Владимир Миронов - Древняя Греция
Разве вы не видели этих бессовестных политиков? Вспомните, как они издевались над народом! Вспомните их наглые лица-маски, открыто презирающие народ, лидером которого они себя называют. Говоря словами Платона, они наловчились в длинных речах лицемерить всенародно. Они искусно скрывают свою жажду денег под маской «защитников народа». Но при этом не стесняются идти на поклон к любому олигарху. Они – «из рода фокусников» (Платон). Плевать им на всех нас – электорат. К тому же по мере обогащения элиты в Афинах занятие общественных должностей стало восприниматься как обуза. Об этом писал и Аристофан, говоря о лицемерии иных партийных вождей, заявивших во всеуслышание, что они бедны и у них, мол, ничего нет:
Быть не хочет никто триерархомтеперь из богатыхпо этой причине,Но, одевшись в лохмотья, он в голосревет и кричит,что всегда голодает.
Выходит, говорит герой Лукиана, что, говоря об их безразличии к обретению денег, в действительности они всего сильнее стремятся «именно к тому, чтобы стяжать как можно больше», и ради этого они постоянно держатся «поближе к богачам». Знаем мы таких вождей. Они обманывают народ, ибо сами являются ворами, полуолигархами. Их интересуют лишь власть и деньги, деньги и власть. Золотые вши выгрызли весь их социализм. Правда, и в Греции были софисты, которые развлекали публику речами. По своей породе они принадлежали к типу людей «перекати-поле», будучи бродягами и нахлебниками по праву рождения (par droit de naissance). Но по какому же праву наши политики-перекати-поле стали нахлебниками народа? Ясно, почему Солон выражал глубокую озабоченность и тревогу в отношении судеб страны. Много юных жизней может погубить эта спевшаяся банда, где с одной стороны – олигархи, а с другой – пьяные «вожди народа». Схватки и раздоры из-за них часты на улицах любимого города. Как писал Платон в «Государстве», «справедливый человек везде проигрывает сравнительно с несправедливым».
Эпиктет. Сатир с бурдюком вина
Старый пьяница
Разумеется, греческая демократия знала всякого рода политических деятелей. Одни из них были известны как люди скрупулезной честности, мужества, чести и глубокой порядочности (афинянин Фокион, командовавший войсками, хотя мог с легкостью разбогатеть на этих постах и должностях, так и остался храбрым и бедным; ему даже дали прозвище «Честный»). Характеристику неподкупного вождя заслужил и известный деятель Клеофонт, что, по словам Лисия, «много лет держал в своих руках управление всеми государственными делами» Однако были среди них такие, как Ельцин и его окружение, о которых можно сказать словами Демосфена (как и о наших): «А поглядите-ка на людей, ведущих такую политику: из них одни сделались из нищих богачами, другие – из неизвестных уважаемыми, а некоторые соорудили себе частные дома такие, что они великолепнее общественных зданий. А в общем, насколько упало благосостояние государства, настолько же возросли богатства у них». Такого рода дельцы встречались не только среди руководителей греческих государств, но и среди некоторых демократических трибунов. Вот что говорил Аристофан в одной из своих комедий о подобных «слугах народа», что, как и некоторые деятели российского правительства, пришли в него не для отстаивания интересов народа, а для сбирания, как говорится, в свои карманы золотой жатвы:
Посмотрите теперь на оратороввы в государстве:Пока они бедны,То с народом своим, с государствомони поступаютВсегда справедливо;Но лишь станут богаты,казну обобрав, —Справедливость их тотчас исчезнет;Строят козни они противграждан своих,Поступают враждебно с народом.
Плутарх, бывший в родной Херонее сам на самом высоком посту и по приказу императора Траяна даже выполнявший функции прокуратора Греции, видимо, имел довольно четкое и точное представление о том, в чем состоит подлинный секрет мудрого политического деятеля. «Первое условие, – писал он, – как бы надежная и устойчивая основа для государственных трудов: чтобы решение заняться ими проистекало из разумного выбора, а не из обуянности тщеславием или задором или из недостатка в иных занятиях. У кого нет приличного дела дома, тот без всякой нужды проводит большую часть времени на площади; так же точно есть люди, которые от того, что не имеют, чем бы им заняться всерьез, бросаются в общественные дела, превращая их в некий род препровождения времени».
Эйрене – богиня мира. Фрагмент
Ради достижения своих целей греки не останавливались ни перед чем… Хотя войны, которые они постоянно вели между собой, только ослабляли их единство. Геродот сказал (правда, имея в виду выступление греков против персов): «Потому-то не погрешишь против истины, назвав афинян спасителями Эллады». Нам трудно согласиться с такой оценкой великого историка. Правильнее было бы сказать, с учетом дальнейшего развития событий, что Афины стали «губителями Эллады». Перикл был яростным милитаристом и апологетом войн. Это признал объективный Фукидид, говоря: Перикл не допускал уступчивости и всегда «побуждал афинян к войне». Бесконечные войны и грабежи стали для Афин источником постоянной наживы. Не стесняясь взимать дань с союзников, они отвратят от себя всю Элладу. Фукидид подчеркивал, что если лакедемоняне пользовались гегемонией, «не взимая дани со своих союзников, а заботясь только о том, чтобы, подобно им, и у союзников был олигархический строй управления», то афиняне, напротив, «с течением времени отобрали у союзных с ними государств, за исключением хиосцев и лесбиян, корабли и обложили всех союзников денежной данью». Они всячески противились заключению мира со Спартой. Когда в Афины вернулись послы, направленные ими же для ведения переговоров о мире (391 г. до н.э.), один из самых уважаемых людей и послов, Андокид, выступил с речью «О мире с лакедемонянами». Однако Народное собрание не только отклонило рекомендации Андокида, но и, по предложению оратора Каллистрата, отдало послов под суд, обвинив в нарушении данных им предписаний. Послы, не дожидаясь решения суда, удалились в изгнание. Так вот на словах греки хотели мира, на деле вели войны.
Афина – богиня войны
Афины сами спровоцировали Спарту на войну, возводя против нее стены и обманув с помощью ложных обещаний Фемистокла. Во многом они виновны в воцарении атмосферы всеобщей подозрительности и вражды. «Эти события, – писал Ксенофонт, – привели таким образом к последствиям прямо противоположным тем, которые ожидались всеми людьми. Здесь собралась вместе почти вся Греция и выступила с оружием в руках друг против друга; все ожидали, что если произойдет сражение, то те, которые победят, получат в свои руки власть над Грецией, а побежденные подчинятся им. Однако по воле божества случилось так, что обе стороны, как победители, поставили трофей… Далее, обе стороны утверждали, что они победили, и тем не менее ни одна из сторон не приобрела после этой битвы ни нового города, ни лишней территории или власти по сравнению с тем, что она имела до этого боя. Это сражение внесло еще большую путаницу и замешательство в дела Греции, чем было прежде». Непрерывная междоусобица, вылившаяся в апофеоз Пелопоннесских войн, окончательно подорвала силу греческой нации.
Греческая боевая триера
Даже во время греко-персидских войн стоило больших трудов объединить их в единый союз против общего врага. Но и после громких побед, когда, казалось бы, можно уже воспользоваться их плодами, живя в мире и согласии, греки развязывали все новые и новые междоусобные войны. Не знаю, почему, удивлялся историк Полибий, но пелопоннесцы, народ, казалось бы, наиболее склонный к спокойному, мирному человеческому существованию, наслаждались им меньше всех. Напротив, они, как выражается Еврипид, «всегда зажигали войны и никогда не имели покоя от брани». О том же, если верить Геродоту, говорил и перс Мардоний, выражая свое несказанное удивление тем обстоятельством, что греки, которые все даже говорят на одном языке, предпочитают хвататься за оружие каждый раз, вместе того чтобы улаживать свои дела мирно, путем переговоров и послов, «при помощи герольдов и посланников».
Некогда, создавая державу, афиняне клялись, что они не допустят присвоения их подданными земли за пределами Аттики. Почувствовав силу и одержав ряд побед, прежде всего над персами, Афины встали на путь империализма, экспансионизма: захватили Эйон во Фракии и продали в рабство его жителей, затем обратили в рабство все население Скироса, а вместо них поселили колонистов из Афин, взяли Самос, Херсонес, города Пидну, Потидею, Метону на побережье Македонии и Фракии, заселили их афинскими гражданами. В 430 году до н.э. афиняне в начале Пелопоннесской войны завоевали Аргос и продали весь народ в рабство. В 427 году до н.э. фиванцы взяли штурмом соседний с ним город Платею, истребили 200 мужчин, а женщин и детей обратили в рабство. Это после того как в 479 году до н.э. при Платеях была одержана историческая победа над персами, а сама Платея была клятвенно поставлена под защиту всех греков как земля священной победы! В 421 году до н.э. афиняне захватили Торону и Скиону: мужчин из Тороны отправили в Афины, а женщин и детей обратили в рабство; в Скионе мужчин перебили, обратили в рабство женщин и детей и переселили на эту территорию колонистов из Платеи. В 416 году до н.э. они покорили Мелос, перебили мужчин, обратили в рабство женщин и детей, переселив на остров колонистов из Афин. Во время похода в Сицилию афинская флотилия достигла Гиккары, захватила в плен жителей города, продала в рабство. Но когда терпели поражение они, убивали или продавали в рабство уже их самих. Торговля рабами была обычным явлением. Цена на раба колебалась от 70 до 301 драхмы, в среднем по 168 драхм за мужчину и 147 драхм за женщину. Цена за раба составляла треть платы учителя. Скажем, некий Евной с Пароса, что вел курс «человеческой и политической добродетели», получал в год как учитель зарплату в 500 драхм.
