Ричард Пайпс - Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918 — 1924
Сталин блестяще исполнял свою роль, сумев внушить всем, включая и Ленина, самое благоприятное впечатление. Он брал на себя тяжелейшую, но важнейшую работу, которую другие выполнять не хотели: ведение обширной двусторонней переписки между партийными ячейками и Политбюро, не говоря уже о бесчисленных персональных назначениях. И никто, похоже, не догадывался, что ключевое положение в решении кадровых вопросов дает Сталину возможность конструировать неуязвимый политический механизм. При всяком удобном случае он давал понять, что для него всегда на первом месте стоит благополучие партии. Казалось, он лишен личных амбиций и тщеславия, охотно уступая Троцкому, Каменеву и Зиновьеву удовольствие купаться в лучах славы. Он так искусно изображал скромного партийного служащего, что в 1923 году никто не видел в нем соперника в борьбе за ленинское наследие, которая с очевидностью должна была развернуться между Троцким и Зиновьевым132. Сталин был способен доказывать в одном случае, что единство партии есть высшее благо и что во имя этого можно поступиться даже принципами, а в другом, без особых колебаний, — что ради верности принципам можно пойти даже на раскол. И в зависимости от того, что ему было наиболее выгодно в данный момент, он выдвигал либо одни, либо другие доводы. В спорах он всегда занимал позицию здравого смысла, стремясь во что бы то ни стало примирить высокие требования с практическими соображениями — пример скромности и безобидности. У него не было врагов, за исключением разве что Троцкого, но и с ним он стремился сблизиться, пока тот решительно не отверг его дружбу, охарактеризовав генсека как «выдающуюся посредственность», не заслуживающую внимания по своей ничтожности. Сталин часто собирал партруководителей, иногда с женами и детьми, на своей загородной даче. Там в непринужденной обстановке не только обсуждались важные вопросы, но и предавались воспоминаниям, танцевали, пели133. И ничто в его речах или поступках не настораживало окружающих и не давало им повода разглядеть за этой маской радушия и хлебосольства коварного убийцу. Словно хищник, умеющий принимать вид безобидного ягненка, он втирался в среду своих ничего не подозревающих жертв.
11 сентября 1922 года Ленин направил Сталину записку для Политбюро, в которой ввиду долгого отсутствия в отпуске Рыкова и невозможности Цюрупе нести на себе весь груз обязанностей рекомендовал назначить еще двух заместителей, одного контролировать работу Совнаркома, а другого — работу СТО: оба должны работать под пристальным наблюдением Политбюро и лично Ленина. На эти посты он предлагал Троцкого и Каменева. Этот факт дал друзьям и недругам Троцкого пищу для самых смелых обобщений: первые утверждали, будто Ленин избрал Троцкого своим преемником. (Макс Истмен, например, вскоре после того писал, что Ленин попросил Троцкого «стать главой советского правительства, и тем самым всего мирового революционного движения»134.) Действительность была много прозаичней. По словам сестры Ленина, это предложение «носило характер дипломатии», чтобы погладить Троцкого по шерстке135; по сути, предполагаемое назначение было столь незначительным, что Троцкий заведомо не захотел бы его принять. При голосовании рекомендации Ленина на Политбюро Сталин и Рыков написали «Да», Каменев и Томский воздержались, Калинин начертал «Не возражаю», тогда как сам Троцкий выразился резко: «Категорически отказываюсь». [РЦХИДНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 26002; Двенадцатый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. Прим. 198. Сталинские воспоминания об этом эпизоде были по его требованию изъяты из первоначального издания протоколов XII съезда (там же. Прим. 199).]. Объясняя Сталину причину своего отказа, он отметил, что ранее уже критиковал институт заместителей по сути, но теперь к этому добавились и процедурные возражения: предложение не обсуждалось ни на Политбюро, ни на пленуме. Кроме того, он собирается взять отпуск на четыре недели136. Но истинной причиной отказа была, видимо, унизительная подоплека предложения: его ставили в один ряд с тремя другими такими же заместителями, из которых один (Цюрупа) не был даже членом Политбюро, и без четко определенных полномочий: бессмысленное заместительство — не более чем пост ради самого поста. Если принять такое назначение значило покорно проглотить пилюлю, то отказ давал в руки его врагов смертельное оружие. Ибо еще не было случая, чтобы высший советский руководитель «категорически» отклонял предложение такого рода, исходящее от самого Ленина.
Сталин вернулся в Горки на следующий день. Что они обсуждали во время встречи с Лениным, длившейся два часа, неизвестно. Но есть все основания предполагать, что одной из тем их беседы был отказ Троцкого; и судя по последующим событиям, не приходится сомневаться и в том, что Ленин не возражал против вынесения ему формального выговора. Политбюро на заседании 14 сентября, в отсутствие Троцкого, выразило «сожаление», что он не пожелал принять предложенный пост. Это был первый выстрел в кампании дискредитации Троцкого. Вскоре Каменев, действуя от имени триумвирата, в письме Ленину предложил исключить Троцкого из партии. Ленин ответил гневно: «Выкидывать за борт Троцкого — ведь на это вы намекаете. Иначе нельзя толковать — верх нелепости. Если вы считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как вы можете это думать!!! Мальчики кровавые в глазах…» [РЦХИДНИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1239. Документ датирован архивистом: после 12 июля 1922-го; более точная дата, как показал В.Наумов в «Коммунисте» (1991. № 5. С. 36), октябрь 1922-го. Почти наверняка записка связана с предложением Каменева и Зиновьева об исключении Троцкого, на которое Сталин наложил вето. См. ниже, с. 573.].
Похоже, звезды на политическом небосводе внезапно стали благосклонней к Троцкому. В сентябре врачи позволили Ленину вернуться к работе. 2 октября вопреки протестам Сталина и Каменева, будто бы заботившихся о его здоровье, он появился в Кремле и установил крайне напряженный режим работы: по 10–12 часов в день. Знакомство с деятельностью «тройки» в его отсутствие вызвало у него определенные подозрения: «Ленин почуял, — писал Троцкий, воображая несуществующее единодушие с вождем, — что, в связи с его болезнью, за его и моей спиною плетутся пока еще почти неуловимые нити заговора»137. По-видимому, у Ленина действительно сложилось ощущение, вскоре переросшее в уверенность, что, изображая повышенную заботливость, его коллеги изо всех сил стремятся отгородить его от реальных дел. Одним из доказательств его правоты послужила процедура проведения заседаний Политбюро. Поскольку Ленин быстро уставал, ему часто приходилось покидать заседания, не дожидаясь их окончания. На следующий день он узнавал, что в его отсутствие были приняты серьезнейшие решения по вопросам, даже не внесенным заранее в повестку дня138. Чтобы положить конец такой практике, 8 декабря он установил правило, что заседания Политбюро должны длиться не долее трех часов (с 11 до 13 часов) — все нерешенные вопросы следует переносить на завтра. Повестка дня должна сообщаться членам Политбюро по крайней мере за 24 часа139.
Сближение Ленина с Троцким произошло по мелкому поводу монополии на внешнюю торговлю и укрепилось на основе расхождений со Сталиным по «грузинскому вопросу», возникшему в то же самое время (см. ниже). В отсутствие Ленина ЦК проголосовал за предоставление советским предпринимателям и фирмам большей свободы в сотрудничестве с иностранными державами. Красин, считая, что это раскалывает государственную монополию на торговлю с заграницей, выступил против, так как монополия, по его мнению, дает Советской России большое преимущество перед конкурирующими иностранными государствами и предприятиями140. Для Ленина монополия на иностранную торговлю была одной из «командных высот», удерживаемых государством при нэпе. Его гнев подогревался ощущением, что соратники хотят воспользоваться его отсутствием, чтобы уступить установленные им защитные рубежи против реставрации капитализма. Узнав, что Троцкий разделяет его взгляды, 13 и 15 декабря Ленин надиктовал записки к нему с просьбой отстоять их общую позицию на следующем заседании Пленума ЦК141. Троцкий так и поступил и 18 декабря на Пленуме без большого труда добился признания позиции Ленина.
Эти мелкие бюрократические поражения и призрак возможного альянса Ленина—Троцкого насторожили триумвират, ведь их политическое благополучие обусловливалось полным отстранением Ленина от руководства. 18 декабря, в тот день, когда Троцкий одержал победу на Политбюро, Сталин и Каменев добились от Пленума мандата, дающего Сталину права распоряжаться режимом работы Ленина. Ключевой пункт, в передаче его Сталиным секретарю Ленина Лидии Фотиевой, звучал так: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками [партработниками], так и переписки»142.
