Кратчайшая история Советского Союза - Шейла Фицпатрик
Полной занятости, по сути, удалось достичь еще в годы первой пятилетки, и следующие 60 лет безработица не входила в перечень проблем Советского Союза. Однако отвлечение средств на тяжелую промышленность приводило к хроническому недофинансированию программ социального обеспечения, которые обычно были доступны только городским рабочим и служащим, а на практике зачастую распространялись лишь на привилегированные группы вроде людей, занятых в ключевых отраслях промышленности.
Если говорить о географическом распределении промышленного производства, доля Урала, Сибири и Средней Азии значительно возросла (впрочем, в случае со Средней Азией – с весьма низкого начального уровня). Советский Союз все еще сильно отставал от капиталистических стран Запада, но уже сравнялся с Японией. Как считают некоторые экономисты, таких же результатов можно было добиться с меньшими потерями, выбери большевики умеренный политический курс, – но, вероятно, это было бы возможно только в стране, чья политическая культура приемлет умеренность.
Основной неудачей стала коллективизация, которая отбросила сельское хозяйство СССР на десятилетия назад, настроила крестьянство против советской власти и обрекла города на постоянную нехватку продовольствия. После смерти Сталина советские политики станут говорить, что винить в этом нужно не саму коллективизацию, но «перегибы на местах». Однако такие перегибы были неотъемлемой частью самого процесса. В краткосрочном плане от высоких норм заготовки зерна, установленных для колхозов, сильнее всего пострадали основные хлебопахотные районы страны. Власти современной Украины утверждают, что голод, который украинцы называют «голодомором», Сталин устроил специально, чтобы извести украинцев; однако Казахстан и юг России пострадали от него не меньше. Вряд ли Сталин в самом деле желал крестьянам смерти; скорее он хотел, чтобы государство вывезло из деревень как можно больше зерна, оставив крестьянам ровно столько, чтобы те дотянули до весеннего сева. Беда в том, что никто не знал, сколько именно зерна для этого нужно, а Сталин определенно давил на региональные власти, требуя большего, и не желал слушать, когда ему говорили, что у крестьян уже не осталось скрытых резервов. Безумные утверждения, что крестьяне лишь «разбазаривают хлеб» и «саботируют хлебозаготовки», определяли тон разговоров и документов, а ко времени, когда Сталин наконец поверил, что они не притворяются, а на самом деле умирают, было слишком поздно. Зимой 1932–1933 гг. крестьян, бегущих от голода, запретили пускать в города, а когда пришла весна, зерно для посевной пришлось изымать из государственных резервов. От голода (который власти СССР признали только десятилетия спустя) погибло свыше 5 млн человек. Он оставил глубокие шрамы, но публично о нем не говорили еще полвека, до самой перестройки, когда в семидесятую годовщину основания Украинской ССР первый секретарь ЦК компартии Украины Владимир Щербицкий нарушил заговор молчания.
«Съезд победителей»
Вопреки традиции ежегодно проводить партийные съезды, на которых обсуждались ключевые вопросы и избирались члены Центрального комитета и политбюро, между 1930 и 1934 гг. съездов не было. В 1930 г. XVI съезд коммунистической партии почти без борьбы избавился от «правой оппозиции», возглавляемой Бухариным и Алексеем Рыковым, преемником Ленина на посту главы Совнаркома, и выступавшей за умеренный подход к коллективизации и индустриализации. Это была последняя из открыто действовавших партийных фракций, и ее разгром знаменовал запоздалый ввод в действие ленинского запрета на фракционную деятельность от 1921 г. В дальнейшем всем партийным группировкам оставалось лишь быть мелкими и тайными; все их будут давить в зародыше. Примерно в то же время оформился культ Сталина: все правительственные инициативы теперь приписывались Сталину лично; его страстно благодарили за все подряд, от счастливого детства до перевыполнения плана по сбору хлопка. Как и Ленин, хотя, скорее всего, не так искренне, Сталин публично открещивался от своего культа, приписывая его простодушию масс, привыкших иметь над собою царя, а перед иностранными журналистами изображал себя скромным, неприхотливым человеком.
Сталин в непринужденной обстановке в окружении соратников (1934): Вячеслав Молотов и Валериан Куйбышев – второй и третий слева; Серго Орджоникидзе и, вероятно, Сергей Киров (не в фокусе) – на переднем плане; Георгий Димитров и Сталин – справа на диване; Клим Ворошилов – крайний справа, за Сталиным[20]
XVII cъезд, представлявший партию, число членов которой приближалось к 2 млн человек, назвали «съездом победителей». Победа – если о ней можно было говорить, учитывая, что голод еще не закончился, – далась стране нелегко, и наверняка среди партийной элиты было немало тех, кто в глубине души винил Сталина в вызванных коллективизацией проблемах на селе. Всегда заметная подозрительность Сталина резко обострилась в конце 1932 г., после самоубийства его жены. Несмолкающие славословия «великому вождю и учителю» не убеждали его во всеобщем обожании. Он был уверен, что недовольные где-то да есть, и нужно было понять, где именно, чтобы отыскать их и уничтожить. Инструменты для этой работы имелись: полномочия и юрисдикция органов госбезопасности (которые в 1934 г. влились в Народный комиссариат внутренних дел, НКВД) значительно расширились в ходе кампаний против кулаков и нэпманов, а также благодаря развитию сети лагерей ГУЛАГа.
Теперь, когда «война» была выиграна, партийное руководство во главе со Сталиным принялось активно продвигать идею возврата к нормальной жизни. Естественно, это была новая нормальность: с коллективизированными деревнями и с дымящими по всей стране заводскими трубами, с городами, возникающими из ниоткуда, с городским пролетариатом, состоящим из недавних крестьян, с усилившимся полицейским надзором и с нависшей надо всеми угрозой еще бо́льших репрессий. Новый лозунг Сталина: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее» – может, и выдавал желаемое за действительное, но, по крайней мере, звучал многообещающе. Карточную систему отменили, и в новых «коммерческих» государственных магазинах появились товары, пусть и недешевые. Крестьянским хозяйствам позволили выращивать на личных огородах незерновые культуры и держать одну корову (но все-таки не лошадь). Разрешили ставить новогодние елки, которые прежде осуждались как буржуазный пережиток; в продаже появились и обручальные кольца, которые ранее постигла та же судьба. Арестованных инженеров молча выпустили на свободу, причем многие из них спокойно заняли свои прежние должности. Студенты снова вернулись к занятиям; профессоров теперь опять надлежало уважать. Профсоюзам предложили переосмыслить свою роль: раньше они должны были отстаивать интересы работников в борьбе с работодателями, теперь же выступали поставщиками и распределителями поощрений для трудящихся вроде путевок в пионерские лагеря и дома отдыха; им позволили даже организовать собственные футбольные команды.
В памяти многих 1930-е годы остались светлым, восхитительным временем детства, обещавшим приключения (любой мог отправиться в далекие края «покорять природу» или «строить социализм») и дарившим ощущение общей цели, которая позволяла подняться над обыденностью. Литература и искусство должны были отражать эту целеустремленность и презрение к обыденности – писателей теперь именовали «инженерами человеческих душ». Метод, в котором им рекомендовалось работать, назывался «социалистическим реализмом» и предполагал умение разглядеть приметы светлого будущего сквозь туман и хаос настоящего; в стилистическом плане дело сводилось к использованию традиционных форм, понятных и привычных массовой аудитории, и к отказу от авангардистских выкрутасов. С точки зрения творческих работников и интеллигенции в целом, в новой, сложившейся после культурной революции норме имелись свои плюсы и минусы. Писать и рисовать по указке – это, конечно, минус, зато щедрое вознаграждение за написанное и нарисованное вкупе с разнообразными привилегиями и высоким социальным статусом, невиданным с царских времен, – это большой плюс. В середине 1930-х гг. казалось, что система использует скорее пряник, чем кнут. Сталин лично благословил возведение высокой культуры и образования на тот постамент, который останется характерной чертой Советского Союза до последних его дней.
Более того, возникла надежда и на политические послабления. Новая советская Конституция, принятая в 1936 г., свидетельствовала, что настало время прекратить борьбу с «классовыми врагами», поскольку враждебные классы уже ликвидированы, а оставшиеся – «неантагонистические». С точки зрения марксистской теории это было сомнительное предположение, но в целом сигнал казался обнадеживающим. Кроме того, Конституция гарантировала гражданам все основные свободы, включая те (например, свободу
