Б Николаевский - История одного предателя
Силы, которыми располагала Боевая Организация при вступлении Азефа в руководство ее делами, были достаточно велики: имелось много добровольцев, имелись деньги. Вместе с Гоцем, который стал его ближайшим поверенным и советником по делам Боевой Организации, Азеф разработал план нападения на Плеве: было известно, что он регулярно ездит к царю для докладов; нужно было проследить маршрут этих поездок, выяснить их дни и часы и произвести нападение на его карету на улице, с бомбами в руках, - наподобие того, как было организовано нападение на Александра II в 1881 г.
При этом плане покушение переставало быть индивидуальным актом революционера-одиночки, которому Боевая Организация оказывала только сравнительно небольшое содействие. Для его подготовки и исполнения теперь требовалась сложная организация, включающая в себя целую группу людей: наблюдение должны были вести специальные наблюдатели, игравшие роль извозчиков, продавцов газет, мелких торговцев в разнос и т. д.; особые люди обслуживали "технику", - занимались изготовлением взрывчатых веществ и снаряжением бомб; особое значение приобретала деятельность организаторов-руководителей, которые согласовывали работу отдельных частей организации и направляли ее. Непосредственный же акт покушения становился только конечным звеном большой подготовительной работы, - и сам исполнитель {77} - только более или менее случайно выступавшим во вне представителем большого организованного коллектива.
План был заботливо продуман во всех деталях и принят. В первоначальный состав отряда, который должен был действовать против Плеве, вошли Е. С. Сазонов, Б. В. Савинков, М. И. Швейцер, А. Д. Покотилов и два брата Мацеевских, - все молодежь, бывшие студенты, за участие в студенческих волнениях 1899-1902 г. г. исключенные из высших учебных заведений. За суровость, с которою были подавлены эти волнения, в начале носившие чисто академический характер, правительство вообще заплатило очень дорогой ценой: офицерский состав всех революционных организаций эпохи революции 1905 г., как социалистов-революционеров, так и социал-демократов, - почти сплошь состоял из бывших участников этих волнений.
Никакого опыта боевой работы, никакой специальной подготовки члены вновь сформированной боевой группы не имели. Эти недочеты искупались обилием молодого революционного энтузиазма, преданности делу и готовности к самопожертвованию. Опыт пришел только много позднее, - отравив ядом скепсиса первоначальные настроения, и тогда стало ясно, что в этом деле молодой энтузиазм много важнее солидного опыта. В тот же период, к которому относится рассказ, единственным носителем опыта, - единственным практиком-руководителем молодых энтузиастов был Азеф. Он был связующим звеном между отдельными частями организации, члены которой в начале между собою были связаны только через него.
Азеф лично перезнакомился со всеми членами отряда, всех их подверг обстоятельным допросам-испытаниям и затем послал на места, где они должны были вести свою долю подготовительной работы. Точно и деловито разъясняя уезжавшим детали плана и их специальные задачи в общей работе, Азеф неизменно с убеждением прибавлял:
{78} "Если не будет провокации, Плеве будет убит!"
Эта его спокойная уверенность передавалась всем участникам организации. С нею двинулись они в путь поздней осенью 1903 г.
Поход против Плеве был открыт . . .
В начале не все шло гладко. Особенно нервничал Савинков, который руководил работой группы наблюдателей в Петербурге. Работа эта началась успешно. Скоро удалось увидеть карету Плеве, они уже знали начальные этапы его поездок. Но Азеф, который обещал к декабрю быть в Петербурге, не подавал признаков жизни: и сам не приезжал, и никаких известий не присылал, даже не отвечал на запросы. Савинков терялся и не знал, чем объяснить это поведение руководителя организации. В добавление появились признаки полицейской слежки, которая, судя по всему, носила случайный характер, - если только весь рассказ о ней Савинкова (этот рассказ вообще единственное о ней свидетельство) не является отражением его тогдашнего нервного состояния. Во всяком случае, она явилась каплей, переполнившей чашу терпения Савинкова: он прекратил наблюдение, распустил свою группу и в спешном порядке покинул Петербург.
Смущенный и растерянный, сознающий, что он в известных пределах нарушил боевую дисциплину, и в тоже время не знающий, как мог он поступить иначе, Савинков заявился сначала к Чернову, затем к Гоцу. Они приняли его почти как дезертира с поля битвы: Азеф не приехал, ибо был занят важными партийными делами; письма его не дошли по вине самого Савинкова, который дал неверный адрес. Необходимо немедленно вернуться в Россию, где в ближайшем будущем предстоит переход к решительным действиям. Эти беседы ободрили Савинкова, который уже сомневался в своих силах и просил перевести его на какое-либо менее сложное боевое дело, и когда от Азефа прибыло указание о приезде в Москву для переговоров о дальнейшей работе, {79} Савинков выехал туда, прихватив с согласия Гоца для работы в Боевой Организации своего старого друга, И. П. Каляева: вдвоем он не так чувствовал одиночество, не так терялся в новой обстановке.
Запоздание с приездом Азефа в Петербург объяснялось, конечно, не так просто, как это выходило из рассказов Чернова и Гоца. Эти месяцы у Азефа ушли на выяснение обстановки, которая складывалась в охранном мире. Убить Плеве он хотел, но рисковать при этом он не собирался, - не только своей жизнью, но и своим жалованьем.
Переехав летом 1903 г. заграницу, Азеф перешел под руководство Л. А. Ратаева, незадолго перед тем назначенного руководителем русской политической полиции заграницей. Человек далеко не глупый, Ратаев совсем не был пригоден для этого ответственного поста. Светский человек, Дон-Жуан и записной театрал, - к своей полицейской работе он относился, как чиновник. Больше двух десятилетий службы в Департаменте на ответственных постах дали ему знание техники полицейского дела. Когда он хотел, он совсем не плохо разбирался в весьма запутанной обстановке. Но хотел этого он редко. Сыском интересовался он только по обязанности, он его не захватывал, свою душу ему он не отдавал. Это прекрасно видели те, кто в то время стоял во главе Департамента Полиции. Плеве открыто говорил, что Ратаев, занимающий ответственный пост по Департаменту, это - "пятно" для последнего. Зубатов не называл Ратаева иначе, как "корнет Отлетаев". Назначение его заграницу было ничем иным, как почетной ссылкой его из Департамента, где он перед тем заведывал Особым Отделом, т. е. руководил всем делом политического сыска в Империи вообще. Ратаев понимал это значение своего назначения заграницу и чувствовал себя обиженным.
Подобный человек, естественно, менее всего мог импонировать Азефу необходимость чего {80} особенно остро ощущалась именно в тот критический момент полицейской карьеры последнего. Можно смело сказать, что в течение всего периода работы Азефа под начальством Ратаева (этот период продолжался до выхода Ратаева летом 1905 г. в отставку) не Ратаев руководил Азефом, а последний использовывал Ратаева в своих интересах: заметал следы своей деятельности, разузнавал о степени осведомленности Департамента, устранял своих противников по партии.
Первые месяцы своего пребывания заграницей Азеф вообще не давал никаких сведений Ратаеву, оговариваясь, что он "не успел еще оглядеться и занят упрочением связей". Только с конца сентября он начинает присылать сообщения, заполняя их сведениями о жизни эмигрантских групп, - не одних только социалистов-революционеров, но и социал-демократов. Только поздней осенью, т. е., по-видимому, уже после того, как боевой отряд против Плеве был отправлен в Россию, - Азеф, по воспоминаниям Ратаева, "несколько оживился". В это время он приехал в Париж и явился к Ратаеву лично, напомнив последнему во время свидания того старого Азефа, который ему был знаком раньше, когда Азеф в деле доносов "сам шел вперед", не думая о риске провала, так что "порою даже нужно было его сдерживать". Азеф был "бодр, энергичен и разговорчив", - но говорил то он обо всем, что угодно, только не о том покушении на Плеве, подготовкой которого он руководил. Наоборот, поскольку речь шла о последнем, Азеф явно пытался выведать, что же именно в этой области известно полиции. И его попытки далеко не были безуспешными: Ратаев рассказал ему, что у Департамента имеются сведения о прибытии заграницу Е. С. Сазонова, который в разговорах с близкими людьми высказывал твердое намерение убить Плеве. Не сморгнув глазом, прибавляет Ратаев, - Азеф ответил, что Егора Сазонова он не знает, но что с братом его, с Изотом, он когда- то встречался и может сделать при случае попытку его расспросить. Из этой беседы Азеф легко {81} мог сделать вывод, что никаких точных сведений об его замыслах у полиции нет, - во всяком случае, их нет у разговорчивого Ратаева. Для Азефа, который, по-видимому, всего только за несколько дней перед этим разговором снарядил Сазонова в Россию, эти сведения, конечно, представляли огромный интерес.
