Казимир Дзевановский - Архангелы и шакалы
Дороги нет. Некоторое время, еще невдалеке от города, едем по следам, оставленным другими автомашинами. Затем следы поворачивают в сторону Нила, а мы едем дальше, прокладывая себе дорогу сами. Слева от нас река. Воды уже не видно, но все еще тянется на горизонте темная полоса зелени – пальмы и тростник. Вскоре исчезает и это. Едем теперь по обширному пространству каменистой, твердой земли бледно-желтого цвета, мимо изредка попадающихся кустов и крупных скоплений валунов и булыжников. Грунт ровный и очень твердый. Мчимся так, что только ветер посвистывает в щелях деревянного кузова вездехода: 60 или даже 80 километров в час. Никогда не думал, что можно развить такую скорость, проезжая через пустыню. Основательно трясет, и нужно крепко упираться ногами, чтобы не выпасть из машины. Очень жарко, и хотя ветер несколько охлаждает, он же и сушит. Уже после 10-20 минут езды начинает сохнуть во рту.
На горизонте маячат горы. Они выглядят совершенно иначе, чем то, что мы привыкли называть горами. Они вырастают прямо из равнины, без всякого перехода; горы совершенно голые, нет никаких следов растительности. Их верхушки срезаны, не остроконечны, а плоски, они похожи на каменные многогранники, устанавливаемые у наших шоссейных дорог, только они настолько же больше их, насколько пространство, по которому мы едем, шире полосы асфальта. И хотя мы мчимся очертя голову, тем не менее приближаемся к ним очень медленно. Видимость очень хорошая, и все кажется ближе, чем в действительности. Подъезжаем наконец к подножию скал, и я начинаю сомневаться, можно ли вообще ехать дальше. Между скалами – песчаные перевалы. Нанесенные ветром пески создают огромные насыпи. Водитель-араб разгоняет вездеход и – бух! врезаемся в насыпь длиной метров двести. Машина сразу замедляет ход, но водитель включает вторую скорость, а затем первую. Автомобиль ревет как ошалелый, однако нам удается все-таки проскочить. Затем следует вторая насыпь и третья. Какая чудесная машина! Временами кажется, что она вот-вот выдохнется, но каждый раз удается благополучно проехать. Любая известная мне автомашина неизбежно завязла или забуксовала бы здесь, или по меньшей мере в ее радиаторе закипела бы вода. А этой все нипочем!
Жара становится все сильнее. Нет уже такой хорошей видимости. В воздухе несется мельчайшая пыль, он вибрирует от жары; пейзаж становится нечетким, смазанным. Едем большими зигзагами, чтобы объехать торчащие тут и там скалы. Большой полукруг влево, сразу другой вправо и опять влево. Постепенно теряется ощущение направления. Даже солнце перестает быть хорошим ориентиром, так как висит почти вертикально над головой. Нет никаких следов, скалы похожи друг на друга, словно близнецы, а реки не видать. Поражаюсь, как мой водитель находит дорогу. Или, может быть, он ведет наугад? Однако никаких признаков озабоченности на его лице нет, он кажется абсолютно уверенным в себе. Всякий раз, ощутив под колесами несколько более твердый грунт, он дает полный газ, и мы мчимся, словно на крыльях. А через мгновение опять попадаем в песок и вездеход начинает «плавать», будто байдарка в сильном течении. Но он не останавливается. Самую большую радость водитель испытывает, форсируя песчаные участки. Когда двигатель, работая на пределе, начинает натужно реветь, черное лицо водителя светится истинным удовлетворением. Время от времени, словно стремясь усилить и без того несусветный шум (в пустыне нас слышно, наверное, на расстоянии 10-20 километров), суданец сигналит, хотя, насколько хватает глаз, не видно ни одной живой души. Только высоко в небе парит одинокий сип. Но шум – это стихия, в которой араб чувствует себя лучше всего.
Езда начинает меня занимать. Ведь я сам автомобилист. Поражаюсь молниеносной ориентировке водителя. Как он швыряет машину среди песчаных завалов то влево, то вправо, чтобы хоть одним колесом зацепиться за кусок более твердого грунта! Он врывается прямо в кустарник, и мы катимся от одного куста к другому. Их корни представляют собой опору, и водитель резко кидает вперед вездеход. Лишь бы только машина не остановилась! Если бы она стала, то в мгновение ока зарылась бы в песок до самых осей. Но она не останавливается. Чудесная забава!
У меня отличная машина и превосходный водитель. Могу поэтому спокойно наслаждаться этой безумной ездой. Однако...
Несколько лет назад недалеко отсюда разыгралась трагедия. Произошло это всего в 6 километрах от селения, в котором расположилась теперь наша экспедиция. Всего в 6 километрах от Фараса! Четверо студентов – двое французов и двое американцев – выехали из Асуана на юг через пустыню. Ехали они на двух автомобилях марки «ситроен», называемых в народе «жестянками». Машины эти не были приспособлены к поездке через пустыню. Однако никто особенно не удивлялся. За последние годы мы были свидетелями стольких сумасбродных экспедиций: в бочке через Ниагару, на мотороллере через Анды, на «сирене»[46] через Альпы... Можно и на «жестянке» через пустыню.
Оказалось, однако, что нельзя. Студенты выехали из Асуана, захватив с собой проводника-араба. В пути они застряли. Их крошечные автомашины не могли пробраться через пески. Что хуже всего, они потеряли ориентировку. Так по крайней мере предполагали потом. Когда в назначенное время студенты не прибыли в Вади-Хальфу, о них начали беспокоиться. Снеслись с Асуаном. Но пограничная полиция стала открещиваться. Путешественники знали, что полиция не советовала им отправляться в путь. Они поехали на собственный страх и риск. Их предупреждали об опасности. Но они заупрямились. Однако взяли с собой проводника.
Когда дело затянулось сверх всякой меры, студентов начали разыскивать. Но никаких следов не обнаружили... Тогда усилили поиски. Патрули на верблюдах и автомобилях стали прочесывать пустыню. Через три месяца, в октябре, проходивший по пустыне патруль египетской пограничной стражи наткнулся на почти засыпанный песком автомобиль с французским опознавательным знаком «F». С заднего сиденья автомобиля свисал труп человека в бедуинской одежде, с разбитым черепом. Неподалеку от автомобиля на раскладной кровати лежал еще один труп. В некотором отдалении от него – третий. Потрясенные солдаты стали искать дальше. В нескольких десятках метров от места разыгравшейся трагедии они обнаружили ключ от французского замка со следами крови. Вокруг автомобиля стояли пустые бачки для питьевой воды.
Двумя километрами дальше солдаты обнаружили другой автомобиль, а под ним еще один труп. В руках умершего нашли небольшую записную книжку. На одной из страниц начальник патруля прочитал следующие слова, начертанные явно ослабевшей рукой: «Проснулся десять минут назад. На небе сверкает еще несколько звезд. Воды больше нет, нет и надежды. Смерть все ближе...»
Тела умерших были растерзаны дикими зверьми и высушены солнцем до такой степени, что опознать их удалось лишь благодаря найденным документам, одежде и другим личным вещам. В то же время, однако, закрались подозрения. Как установили власти, человек с проломленным черепом был проводником. У него был коричневый цвет кожи. У погибшего двадцатипятилетнего француза Жана Пиллю были поломаны руки. На руке француза Томми Мартэна оказались часы американца Армстронга. Было похоже, что Мартэн и другой американец, Шэннон, убили проводника и изувечили Пиллю, забрали всю оставшуюся воду и уехали. Они оставили также Армстронга. Все это произошло, когда закончилась ожесточенная борьба за воду. Томми Мартэн также умер. Зато Дональд Шэннон исчез. Его труп не был найден. Не погиб ли он по дороге? Египетские патрули на верблюдах обнаружили близ границы следы человека. Быть может, ему удалось добраться до людских поселений? Но тогда должен был остаться живой свидетель этих ужасных событий. Или он лежит где-то засыпанный песком?
Впоследствии сестра одного из французов сообщила египетским властям, что четверо туристов были убиты проводником или его соучастниками. Она заявила, что перед отъездом из Каира Шэннон приобрел себе арабскую одежду. Между тем останки троих белых доставили в Асуан, там опознали и похоронили, а мнимый бедуин был похоронен в пустыне. Никто из членов семейств погибших студентов не видел его останков. Не было ли все это убийством с целью грабежа? Однако египетские власти решительно отвергли подобное предположение. По их заявлению, не было никаких сомнений в том, что первый обнаруженный труп – именно труп араба-проводника. Это было установлено совершенно точно. Проводника похоронили в пустыне, близ его родного оазиса. Четвертый студент исчез.
Все это происходило всего в 6 километрах от Фараса.
Продолжаем ехать по пустыне. Спускаемся и снова поднимаемся. Когда отъезжаем с одного из холмов, вижу вдали реку. Какая большая река! Вижу ее изгиб, массу блестящей воды, на обоих берегах – коричневые скалы, над самой водой – скудную растительность. Едем прямо в ту сторону. Неужели уже Фарас? Но какая странная река! Дальше, за скалами, она разливается, словно море. Повсюду отливает серебром необъятное зеркало воды. А берега, которые до сих пор были отчетливо видны, как-то стираются и исчезают. Приближаемся. Реки больше нет, зато остались скалы, а то, что я принял за изгиб Нила, оказалось просто очередным песчаным перевалом. И никаких следов растительности. Это был лишь мираж в пустыне.
