Барбара Такман - Загадка XIV века
Когда болгарский царь Иван Шишман, несмотря на то, что был вассалом, отказался поддержать турок войсками и провизией, Баязид заключил его в Никополе в тюрьму. Затем, придя в нетерпение, он велел задушить своего пленника, низвел его царство до статуса турецкой провинции и двинулся дальше, к городу Видин, столице западного болгарского царства. Сигизмунд, король Венгрии, отправил гонцов, чтобы выяснить, по какому праву султан нарушил суверенитет Болгарии, и Баязид ответил без слов — просто показал на оружие и военные трофеи, висевшие у него на стенах. Он построил огромную башню, защищавшую Галлиполи, и временный порт для галер. В Адрианополе он возвел большие мечети и по пути своего продвижения строил караван-сараи. Его вооруженные всадники проникали все дальше в Европу, а он продолжал укреплять свою власть в Анатолии. За «огненную силу души» и быстроту марш-бросков он получил прозвище Ильдерим, что значит «молния».
После захвата Никополя король Сигизмунд обратился за помощью к Западу. На тот момент его страна была последним государством Восточной Европы, сопротивлявшимся туркам. Здесь не забыли ужас монгольских набегов, когда в прошлом веке монголы истребляли все и вся на берегах Дуная. Хотя Венгрия была «королевой окружавших стран», достойного сопротивления новым захватчикам она оказать не могла, поскольку на севере ее терзали нескончаемые ссоры с Польшей и Литвой, на юге с ней враждовали соседи, да и в самой Венгрии происходили междоусобицы. Страна представляла собой лоскутное одеяло, сотканное венгерскими нобилями, местными крестьянами, жившими «по старинке», в неведении о сельскохозяйственных методах Запада, и переселенцами из германских земель, построившими города и жившими по своим законам, как это делали они в Богемии и Польше.
Венгерская корона была тесно связана с французским двором, пока там правила неаполитанская Анжуйская династия, и так продолжалось вплоть до Сигизмунда, положившего начало Люксембургской династии. Сигизмунд стал королем в 1387 году благодаря тому, что женился на дочери последнего анжуйского короля Людовика Великого. Тот умер, не оставив сына. Сын последнего императора Карла IV, младший сводный брат Венцеслава Сигизмунд был не настолько мудрым государем, как его отец, зато уж всяко более способным и здравомыслящим, чем старший брат. Как и Венцеслав, он был хорошо образован и великолепно говорил на четырех языках. Высокий, сильный, необычайно красивый, со светло-каштановыми длинными и вьющимися волосами, он был умен и благонамерен как правитель, однако любил мирские удовольствия, был экстравагантен и распущен, и за ним числился целый список скандальных любовных похождений. Истории он в основном известен как император в более поздний период его жизни, а на тот момент ему было всего двадцать восемь лет, и положение его в сложившихся обстоятельствах было довольно шатким.
Корону Венгрии он унаследовал в девятнадцать лет, Сигизмунда сравнивали с энергичным и властным предшественником, у него был соперник на трон в лице анжуйского наследника Карла Дураццо. Пройдя через неспокойные годы интриг и убийств, Карл Дураццо и королева-мать Елизавета Венгерская уничтожили друг друга. Бунты нобилей удалось более или менее успокоить, пусть даже чувства нисколько не остыли; так, один из местных аристократов крикнул Сигизмунду: «Я никогда не поклонюсь тебе, богемская свинья!» Занятый в первые восемь лет своего правления улаживанием разнообразных конфликтов, Сигизмунд не сумел оказать эффективного сопротивления туркам, и те воспользовались ситуацией и разграбили приграничные территории.
Храбрый, хотя и лишенный дипломатичности, в моменты гнева вспыльчивый и жестокий, Сигизмунд выжил. Как и каждый из Люксембургов, он обладал ярко выраженным характером. Когда ему показали реликвию и сказали, что это — кость святой Елизаветы, Сигизмунд повертел ее в руках и заметил, что она вполне может оказаться костью мертвого сапожника. В Париже он посетил парламент, чтобы посмотреть судебное производство в действии. Там он услышал обвинительное заключение, вынесенное плебею по имени Сейне: человека осудили на основании того, что, в отличие от ответчика, он не рыцарь. К изумлению свиты, суда и зрителей, Сигизмунд встал, громко объявил о своем праве присваивать рыцарское достоинство, подозвал к себе Сейне, велел ему преклонить колено и сделал рыцарем. Сигизмунд снял золотую шпору и пояс — на нем вместо меча висел кинжал — и велел одному из своих людей передать эти знаки отличия онемевшему от изумления новоиспеченному рыцарю.
Большого расположения к Константинополю Запад не испытывал и, следя за продвижением турок, мало обращал внимания на опасность, пока она не приблизилась к Венгрии. В последние сорок лет каждый папа призывал к крестовому походу против неверных. Некоторые из пап действительно сильно беспокоились, но беспокойство это было вызвано скорее верой, нежели реальным пониманием приближавшейся опасности. Меры, принимаемые против турок, были недостаточными и диктовались особыми интересами. Папы надеялись подчинить себе восточную церковь, вернуть ее под латинское крыло. Венецианцы и генуэзцы хотели сохранить торговые посты на Черном море и на восточном Средиземноморье; интересы Лузиньянов на Кипре заключались в сохранении королевства и противостоянии турецкому нашествию. Для объединения усилий лучше всего подходила Латинская лига, созданная папой Климентом VI в 1344 году, еще до того, как турки вошли в Европу. Климент надеялся, что объединенные силы папства, Венеции, Кипра и госпитальеров Родоса успешно выступят против турок и побудят Константинополь вступить в альянс с Латинской лигой, а впоследствии и объединиться с римской церковью. Поначалу латинский флот действовал успешно — взял Смирну и уничтожил турецкие суда, однако наземные войска крестоносцев, парализованные болезнью и нерешительностью командования, фактически не двинулись с места, и кампания провалилась.
Еще одно усилие было предпринято в 1360-х годах. Интересы Пьера де Лузиньяна, правителя Кипра, представлялись наиболее насущными. После напрасного обращения к европейским дворам и трехлетних попыток устроить крестовый поход, в 1365 году он организовал экспедицию, которая с триумфом захватила в Египте богатый город Александрию. Лузиньян посчитал свою победу первым шагом на пути в Иерусалим. Приспешники Лузиньяна так обрадовались огромной добыче, что, не желая расстаться с нею, уплыли, оставив своего предводителя с малочисленной армией, и он не смог подтвердить победу и удержать город. Александрию пришлось вернуть.
В то же время Амадей Савойский, племянник Анны Савойской, вдовствующей императрицы в Константинополе, затеял удивительную кампанию, намереваясь соединиться с Лузиньяном. Ему удалось отвоевать Галлиполи, но победа эта также оказалась мимолетной. Наемные отряды под командованием Дюгеклена, которым надлежало выйти с Запада и обрушиться на турок, так и не появились. Амадею, как и Лузиньяну, не хватило войск, чтобы идти дальше, и через несколько лет Мурад вернул Галлиполи.
В 1369 году Константинополь сам попросил о подмоге. Для преодоления раскола между греческой и латинской церковью и в отчаянном усилии получить помощь от Запада император Иоанн V приехал в Рим. Он намерен был предложить себя в качестве первого обращенного. Этим он возбудил ярость православного духовенства и осудивших его действия мирян. Европа, занятая возобновлением англо-французской войны, осталась равнодушной.
Единственным человеком, который, судя по письменным свидетельствам, постоянно пытался дать ответ на вызов времени, был Филипп де Мезьер; впрочем, крестовый поход, к которому он призывал, затевался ради самого похода. Для Мезьера поход был моральным императивом, философским камнем, который должен был излечить общество от страданий и обратить эти страдания в золото: тогда ссоры и вражда прекратятся, тираны падут или станут добродетельными, турки, татары, евреи и сарацины примут христианство, человечество объединится и на земле наступит мир. Отметим, правда, что хотя Мезьер и был человеком экзальтированным, он прекрасно знал Левант и Турцию, понимал серьезность проблемы и относился к ней со всей серьезностью.
Молодого клирика тянуло к Святой земле, и он присоединился к крестовому походу Латинской лиги в Смирну. Много лет прослужив канцлером у Пьера де Лузиньяна, Мезьер не понаслышке познакомился с турецкой проблемой. После смерти Лузиньяна он вернулся к французскому двору и сделал целью своей жизни возвращение Востока христианам. Он понимал, что это должна быть не авантюра, а организованное и кровопролитное столкновение с дисциплинированным врагом, которого он знал по Смирне; ему было известно, что противник хорошо обучен, смел и дерзок. Мезьер задумался о том, что стране необходима национальная армия, включающая в свой состав и буржуа, и простых людей, обученных военному делу, а командовать этим войском будут рыцари, вдохновленные не жадностью, а высокой идеей. Как тамплиеры и госпитальеры прежних времен, они будут верными, справедливыми и дисциплинированными и в ходе своего великого предприятия восстановят истинные идеалы рыцарства. С этой целью Мезьер основал орден Страстей Господних. Как явствует из названия, интересы Мезьера были не военными, а духовными.
