево, насколько ему это позволяла изуродованная, неподвижная рука, вдруг засвистел на окарине оглушительно-весёлого «Чабана» (Там же. С. 343–344).
Однажды между писателями А. Ладинским и А. Куприным зашёл спор о лучшем произведении А. Куприна: Ладинский назвал «Поединок», Куприн утверждал, что лучшее его произведение – «Гранатовый браслет», писатели заспорили и разругались. Куприн признавался, что он не раз плакал, работая над рассказом. Это любопытное признание писателя.
В 1912 году издательство «Товарищество А.Ф. Маркс» начало издавать полное собрание сочинений А. Куприна, которое будет завершено только в 1915 году. Вышла повесть «Яма». Первую часть повести А. Куприн начал давно, его глубоко волновала острая общественная тема, он много размышлял о публичных домах, о женщинах, которые занимаются проституцией. Это такие же нормальные, простые люди, которые оказались в безвыходном положении. Повесть «Яма» вызвала полемику в обществе, о ней написаны разноречивые статьи и публикации. Проституцию А. Куприн называл страшным явлением, более опасным, чем война и мор. «К сожалению, мое перо слабо, – говорил он в интервью, – я только пытался правильно осветить жизнь проституток и показать людям, что нельзя к ним относиться так, как относились до сих пор» (Биржевые ведомости. 1915. 21 мая).
Война заставила А. Куприна надеть военную форму и обучать новобранцев. В своих интервью А. Куприн не раз говорил, что войну надо видеть своими глазами. В анкете «Журнала журналов» в 1915 году на вопрос, должны ли писатели участвовать в войне, ответил, что, конечно, должны, если не хочешь допустить «самых смешных ошибок и самых вопиющих нелепостей»: «Мильтон, конечно, не видал рая, как Данте не видел ада, но здесь мы имеем дело с изображением творца, который с действительностью не может и не должен считаться. И рай и ад в области фантазии, у которой если и есть законы, то свои. Поэтому и рай и ад можно описывать у себя на дому. Для того же, чтобы описать войну, поэту недостаточно видеть из своего окна соседний брандмауер» (Куприн А.И. Избр. соч. М., 1947. С. 8).
В Февральскую и Октябрьскую революции А. Куприн редактирует эсеровскую газету «Свободная Россия», в конце декабря 1918 года побывал у Ленина, сотрудничал с издательством «Всемирная литература», по заданию М. Горького написал статью «А. Дюма, его жизнь и творчество». Когда Гатчина, где у Куприна был свой дом, была занята войсками Юденича, писатель вместе с семьёй уехал в Финляндию.
Начиналась его тяжёлая жизнь в эмиграции, без родины, без русского языка, без надёжных связей. И он со скудными средствами, проживая в плохоньких гостиницах, полностью отдался публицистике, писал статьи и фельетоны сначала в газетах «Приневский край» и «Свободная Россия» (Гатчина и Ревель), потом, с января 1920 года, в газете «Новая русская жизнь» (Гельсингфорс), в которых выразил свои мысли и идеи о недавней жизни, о недавних встречах, надеждах, размышлениях. В это время А. Куприн часто и с радостью думает о первых днях Февральской революции. Однако начавшиеся вскоре отвратительная неразбериха и недоверие между действующими лицами привели к тому, что ожидания пошли прахом. Министры Временного правительства постоянно менялись, одни уходили в отставку, другие были бесцветными фигурами, Керенский не доверял генералу Корнилову, мечтавшему о твёрдой власти, Корнилов презирал Керенского, всё выше поднимались большевики Ленин, Зиновьев, Троцкий, Нахамкес. После восстания в июле 1917 года и полного разгрома большевистского бунта Временное правительство возбудило дело против Ленина и Зиновьева, обвиняя их в шпионаже, они скрылись в неизвестном направлении. Луначарского арестовали, но это мелкий и малограмотный большевик, от него ничего не зависело. Всё больше жалости вызывал беспомощный Керенский, который всё больше становился рабом большевиков. Всё чаще А. Куприну встречались знакомые, которые твёрдо говорили, что к власти идут большевики, а это страшное явление, и он слышал от них, что большевики разделяются на: «1) тупых фанатиков; 2) дураков природных, невежд и хамов; 3) мерзавцев определённых и агентов Германии».
Зинаида Гиппиус в своей «Синей книге» (1914–1917) как свидетельница утверждения Октябрьской революции и захвата Зимнего дворца откровенно описывает: «Когда же хлынули «революционные» (тьфу, тьфу!), Кексгольмский полк и ещё какие-то, – они прямо принялись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивали серебро; чего не могли унести – то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба… Нет, слишком стыдно писать…
Но надо всё знать: женский батальон, израненный, затащили в Павловские казармы и там поголовно изнасиловали…» (Дневники. Т. 1. М., 1999. С. 593).
И ещё одна запись из дневника З. Гиппиус: «У Х. был Горький. Он производит страшное впечатление. Тёмный весь, чёрный, «некочной». Говорит – будто глухо лает… И вообще получалась какая-то каменная атмосфера. Он от всех хлопот за министров начисто отказывается:
– Я… органически… не могу… говорить с этими… мерзавцами. С Лениным и Троцким» (Там же. С. 607–608).
Возможно, если бы А. Куприн вёл дневник, он записал бы то же, что и З. Гиппиус: он хорошо знал подробности Октябрьской революции, может быть, даже упрекнул З. Гиппиус в сдержанном описании всех этих деталей и ужасов. И поэтому одной из первых статей в свободной прессе была его статья о В.И. Ленине: «25 октября 1917 – 25 октября 1919 г. Владимир Ульянов-Ленин» (Приневский край. 1919. 25 (12) октября).
