Лев Белоусов - Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко
А фашизму действительно удалось оболванить огромные массы людей. Многим тогда казалось, что режим укрепился надолго, что он расширил национальные горизонты, добился реальных успехов и обеспечил себе поддержку большинства. Все дети и подростки поголовно зачислялись в фашистские организации («Балилла», «Дикторская молодежь») и воспитывались в милитаристском духе; рабочие, крестьяне и служащие втягивались в орбиту влияния режима через профсоюзы, корпорации и «Дополаворо» — массовые ассоциации, занимавшиеся органйзацией досуга, спортивных и культурных мероприятий. Интеллигенция присягала на верность фашизму или замыкалась в конформизме, антифашисты выслеживались тайной полицией и карались Особым трибуналом. За годы диктатуры этот репрессивный орган осудил более 4600 антифашистов, в том числе свыше 4000 коммунистов и сочувствующих. 10 тысяч человек были без суда сосланы на острова. Жизнь ссыльных, имевших возможность свободно передвигаться по красивым островам, переписываться с родными, зарабатывать на питание, вовсе не была «сладкой и гуманной», как говорил Муссолини, ибо изоляция есть изоляция. Но она тем не менее не походила на тот земной ад, который олицетворяли сталинские и гитлеровские концлагеря. А вот в чем дуче действительно мог конкурировать с любым из тиранов XX века (разумеется, помимо количества соблазненных женщин), так это в нагнетании собственного культа.
Обычный, средний итальянец, раскрывавший за чашкой утреннего кофе свежую газету, на первых же полосах читал о деяниях «любимого дуче», его новых победах, знакомился с полными глубочайшего философского и политического «смысла» изречениями. Перевернув несколько страниц, он снова натыкался на выделенные крупным шрифтом слова «ДУЧЕ» и «МУССОЛИНИ» и привычно узнавал, что успехи страны в области культуры и спорта также результат «гениального воздействия» вождя. Муссолини представал автором всех «великих достижений нации», ее гордостью и символом. Если поезд приходил по расписанию, а спортсмен выигрывал турнир, если итальянский самолет пересекал Атлантику, а крестьяне собирали хороший урожай, если «Ла Скала» обнаруживала новые таланты, а генуэзские портовики быстро разгружали транспортные суда — все это и многое-многое другое было неизменной заслугой ДУЧЕ.
Почерпнув из газет эту немудреную «истину», рядовой итальянец отправлялся на работу и, едва выйдя за порог дома, вновь натыкался на изображение человека с большим гидроцефальным черепом и «решительным, волевым взглядом». Он сопровождал обывателя повсюду: портреты дуче были расклеены на стенах домов и трамваях, его бюсты заполонили городские площади и скверы, его высказывания украшали рекламные афиши, фронтоны жилых домов и учреждений, щиты вдоль шоссейных и железных дорог. От них трудно было спрятаться даже на собственной кухне. Многие хозяйки ежегодно покупали популярный календарь, на страницах которого печатались рецепты разных вкусных блюд, однако в центре каждого листа располагались большой портрет Муссолини и выдержки из его речей. Конечно, хозяйки читали лишь рецепты и не обращали внимания на остальное, но в кухне тем не менее постоянно ощущалось присутствие человека, который «всегда прав».
Да и как мог быть «не прав» политический лидер, который был главой правительства, Большого фашистского совета, фашистской милиции, министром внутренних дел, иностранных дел, военным, военно-морским, аэронавтики и корпораций, а кроме того, вождем партии и итальянской нации (хотя таких должностей никто никогда не устанавливал), «почетным академиком» болонской филармонии, а позже еще и первым маршалом империи, обладателем многих других титулов. Все рекорды прошлого были побиты. По количеству занимаемых одновременно государственных постов Муссолини мог бы по праву получить достойное место в Книге рекордов Гиннесса.
Раздувание мифа о «сверхчеловеке», ведущем нацию к «светлому будущему», достигло апогея в середине 30-х годов. В честь дуче слагали поэмы и песни, снимали кинофильмы, создавали монументальные скульптуры и штамповали статуэтки, рисовали картины и печатали открытки. Бесконечные славословия лились на массовых митингах и официальных церемониях, по радио и со страниц газет, которым категорически запрещалось печатать что-либо о Муссолини без ведома и согласия цензуры. Они не имели возможности даже поздравить его с днем рождения, поскольку возраст диктатора являлся государственной тайной: он должен был оставаться вечно молодым и служить символом неувядающей юности режима. Нередко восхваление перехлестывало за элементарные пределы разумного. Оказывается, стоило Муссолини в дождливую погоду выйти на открытый воздух, чтобы тучи рассеялись! Магия одного его имени была «столь велика», что дети, плакавшие от боли во время процедур, мгновенно затихали, когда врачи говорили им, что плач может услышать дуче.
Похоже, в какой-то момент Муссолини и сам уверовал в то, что является человеком, «ниспосланным Италии провидением», что все ее реальные и мнимые успехи есть плод его гениального творчества. Дуче и в прежние годы не отличался избыточной скромностью, но после назначения премьером его тяга к самовозвеличиванию многократно усилилась. Поразительный случай описывает в этой связи Маргерита Сарфатти. В 1924 году, после того как Муссолини наблюдал за извержением вулкана Этна, официальные газеты поместили сообщение, будто поток огненной лавы и пепла остановился под сверкающим взором вождя. Сарфатти показала Муссолини этот бред, рассчитывая вместе посмеяться над ним. Каково же было ее удивление, когда дуче не проявил ни малейших признаков неудовольствия и серьезно сказал, что так оно и было на самом деле. «Он нашел описание вполне естественным, как будто сам верил в то, что остановил лаву». Так мифы и реальность сливались в сознании Муссолини воедино, и в этом смысле он становился жертвой им же сотворенного обмана. Его внутренним стержнем и постоянной целью было «единение» вождя с народом.
Дуче, по-видимому, искренне считал, что сильная личная власть нужна для управления массой, ибо «масса — это не что иное, как стадо овец, пока она не организована». Фашизм, по мысли Муссолини, и должен был превратить это «стадо» в послушное орудие построения общества всеобщего благоденствия. Поэтому масса должна, мол, любить диктатора «и в то же время бояться его. Масса любит сильных мужчин. Масса — это женщина». Для дуче это было не столько эффектное сравнение, сколько парадигма, предполагавшая схожие, если не единые, методы воздействия и подчинения.
Излюбленной формой общения с массой были для Муссолини публичные выступления. В этих случаях он надевал на себя столь знакомую всем маску «отца отечества». Дуче обладал профессиональной привычкой актера менять выражение лица в зависимости от обстоятельств времени, места и действия. Его способность перевоплощаться удивляла даже собственного камердинера. Маска дуче могла быть покровительственной и отечески внимательной, высокомерной и надменной, глубокомысленной и непримиримой, но любимой была все же цезаристская: решительно-волевая, как и подобает вождю великой нации. В ней он и появлялся на балконе палаццо «Венеция» в самом центре Рима перед заполненной до отказа площадью, вмещавшей 30 тысяч человек.
Толпа взрывалась бурей восторга. Главный актер и режиссер медленно обводил ее тяжелым взглядом. Муссолини не случайно выбирал в качестве трибуны балкон того или иного дворца. Для «чистейшего гения латинской расы», коротконогого, с явно обозначившимся брюшком, мясистым носом и пухлыми пальцами было крайне необходимо возвышаться над толпой, стоя за перилами балкона, скрадывавшими некоторую непропорциональность его фигуры. Позируя перед фотокамерами, Муссолини всегда старался выбрать наиболее выгодный для себя ракурс, а когда у него ослабло зрение, велел изготовить специальную пишущую машинку со шрифтом в три раза больше обычного, чтобы на публике читать текст без очков. Склонность к самолюбованию заставляла его постоянно смотреть на себя со стороны, отшлифовывать не только образ, но и облик.
Муссолини поднимал руку, толпа затихала, и он начинал говорить. Обычно он не готовил свои речи заранее и, выходя на балкон, держал в голове лишь основные идеи, а дальше целиком полагался на импровизацию и интуицию, которые его не подводили. Дуче бередил воображение итальянцев цезаристскими планами, миражом империи и славы, великих достижений и всеобщего благополучия. Он апеллировал не к разуму, а к чувствам, эмоциям, инстинкту, заряжал толпу своей экзальтацией, наэлектризовывал атмосферу до предела и в подходящий момент бросал на благодатную почву аудитории семена шовинизма, милитаризма или еще какого-либо «изма». Следует отдать должное его ораторскому мастерству: среди тиранов XX века в этом искусстве с ним могут соперничать немногие, разве что Ленин и Троцкий.
