Реформация - Уильям Джеймс Дюрант
О тезисах заговорила вся грамотная Германия. Тысячи людей ждали такого протеста, и сдерживаемый антиклерикализм многих поколений затрепетал, обретя голос. Продажа индульгенций сократилась. Но многие защитники поднялись, чтобы ответить на вызов. Сам Тецель с помощью нескольких профессионалов ответил на него в «Ста шести антитезах» (декабрь 1517 года). Он не делал никаких уступок и не приносил извинений, но «временами давал бескомпромиссную, даже догматическую санкцию простым теологическим мнениям, которые едва ли были согласны с самой точной ученостью».18 Когда эта публикация попала в Виттенберг, лоточник, предлагавший ее на продажу, был атакован студентами университета, а его запас в 800 экземпляров был сожжен на рыночной площади, что Лютер с радостью не одобрил. Он ответил Тецелю в «Проповеди об индульгенциях и благодати», закончив ее с характерным пренебрежением: «Если меня называют еретиком те, чьи кошельки пострадают от моих истин, мне нет дела до их брани; ибо так говорят лишь те, чей темный разум никогда не знал Библии».19 Якоб ван Хоогстратен из Кельна разразился ругательствами в адрес Лютера и предложил сжечь его на костре. Иоганн Экк, вице-канцлер Ингольштадтского университета, выпустил памфлет «Обелиски» (март 1518 г.), в котором обвинил Лютера в распространении «богемского яда» (ереси Гуса) и подрыве всех церковных порядков. В Риме Сильвестр Приериас, папский цензор литературы, опубликовал «Диалог», «утверждающий абсолютное верховенство папы в выражениях, не совсем свободных от преувеличений, особенно растягивая его теорию до неоправданных пределов в вопросе об индульгенциях».20
Лютер ответил на это латинской брошюрой Resolutiones (апрель 1518 г.), копии которой он отправил своему местному епископу и Папе Римскому — в обоих случаях с заверениями в ортодоксальности и покорности. Текст брошюры очень хорошо отзывался о Льве X:
Хотя в Церкви есть и очень ученые, и очень святые люди, тем не менее, таково несчастье нашего века, что даже они…. не могут помочь Церкви….. Теперь, наконец, у нас есть превосходный понтифик, Лев X, чья честность и образованность радуют слух всех добрых людей. Но что может сделать этот благодетельнейший из людей в одиночку, в столь великом смятении дел, достойный, как и он, царствовать в лучшие времена?…. В наш век мы достойны только таких пап, как Юлий II и Александр VI… Сам Рим, да, Рим более всего, теперь смеется над добрыми людьми; в какой части христианского мира люди более свободно насмехаются над лучшими епископами, чем в Риме, истинном Вавилоне?
Непосредственно Льву он признался в незаслуженном смирении:
Благословенный Отец, я припадаю к ногам Вашего Святейшества со всем, что у меня есть. Ускоряй, умерщвляй, призывай, вспоминай, одобряй, порицай, как покажется тебе благом. Я признаю ваш голос как голос Христа, живущего и говорящего в вас. Если я заслужил смерть, я не откажусь умереть.21
Однако, как отмечали советники Льва, «Резолюции» утверждали превосходство экуменического собора над папой, пренебрежительно отзывались о реликвиях и паломничестве, отрицали избыточные заслуги святых и отвергали все дополнения, внесенные папами за последние три столетия в теорию и практику индульгенций. Поскольку они были основным источником папских доходов, а Лев был в затруднении, как финансировать свои филантропии, развлечения и войны, а также администрацию и строительную программу Церкви, измученный понтифик, который сначала отмахнулся от спора как от мимолетной стычки между монахами, теперь взял дело в свои руки и вызвал Лютера в Рим (7 июля 1518 года).
Лютеру предстояло принять критическое решение. Даже если самый любезный папа отнесется к нему снисходительно, он может оказаться вежливо замолчавшим и похороненным в римском монастыре, чтобы вскоре быть забытым теми, кто сейчас ему аплодировал. Он написал Георгу Спалатину, капеллану курфюрста Фридриха, предлагая немецким князьям защитить своих граждан от обязательной выдачи в Италию. Курфюрст согласился. Он высоко ценил Лютера, благодаря которому процветал Виттенбергский университет; кроме того, император Макс, видя в Лютере возможную карту для дипломатических споров с Римом, посоветовал курфюрсту «хорошо заботиться об этом монахе». 22
В это самое время император созвал в Аугсбурге императорский сейм, чтобы рассмотреть просьбу папы о том, чтобы обложить Германию налогом для финансирования нового крестового похода против турок. Духовенство (предложил Лев) должно было платить десятую часть, миряне — двенадцатую часть своего дохода, а каждые пятьдесят домохозяев должны были предоставить одного человека. Сейм отказался; напротив, он решительно подтвердил недовольство, которое послужило основой успеха Лютера. Он указал папскому легату на то, что Германия часто взимала налоги для крестовых походов, а потом эти средства использовались для других папских целей; что народ будет решительно возражать против дальнейшей передачи денег Италии; что аннаты, плата за конфирмацию и расходы на канонические тяжбы, передаваемые в Рим, уже стали невыносимым бременем; и что немецкие бенефиции даются итальянским священникам как сливы. Столь дерзкого отказа от папских просьб, по словам одного из делегатов, еще не знала история Германии.23 Отметив дух мятежа среди князей, Максимилиан написал в Рим, советуя проявлять осторожность в обращении с Лютером, но обещая сотрудничество в подавлении ереси.
Лев был расположен или вынужден проявлять снисходительность; действительно, один протестантский историк приписывает триумф Реформации умеренности Папы.24 Он отменил приказ о явке Лютера в Рим; вместо этого он велел ему явиться в Аугсбург к кардиналу Каетану и ответить на обвинения в недисциплинированности и ереси. Он поручил своему легату предложить Лютеру полное помилование и будущие достоинства, если тот откажется от своих слов и подчинится; в противном случае следует обратиться к светским властям с просьбой отправить его в Рим.25 Примерно в это же время Лев объявил о своем намерении оказать Фридриху честь, которую благочестивый курфюрст давно желал получить, — «Золотую розу», которой папы одаривали светских правителей, желающих засвидетельствовать свою высочайшую благосклонность. Вероятно, Лев предложил теперь поддержать Фридриха в качестве наследника императорской короны.26
Вооруженный императорским конвоем, Лютер встретился с Каетаном в Аугсбурге (12–14 октября 1518 года). Кардинал был человеком большой теологической образованности и образцовой жизни, но он неверно понимал свою функцию судьи, а не дипломата. По его мнению, речь шла прежде всего о церковной дисциплине и порядке: следует ли разрешить монаху публично критиковать своих начальников, которым он дал обет послушания, и отстаивать взгляды, осужденные Церковью? Отказавшись обсуждать правоту или неправоту высказываний Лютера, он потребовал от него опровержения и обещания никогда больше не нарушать мир в Церкви. Каждый из них потерял терпение.
