История первобытного общества - Абрам Исаакович Першиц
Особенности источниковедения первобытной истории.
Ни один из основных видов источников первобытной истории не отражает прошлого всесторонне. Целиком относятся к изучаемой эпохе лишь вещественные — археологические и антропологические — памятники, но возможности, открываемые их анализом для реконструкции истории первобытного общества, остаются ограниченными.
Материалы, которыми располагает антропология применительно к древнейшим эпохам, т. е. как раз там, где дорога каждая крупица информации, пока очень невелики по объему и, стало быть, далеко не всегда дают возможность решить, где правило, а где исключение. Ведь, например, допустимо предположить, что шанидарский инвалид обладал такой исключительной силой и ловкостью, что даже однорукий не уступал своим здоровым собратьям. Значительно более многочисленны и информативны археологические материалы, однако и они далеко не всегда допускают однозначное решение. Бывает, что одни и те же остатки жилищ приводят различных исследователей к диаметрально противоположным выводам относительно форм семьи у населявших их коллективов; археологически установленные факты перемещения сырья и даже некоторых орудий труда одними исследователями трактуются как доказательство наличия обмена, другими — только как результат брачных связей между коллективами. Но и помимо этого, даже при однозначном толковании, вещественные памятники не дают представления об обществе в целом. Здесь, как уже было сказано, необходима помощь этнографии.
Однако использование этнографических материалов для исторических реконструкций не так просто, как это может показаться на первый взгляд. Прежде всего, этнографам не удалось изучить ни одного отсталого племени, культура которого целиком соответствовала хотя бы позднепалеолитической. По-видимому, на самом низком уровне развития производительных сил европейцы застали аборигенов Австралии. Еще менее развиты были тасманийцы, но они были истреблены колонизаторами в первой половине XIX в., и их культура осталась мало изученной. Австралийцы ко времени колонизации вели охотничье хозяйство без применения лука и стрел, их техника во многом напоминала позднепалеолитическую, но в то же время имела ряд черт, характерных для мезолита и даже неолита. Однако дело не только в этом. Даже используя этнографические данные о племенах, материальная культура которых в основном сходна с той или иной археологической культурой, историк далеко не во всем может проводить аналогию между этими племенами и первобытными носителями сходных культур. Самые отсталые племена мира прожили тысячелетия, в течение которых их культура медленно развивалась своеобразными путями, вероятно, во многом отличными от путей классической первобытности. Одни из них еще в период, предшествовавший европейской колонизации, в какой-то мере испытали влияние более развитых племен и народностей, другие могли регрессировать, попав в неблагоприятные условия. Сам тот факт, что определенные племена отстали в своем развитии, заставляет задуматься о том, можно ли отождествлять их с первобытными племенами Ближнего Востока и Европы, где развитие совершалось наиболее быстрыми темпами, и, следовательно, не имели существенного значения способствовавшие застою географические и исторические факторы. Поэтому сложный живой организм изучаемых этнографами отсталых племен не является музейной реликвией, точно воспроизводящей прошлое человечества. Нельзя сравнительно-исторический метод рассматривать как право ученого прямо налагать живую культуру на ископаемую и делать свои выводы.
Так как археологические материалы недостаточно информативны, а этнографические — не всегда репрезентативны (представительны), в науке ведется многолетний спор о методах и процедуре реконструкции первобытной истории. Одни ученые отдают предпочтение собственно археологическим методам, другие — собственно этнографическим, большинство же считают наиболее плодотворными возможности междисциплинарного синтеза.
Воссоздание истории первобытного общества одними только археологическими методами — скорее программное требование, чем реализованная возможность некоторых теоретиков западной археологии. По мысли сторонников этого направления (так называемого контекстуализма и близкой к нему «новой археологии»), такое воссоздание возможно на основе системного, или контекстного, анализа взаимосвязанных элементов, составляющих археологические комплексы. При этом теоретически возможно реконструировать и недостающие звенья системы путем сопоставления одних субсистем с другими, проверяя массовые факты статистическими и компьютерными методами. Но на деле ученым все равно приходится обращаться к этнографическим данным как к средству моделирования воссоздаваемых социальных и идеологических структур и для проверки археологических гипотез. Одни археологи (контекетуалисты) делают это неявно и иногда даже бессознательно, другие («новые археологи») — явно и даже акцентируя значение этнографических моделей.
Нередко реконструкция первобытной истории, начиная с верхнего палеолита и появления человека современного вида, ведется одними только или преимущественно этнографическими средствами. Важнейшее из них — сравнительно-исторический метод. Он не специфичен для этнографии, так как является частнонаучным методом многих общественных наук, но применяется в этнографии и этнографических реконструкциях первобытной истории так широко, что этнографы нередко говорят о «сравнительно-этнографическом» методе. С его помощью этнографы устанавливают сходства и различия социальных общностей, а историки первобытности находят этнографические аналоги социальным общностям первобытной эпохи. В последнем случае чаще всего обращаются к той разновидности сравнительно-исторического метода, которую советский филолог В.М. Жирмунский обозначил как историко-типологическое сравнение. Применение историко-типологического сравнения в этнографических реконструкциях первобытной истории основано на понимании общественного и культурного развития как закономерного естественно-исторического процесса. «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще»[31]. Значит, сходные способы производства определяют в принципе сходные, в общих чертах повторяющиеся у всего человечества процессы. Это позволяет не только сопоставлять между собой однотипные социально-исторические системы независимо от их пространственно-временно́го соотношения, но и объяснять повторяемость единством законов исторического развития. И вот здесь-то открывается возможность использования историко-типологических сравнений для синтеза этнографической информации о древнейшем прошлом человечества.
Какова же непосредственная методика такого использования? Общепризнанно, что ни одно отдельно взятое общество непредставительно для воссоздания какой-либо определенной стадии развития. Многие его особенности обусловлены не только стадиальной принадлежностью, но и своеобразием природной среды, условиями изоляции или, напротив, последствиями культурных контактов и т. п. Иными словами, в нем соединены как общие, типические черты переживаемой им исторической стадии, так и его особенные и даже единичные конкретно-исторические черты. Необходимо сопоставить между собой ряд обществ и, отделив таким образом типическое от конкретно-исторического, опрокинуть это типическое в первобытную историю. Чем шире ряд сопоставляемых обществ, тем обоснованнее выводы и надежнее реконструкция. И все же у этой методики пока еще есть уязвимые стороны. Как сопоставлять между собой социальные общности — в целом или в их
