Игорь Кузнецов - Засекреченные трагедии советской истории
Организаторы этого судилища пришли в восторг. Торжествовал и следователь Авсеевич, подготовивший Примакова к такой речи в суде.
Каким мог быть приговор? Его содержание было предрешено приказом наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова № 96 от 12 июня 1937 г.
В нем сообщалось: «С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным комиссариатом внутренних дел предательской контрреволюционной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии».
11 июня 1937 г. Специальное судебное присутствие Верховного Суда Союза ССР признало всех подсудимых виновными в нарушении воинского долга и присяги, измене Рабоче-Крестьянской Армии, измене Родине и постановило всех подсудимых лишить воинских званий и приговорить всех к расстрелу.
12 июня 1937 г. приговор был приведен в исполнение. Для чего же был затеян весь этот липовый, жестокий и циничный процесс? Ведь для вынесения смертного приговора не имели реального значения никакие логические, вещественные или документальные доказательства существования «военного троцкистского центра», потомуу и не были допущены к участию в процессе ни прокурор, ни адвокат, ни свидетели.
Сталин занимался этим делом лично. Раньше об этом можно было догадываться, теперь, по письму Примакова, можно считать установленным. Ему было достаточно агентурной информации о том, что обвиняемые не верили в успех его детища — коллективизации, да еще помышляли спихнуть его дружка Ворошилова. Так они, чего доброго, и на него самого могли замахнуться. А недовольство Сталиным зрело и в партии, и в обществе, он не мог не знать этого.
Из определения
ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР
№ 4н-0280/57
ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР в составе: председательствующего — генерал — лейтенанта юстиции Чепцова А.А. членов: полковника юстиции Борисоглебского В. В. и полковника юстиции Лихачева П. А., рассмотрела в заседании от 31 января 1957 г.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА СОЮЗА ССР
на приговор Специального судебного Присутствия Верховного Суда СССР от 11 июня 1937 г., которым осуждены по ст. ст. 58–1 «б», 58–8 и 5811 УК РСФСР к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией имущества и лишением присвоенных им воинских званий -
1. Тухачевский Михаил Николаевич, 1893 года рождения, бывший Зам. Наркома Обороны СССР, Маршал Советского Союза;
2. Корк Август Иванович, 1888 г. рождения, бывший начальник Академии им. Фрунзе, командарм 2 ранга;
3. Якир Иона Эммануилович, 1896 г. рождения, бывший командующий войсками Киевского военного округа, командарм 1 ранга;
4. Уборевич Иероним Петрович, 1896 г. рождения, бывший командующий войсками Белорусского военного округа, командарм 1 ранга;
5. Путна Витовт Казимирович, 1893 г. рождения, бывший венный атташе СССР в Великобритании, комкор;
6. Роберт Петрович, 1895 г. рождения, бывший председатель Центрального Совета Осоавиахима СССР, комкор;
7. Примаков Виталий Маркович, 1897 г. рождения, бывший Заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа, комкор;
8. Фельдман Борис Миронович, 1890 г. рождения, бывший начальник Управления по начсоставу РККА, комкор.
Анализ показаний осужденных дает основание сделать вывод о том, что эти показания о руководящем центре «заговора», о составе участников заговора и времени его возникновения являются вымышленными и не отвечающими действительности.
Также неконкретны и противоречивы показания осужденных о вредительстве, о подготовке террористических актов против руководителей Партии и Правительства и о шпионских связях с иностранными разведками. Все эти показания представляют собою голословные утверждения в общей форме, без подкрепления их фактами и какими-либо объективными данными.
Все усилия следствия, как это видно из материалов дела, были направлены лишь к одной цели — добиться от арестованных признания ими своей вины.
Заслушав доклад Лихачева П.А. и заключение Зам. Главного Военного Прокурора — полковника юстиции Терехова Д.П. об отмене приговора и прекращении дела,
УСТАНОВИЛА:
Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Путна, Примаков и Фельдман судом были признаны виновными в том, что они, являясь руководителями «военно-фашистского заговора» в Красной Армии и, будучи организационно связанными с антисоветским правотроцкистским центром, подготовляли свержение советской власти путем вооруженного восстания и поражения СССР в будущей войне в целях восстановления в СССР власти помещиков и капиталистов и отторжения от СССР части территории в пользу Германии и Японии.
В этих целях они систематически передавали германскому генеральному штабу совершенно секретные сведения, проводили вредительскую работу в области боевой подготовки и оснащения Красной Армии и в оборонной промышленности, а также создали террористические группы для подготовки террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства.
Военная коллегия Верховного Суда СССР, изучив материалы дела и дополнительной проверки, считает бесспорно установленным, что уголовное дело в отношении Тухачевского, Корка, Якира и других по обвинению их в антисоветской деятельности было сфальсифицировано.
На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 373–378 УПК РСФСР
ОПРЕДЕЛИЛА:
приговор Специального судебного Присутствия Верховного Суда СССР от 11 июня 1937 г. в отношении Тухачевского Михаила Николаевича, Корка Августа Ивановича, Якира Ионы Эммануиловича, Уборевича Иеронима Петровича, Путна Витовта Казимировича, а Роберта Петровича, Примакова Виталия Марковича и Фельдмана Бориса Мироновича отменить и настоящее дело в силу ст. 4. п.5 УПК РСФСР, то есть за отсутствием в их действиях состава преступления, производством прекратить.
Председательствующий
А. А. Чепцов
Члены военной коллегии
В. В. Борисоглебский
П. А. Лихачев
ДОНОСЫ
Сталин требовал не только подчинения, но и соучастия. Отсюда — душевный кризис, который так хорошо описал Пастернак в 1937 г. в устной беседе с доктором Нильсоном: «… они однажды пришли ко мне… с какой-то бумагой, где было написано, что я одобряю решение партии о казни генералов. В каком-то смысле это было доказательство того, что мне доверяют. Они не приходили к тем, кто был в списке подлежащих уничтожению. Моя жена была беременна. Она плакала и умоляла меня подписать эту бумагу, но я не мог. В тот день я взвесил все и попытался установить, сколько у меня шансов остаться в живых. Я был убежден, что меня арестуют — пришел и мой черед. Я был к этому готов. Вся эта кровь была мне ненавистна, я больше не мог терпеть. Но ничего не случилось. Меня, как выяснилось впоследствии, косвенным путем спасли мои коллеги. Никто не осмелился доложить высшему начальству, что я отказался поставить свою подпись».
Такое нравственное величие было доступно немногим. Но что значил молчаливый индивидуальный протест по сравнению с гигантскими митингами, которые одобряли казнь генералов? Никаких признаков оппозиции или даже нейтралитета не было. Все тонуло в массовом подражании энтузиазму. Даже дети и родственники осужденных публично отрекались от своих родителей.
Разрушение семейных связей было осознанной целью Сталина. Когда в ноябре 1938 г. Сталин ликвидировал руководство ВЛКСМ во главе с Косаревым, он жаловался на то, что организации «не хватает бдительности». По мнению Сталина, комсомол слишком много внимания уделял исполнению устава, который провозглашает эту организацию политической школой для будущих коммунистов. Сталин считал, что хорошему молодому коммунисту нужна не политическая подготовка, а качества энтузиаста-стукача.
Много доносов было сделано из страха. Любой человек, который слышал неосторожно сказанное слово и не сообщил об этом, мог поплатиться сам. Членов партии, которые не могли отыскать «врагов народа» среди своих знакомых, «прорабатывали» на собраниях за «недостаток бдительности». Иногда случалось и такое: разговор между старыми знакомыми становился вдруг слишком откровенным и заканчивался тем, что они доносили друг на друга. Только старые, испытанные друзья могли вести беседы, которые хоть немного отклонялись от официальной линии.
Отбор был очень тщательным. Илья Эренбург рассказывает в своих воспоминаниях, что у его дочери был пудель, который научился закрывать дверь гостиной, как только разговор гостей становился приглушенным. Он получал за свою бдительность кусочек колбасы и научился безошибочно распознавать характер разговора.
