Дэвид Гребер - Долг: первые 5000 лет истории
490
Некоторые из них обанкротились — например, одна ветвь семейства Фуггеров. Но такое случалось на удивление редко.
491
Во времена Лютера основные споры велись вокруг практики под названием “Zinskauf', которая теоретически была рентой с арендованной собственности, но, как правило, представляла собой завуалированную процентную ссуду.
492
Он утверждал, что тот факт, что Второзаконие допускает ростовщичество при определенных обстоятельствах, показывает, что не могло быть всеобщего «духовного закона», а был лишь политический закон, который был создан для специфической ситуации, сложившейся в древнем Израиле, и который можно считать неприменимым в других условиях.
493
И действительно, изначально слово «капитал» именно это и означало. Этот термин восходит к латинскому слову “capitale”, означавшему «фонды, запас товаров, сумма денег или деньги, приносящие процент». В английском языке он появился в середине XVI века, будучи заимствованным из итальянских бухгалтерских книг, где им обозначалось то, что оставалось после оплаты собственности, кредитов и долгов; впрочем, до XIX века английские источники обычно предпочитали слово “stock” («запас») — возможно, отчасти это объяснялось тем, что слово «капитал» тесно ассоциировалось с ростовщичеством.
494
Эти народы в конечном счете тоже практиковали ростовщичество в отношениях друг с другом: Nelson 1949: 76.
495
Государственные финансы той эпохи в основном представляли собой завуалированные процентные ссуды, предоставлявшиеся мелкими дворянами, из числа которых также вербовались местные чиновники.
496
Его общий долг достиг полумиллиона гульденов в 1528 году и составлял около 750 тысяч к 1541 году (Zmora 2006:13n55).
497
Позже его обвинили в том, что он вступил в заговор с графом Вильгельмом фон Хеннебургом, который перешел на сторону повстанцев, с целью стать герцогом территорий, находившихся в то время под властью епископа Вюрцбурга.
498
Суммы основаны на обещании заплатить 1 флорин за казнь, 1/2 флорина за увечье. Мы не знаем, оплатил ли Казимир этот своеобразный долг.
499
Казимир в конечном счете принялся вымогать у своих подданных штрафы, потребовав от них 104 тысячи гульденов в качестве компенсации.
500
Показательно, что, несмотря на бесконечные репрессии против простолюдинов, ни один из немецких князей или дворян, открыто сотрудничавших с повстанцами, не понес никакой ответственности.
501
Я полностью согласен с большей частью выводов Малдрю, лишь некоторые из них вызывают у меня возражения: например, его отвержение довода Макферсона относительно собственнического индивидуализма (MacPherson 1962) мне кажется излишним, поскольку, на мой взгляд, Макферсон уловил изменения, которые происходят на более глубоком структурном уровне, не столь доступном для открытого спора (см. Graeber 1997).
502
По оценке Малдрю (Muldrew 2001:92), около 1600 года восемь тысяч лондонских купцов владели, возможно, третью всех наличных денег в Англии.
503
Золото и серебро представляли очень небольшую часть состояния домохозяйства: описи показывают, что в среднем на пятнадцать шиллингов кредитов приходился один шиллинг монетами (Muldrew 1998).
504
Этот принцип права на существование имеет ключевое значение для того, что Э.П. Томпсон называл «нравственной экономикой толпы» (Thompson 1971) в Англии XVIII века; Малдрю (Muldrew 1993а) полагает, что это понятие может применяться ко всем этим кредитным системам.
505
Если точнее, либо благочестие (в случае кальвинизма), либо благожелательная манера общения (в случае тех, кто выступал против кальвинистов, защищая старые праздничные ценности): в годы, предшествовавшие гражданской войне многие приходы были разделены на «благочестивых» и «добрых честных людей» (Hunt 1983:146).
506
В оригинале здесь используется слово “credit”, которое в зависимости от контекста можно переводить и как «кредит», и как «доверие». Изначально слово «кредит» представляло собой форму третьего лица единственного числа настоящего времени латинского глагола “credere”, который переводится как «верить», «доверять». — Примеч. пер.
507
Исследование Бодена было очень популярно. Он исходил из представления Фомы Аквинского о том, что любовь и дружба предшествуют юридическому порядку, — что, в свою очередь, восходит к «Нико-маховой этике» Аристотеля, проникнувшей в Европу из арабских источников. Мы не знаем, было ли это прямым влиянием самих исламских источников, но если учесть степень взаимопроникновения (Ghazanfar 2003), то это вполне вероятно.
508
У Чосера полно вещей такого рода: Батская ткачиха много рассуждает о супружеских долгах (например, Cotter 1969). Именно в период между 1400 и 1600 годами все стало выражаться в категориях долга, что, возможно, отражало начавшееся распространение собственнического индивидуализма и попытки примирить его с более старыми представлениями о нравственности. Историк права Гат (Guth 2008) называет эти столетия «эпохой долга», за которой после 1600 года последовала «эпоха контракта».
509
Маршалл Салинс (Sahlins 1996, 2008) подчеркивал, что рассуждения Гоббса имеют богословские корни. Большая часть нижеследующего анализа написана под его влиянием.
510
Сам Гоббс не использует термин «личный интерес», но говорит об «особых», «частных» и «общих» интересах.
511
Исследование различий между «выгодой» Шань Яна и «интересом» Гельвеция само по себе было бы очень показательно. Эти понятия не тождественны.
512
«Интерес» (от “interesse”) стал широко использоваться в качестве эвфемизма для ростовщичества в XIV веке, а в XVI столетии начал применяться в общем, более привычном, смысле. Гоббс не использует словосочетание «личный интерес», хотя говорит об интересе «частном» и «общем»; однако этот термин уже был распространен — он появился в труде Франческо Гвиччардини, друга Макиавелли, в 1512 году. Общим местом он стал в XVIII веке (см. Hirschman 1977, 1992, особенно вторую главу «о понятии интереса»; Dumont 1981; Myers 1983; Heilbron 1998).
513
Ce (Seé 1928:187) отмечает, что до начала XIX века слово “interesse” во французском языке обычно обозначало «капитал»; в английском предпочитали использовать слово “stock”. Любопытно отметить, что, к примеру, Адам Смит в своем знаменитом отрывке о мяснике и пекаре возвращается к августиновскому термину «самолюбие» («О богатстве народов» 1.2.2).
514
Общение с цыганами также каралось смертной казнью. В случае бродяжничества судьи столкнулись с такими трудностями, пытаясь найти того, кто согласится поддержать обвинение против бродяг, что позднее были вынуждены заменить смертную казнь публичной поркой.
515
«Ужасы тюрем Флит и Маршалси были разоблачены в 1729 году. Было обнаружено, что бедные должники толпятся на “бедной стороне” — покрытые грязью и вшами, они страдали и гибли от голода и тюремной лихорадки, не встречая ни капли сострадания… Мошенников даже не пытались отделить от злополучных должников. Богатый мерзавец, который мог, но не хотел расплачиваться по своим долгам, мог предаваться похоти и разврату в то время, как несчастного бедняка, заточенного в ту же тюрьму, морили голодом и оставляли гнить на “бедной стороне”» (Hallam 1866 V: 269-270).
516
Не хочу утверждать, что более привычный рассказ об «изначальном накоплении», огораживании общинных земель и становлении частной собственности, изгнании тысяч бывших крестьян, ставших безземельными поденщиками, является ложным. Я просто подчеркиваю менее известную сторону этой истории. Ее особенно полезно подчеркнуть, потому что масштабы огораживаний в эпоху Тюдоров и Стюартов остаются в центре оживленных споров (например, Wordie 1983). Тезис о том, что долг использовался для раскола общин, следует в том же направлении, что и блестящий аргумент Сильвии Федеричи (Federici 2004) о той роли, которую обвинения в ведовстве сыграли в подрыве народных заработков в позднем Средневековье и в расчистке пути для капитализма.
517
«Личный кредит получил дурную славу в восемнадцатом веке. Часто говорили, что неправильно ввязываться в долги лишь для того, чтобы оплачивать товары широкого потребления. На все лады расхваливалась денежная экономика и превозносились достоинства благоразумного ведения хозяйства и бережливости. Как следствие, розничный кредит, залоги и кредитование подвергались нападкам, а мишенями были и заемщики, и заимодавцы» (Hoppit 1990:312-313).
