Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги
— А приходилось ли вам стрелять во время войны?
— Да. Один раз. Я служил ветеринаром в Польше, и пришлось однажды пристрелить больную лошадь…
— Мы плывем сейчас в лодке по Волге.
На каких реках вам так же вот пришлось побывать? И какие районы Земли вы еще хотели бы видеть?
— Для меня уже много воды утекло…
Я видел Конго, Нил, Гудзон, Амазонку, Ганг, Миссисипи. Ну и реки поменьше — Рейн, Сену, Темзу… Желание видеть новое не притупилось.
Но в мои годы планы приходится строить с оглядкой. Все же хочется побывать в Арктике и на юге Китая, в провинции Сычуань — интересное для зоолога место…
— А житейская гавань… Куда вас тянет после дороги?
— У меня две такие пристани. Ферма в окрестностях Франкфурта-на-Майне. И домик в Аруше — это Восточная Африка. Там недалеко у кратера Нгоро-Нгоро похоронен мой сын…
— Я видел его могилу. Видел памятник и надпись на нем. И тогда еще собирался спросить о вашем понимании жизни и мироздания.
— Жизнь для меня существует только в этом реальном мире. В бога я никогда не верил.
Я думаю, каждый естествоиспытатель, да и просто человек, хорошо понимающий механизмы природы, не ищет бога. Я страстно люблю природу. В меру сил стремился постичь ее тайны и уберечь от зла. Она питает мой ум и сердце.
— Общаясь с животными, приходилось ли вам рисковать?
— Приходилось. Но, поверьте, когда мы едем в автомобиле, мы рискуем в десятки раз больше.
Профессор Б. Гржимек на Волге.
Я знаю на память цифры статистики: каждый 150-й из существующих автомобилей убивает человека, каждый 60-й ранит. Леопарды и львы — безобидные существа в сравнении с этим «зверем». Но, конечно, постоянно общаясь с животными, иногда и рискуешь. Кинооператора американку Маргарет Лайн в прошлом году убил молодой слон, когда она попыталась получить уникальные кадры. У меня вот палец носит следы зубов: неосторожное обращение с шимпанзе. Зубы у этих бестий, как у леопарда, а ума больше. Леопарду протяни палку — он в нее вцепится, обезьяна же хорошо понимает: надо хватать за руку.
— Велики ли, по-вашему, шансы сохранить на Земле уголки дикой жизни и диких животных?
— Не могу сказать, что эта проблема относится к числу легко разрешимых. Все зависит от нашего благоразумия, от нашей энергии, от нашей, наконец, веры, что сделать это возможно. Предпринятые усилия обнадеживают.
Для примера вспомним хотя бы возрожденных в вашей стране соболя и сайгу.
— Есть у вас, наверное, любимое животное.
— Люблю лошадей. С них я начинал свои исследования. И сейчас вот на старости лет завел нескольких скакунов арабской породы… Есть у меня и еще одна слабость — обезьяны. И уж коли зашел разговор о любви (смеется) — человек тоже симпатичное млекопитающее.
— Этот приезд в Москву надо считать деловым?
— Отчасти. К повторному изданию готовятся две моих книги. И я кое-что уточнял с переводчиком.
Фото автора. 31 июля 1976 г.
Капитанши пашня
Его сестра работает у нас в редакции. Лет двенадцать назад на столе у нее я увидел фотографию симпатичного моряка. «Это кто же?» — «Это брат Женя…» В тот день я заочно познакомился с Капитаном.
Он плавает тридцать лет. Был матросом, старпомом, штурманом. Шестнадцать лет плавает капитаном.
Когда в этом звании он впервые поднялся на мостик «Бердянска» и прислал фотографию сухогруза, наша Наталья немедленно взялась наводить справки о городке Бердянске и кораблях-сухогрузах. Скоро я уже знал: «Женя ввезет табак из Мексики…»
Потом Женя возил удобрения из Ростока, жесть из Японии, шкуры из Буэнос-Айреса, возил уругвайскую шерсть, кубинский сахар, дальневосточный лес. По рассказам Натальи, «Бердянск» представлялся мне главным негоциантом мира. Я знал не только все порты земли, куда «Бердянск» заходил, но также и то, какие грузы моряки любят, а каких даже побаиваются.
Иногда брат шутил. «Скажи друзьям-журналистам, пусть слово швабра забудут.
Швабры на кораблях теперь нет. По рассказам Наташи, я понял также, что на «Бердянске» не бьют склянки, а драют рынду, что, к огорчению Капитана, слово веревка вытесняет теперь на флоте доброе слово конец, иллюминатор небрежно зовут окном, а кока-поваром. «Подкоп под традиции», — жаловался Капитан.
По черточкам с Наташиных слов я узнавал моряка, выраставшего до поступления в Херсонскую мореходку на московском дворе. Я чувствовал, как человек любит море, как дорожит капитанской честью и как преданно любит все дорогое, что оставляет на берегу. Я мечтал познакомиться с Капитаном.
В этом году весной на обычный вопрос:
«Какие вести с морей?» — Наташа сказала:
— Женя в Москве. Ищу для него кирзовые сапоги.
— ?
— Собрался в целинный совхоз.
— ?
— Сказал, что едет на сев…
* * *
Мы встретились с Капитаном, когда он «отсеялся». За чаем в доме, на корабле в ленинградском порту и у костра над речкой Парицей, возле Гатчины, много было говорено о морской службе, о самом море, о том, чем живет человек, расставаясь надолго с родными, с Родиной, просто с землей.
— Как бы лучше это сказать… Море — судьба моряка. Но если человек скажет, что высшее счастье — всегда видеть море, не верьте. Море надоедает. Наибольшее счастье — после долгой воды увидеть землю. Во все времена наибольшая радость на корабле заключалась в слове «Земля!».
Это сказано было, когда мы сидели у костерка. Сын капитана Володька ловил на отмели пескарей, а мы кидали валежник в огонь и глядели на сизый туман, заполнявший лощину.
— Я часто вижу два одинаковых сна. Один такой: сделал неверный маневр, и мой сухогруз вот-вот врежется в чей-то борт… Просыпаюсь в поту. И еще сон. Три пологих зеленых бугра, деревянные избы, ивы возле пруда, и лошади ходят. А я, взрослый, уже седеющий человек, бегу сломя голову, чтобы вскочить на лошадь и мчаться, мчаться по этим буграм. Да что сон! Иногда на мостике чуть прикроешь глаза и, кажется, слышишь, как жужжат пчелы, чувствуешь запах земли, видишь летящих птиц, синюю полосу леса… Я рано заметил: если человек живет только морем, то жизнь для него постепенно теряет многие краски. Признаться, боялся, что вдруг когда-нибудь стану таким.
— И что же, лекарство от этого надо искать на суше?
— Да. Постоянно. Подобно тому, как северяне летом стремятся на юг за солнцем, сойдя на берег, жадно приглядываешься к земле, ко всему, что на ней растет, двигается, издает запахи, звуки. С такой зарядкой ходишь потом в океане в добром здоровье. Я, кажется, мог бы сейчас написать диссертацию о том, как важно иметь человеку в своей черепушке память ну вот об этом, скажем, костре, этой корзинке с грибами, этом тумане, не смейтесь, даже об этих вот комарах…
* * *
Отпуск свой Капитан всегда проводил, копаясь в саду у отца, либо ехал, как он говорит, «в глубины суши».
У него на суше немало друзей. На Кубе он познакомился с пастухами. И пока корабль стоял, ожидая разгрузки, научился арканить скот, укрощать лошадей. Под Брянском, проезжая на «Жигулях» мимо села Николаевки, уговорил тракториста, развозившего удобрения, поменяться: «Ты садись на машину, а я на трактор».
В «Жигули» чумазый молодой тракторист Колька Фисун сесть не решился, а трактор доверил. И два часа Капитан, к восхищению Кольки, вполне исправно «вершил колхозное дело».
— Я всегда чувствовал: связь с землей крепче, если своими руками что-либо сделать на ней…
Его жена и сын не удивились, когда в очередной отпуск Капитан объявил, что записался на курсы трактористов. Эти курсы на Кировском заводе он посещал аккуратно. И, сдавая экзамен, проехал по ленинградским улицам на огромном оранжевом «Кировце». А пришел еще один отпуск — он собрался на целину.
Сначала он просто решил: поеду в какой-либо ближний от Ленинграда колхоз.
Но было сомнение: поймут ли, не сочтут ли за чудака? И тут как раз увидел по телевидению выступление ветерана-целинника Леонида Михайловича Картаузова. «О делах в совхозе он говорил просто, сердечно. Я сразу решил: этот поймет. И написал письмо».
В письме Капитан объяснил, что с хлебом знакомство у него отдаленное. Сказал, что возил он морем пшеницу, не свою, а канадскую, к сожалению. Признался, что жизнь у себя дома знает неважно, «больше видел ее глазами праздного человека на отдыхе». Он просился поработать в совхозе. Написал, что сносно управляется с трактором. Ответ был скорым и дружеским: «Приезжай!»
В село над Ишимом Капитан прибыл в начале мая. Картаузова дома не оказалось — уехал сдавать экзамен за третий курс техникума, но директор совхоза встретил приветливо, сделал пометку на заявлении и позвал бригадира первой тракторной Ивана Лукьянченко.
