Сергей Балмасов - Белоэмигранты на военной службе в Китае
В белых партизанских отрядах особенно выделялись представители местных народов буряты и эвенки (тунгусы).
Отряд пешковцев насчитывал 250 человек, главным образом это были жители Трехречья, Хайлара и других районов по западной ветке КВЖД. Как свидетельствуют немногие выжившие ветераны-пешковцы и асановцы, никакой мобилизации резервистов этих отрядов в январе 1945 г., как об этом говорили некоторые историки, не было. В отряде насчитывали в общей сложности несколько тысяч штыков и сабель, но количество бойцов не достигало и полутора тысяч. Есть источники, свидетельствующие о том, что отряды «Асано» и Пешкова японцы решили расформировать под давлением советских властей. Однако расформирование шло медленно и к началу советского вторжения в Маньчжурию пешковцев почти не затронуло. Начало боевых действий застало отряд Пешкова в таком состоянии: часть находилась в старых казармах, другая часть была отправлена японцами в Трехречье на заготовку бересты, из которой делалось жидкое топливо.
Когда 9 августа 1945 г. стало известно о вторжении советских войск в Маньчжурию, находившиеся в казармах пешковцы были погружены японцами в вагоны вместе с двумя сотнями японских и маньчжурских солдат. Им объявили, что они следуют до станции Якеши, но на станции Бухэду пешковцев неожиданно выгрузили, и лишь пятеро русских – трое рядовых и два унтер-офицера (С. Нерадовский и Г. Золотарев) проследовали с эшелоном дальше. Большая же часть отряда была выведена японским офицером, он приказал составить оружие в козлы и завтракать. Этот офицер отлично знал русский язык, чем вызывал у пешковцев определенную симпатию и доверие.
В это время на станции показались японские и маньчжурские пехотинцы, а с противоположной стороны – небольшой отряд японской кавалерии. Заместитель Пешкова, Борис Зимин, стал советовать своему начальнику, чтобы тот приказал подчиненным на всякий случай разобрать оружие. Пешков посчитал это глупостью и в ответ только рассмеялся. В итоге японцы и их китайские коллаборанты бросились на безоружных пешковцев, связали их веревками по нескольку человек вместе и расстреляли из станковых пулеметов. Раненых добивали штыками маньчжурские солдаты. Тот самый японский капитан, по приказу которого пешковцев привезли на бойню, лично отрубил голову самурайским мечом уже мертвому Пешкову. Точное число предательски убитых японцами и китайскими коллаборантами неизвестно. Бывший пешковец Николай Тарбагаев приводит цифру «более 100 человек»[1601].
Вечером того же дня возвращавшийся домой после покоса русский крестьянин из станционного поселка наткнулся на страшное поле, повсюду лежали тела казненных русских солдат и офицер. По его свидетельству, «пахло порохом и кровью, отовсюду доносились стоны». При виде русского несколько мародеров-китайцев бросились в кусты. Один из раненых пешковцев пытался привстать и просил воды. Крестьянин взвалил его на свою телегу. Других, еще живых пешковцев он забрать не смог, так как на телеге было много сена, он решил сначала отвезти груз домой, а потом явиться за остальными ранеными. Но вторично выехать в поле этот крестьянин уже не смог: в его поселок вошла советская мотопехота, а утром с поля раздавались автоматные очереди. Казаков, расстрелянных японцами и их китайскими подельниками, добивали уже советские каратели.
Спасенный крестьянином пешковец, несмотря на тяжелое ранение, начал быстро поправляться. Это был однофамилец своего командира, житель Трехречья Андрей Пешков. Скорее всего, что он благополучно вернулся бы к себе домой, если бы не случай. Смершевцы пришли брать того самого крестьянина, спасшего Андрея Пешкова. Контрразведчики обратили внимание на молодого человека с пулевыми и штыковыми ранениями. В итоге их увезли на допрос обоих, пообещав после «непродолжительной беседы и выяснения личности возвращение домой». В 1949 г. Андрея Пешкова встретил в одном из советских концлагерей бывший сослуживец. По его словам, «у него, кроме как расстрела пешковцев, другого разговора не было. Выжил ли Андрей, я не знаю»[1602].
Те пятеро пешковцев, которые продолжили поездку в эшелоне до станции Якеши, были перехвачены советской мотопехотой на станции Чжаланьтунь. Весь эшелон был разоружен. Среди советских солдат оказался десяток бывших пешковцев, незадолго до трагедии перебежавших из отряда к коммунистам. Среди них был и старший ефрейтор Николай Тарбагаев. По его данным, унтер-офицеров Нерадовского и Золотарева допрашивал Смерш. С самого начала они упорно молчали, не отвечая на все задаваемые им вопросы. Тогда для того, чтобы развязать им язык, в камеру к упрямцам были подсажены Тарбагаев и еще один казак, которые должны были уговорить их ответить на интересующие Смерш вопросы, обещая за это «скорое возвращение домой». Но в итоге ничего хорошего, кроме драки между недавними сослуживцами, не произошло. На очередном допросе они продолжали упорно молчать. Тогда их вывели в поле и расстреляли.
Исследователь Кайгородов пишет: «Тарбагаев уверял, что советские офицеры наверняка бы сдержали свое слово. Возможно, что это и так. Ведь трое рядовых, тоже отказавшихся примкнуть к перебежчикам, были отпущены и благополучно вернулись в Трехречье»[1603]. С этим утверждением можно поспорить, так как расстрелянные были унтер-офицерами, то есть все же «начальствующим составом антисоветских формирований», и, скорее всего, им пришлось бы провести десяток-другой лет в советских концлагерях.
Кайгородов пишет, что «расстрелянных в Чжаланьтуне старших унтер-офицеров я хорошо знал. Они бывали в нашей деревне, щеголяя самурайскими саблями на боку». Ношение таких сабель свидетельствует о том, что и Пешковский отряд относился к Квантунской армии, ведь ни один офицер армии Маньчжоу-Ди-Го не носил самурайского меча. Но что заставило их молчать? Кодекс чести, преданность японскому монарху, верность присяге или жгучая ненависть к красным? Это так и осталось загадкой.
Тарбагаев и его друзья дошли с боями до Харбина. Он был награжден медалью «За победу над Японией» и другими отличиями. Кайгородов сделал предположение, что именно переход Тарбагаева и Ко послужил причиной расправы японцев над прочими пешковцами. Те, кто разделил с советскими войсками победу над японцами, вовремя оставив своих хозяев, сделал у коммунистов хорошую карьеру. Так, Тарбагаев вступил в партию, заняв важный пост на одном из заводов Красноярска.
Но почему же японцы так подло расправились с пешковцами? По данным китайских историков, «скорее всего, что этот отряд хотел перейти на сторону советских войск и это стало известно японцам». Но почему они в Трехречье зверски расправились с казачьим полковником Всеволодом Леонидовичем Сергеевым с его женой Натальей Семеновной? Их расстреляли, добив штыками, японцы, отходившие с погранзаставы Бура, после того как Сергеев, станичный атаман, выдал им конные подводы, собрав их у казаков. Японцам это сильно облегчило отход, и они ускользнули от наступавших советских войск, но в благодарность за это они лишили Сергеева и его жену жизни[1604]. Исследователь Кайгородов решил сам узнать об этом у японцев, через корреспондента газеты «Иомиури» Хусэи. Но ничего из этого не вышло. Хусэи согласился встретиться с историком, но, когда Кайгородов задал вопрос о расстрелах, тот позорно ретировался[1605]. Нечего, видимо, сказать японцам в свое оправдание за это гнусное деяние!
В 1946 г., после ухода из Трехречья советских войск, по убитым пешковцам была отслужена панихида. До этого советская комендатура запрещала ее проведение. Единственным, кого отказался отпевать хайларский батюшка, был командир отряда Пешков. Настолько тот насолил местному населению, что ему было отказано в последнем ритуале, который соблюдается даже в отношении преступников!
Сегодня некоторые считают деятельность японцев при создании отрядов «Асано» неуспешной по причине того, что почти все их чины сдались советским войскам без боя и даже перешли на их сторону[1606].
На это надо заметить, что при подходе советских войск к Харбину и другим пунктам расположения «Асано» японцы объявили о капитуляции, и в таких условиях сражались лишь самые отчаянные самураи.
Кое-кто из бывших белогвардейцев пытался ценой предательства своих собственных односумов спасти свою шкуру от советского кнута. Так, по данным чекистов, к наступавшим в Маньчжурии советским войскам вышел полковник Белянушкин в колчаковской форме, которому они предложили «искупить вину перед Родиной» оказанием помощи советской контрразведке в обезвреживании японской агентуры. С помощью Белянушкина было задержано 210 человек[1607]. Весьма сомнительно, чтобы он один мог знать такое невероятное количество разведчиков, скорее всего, многие были им оговорены.
