Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Герцог Бургундский был в ярости, когда через несколько дней в Бургундию прибыл доклад послов. Он был возмущен тоном королевского ордонанса, который, подчеркивая милосердие короля, предполагал, что герцог сделал что-то не так. Он возражал против исключения из амнистии двух групп людей, на которые он рассчитывал в восстановлении своей власти: кабошьенов и других парижских радикалов, а также жертв арманьякских чисток королевского двора и государственной службы. В крайнем случае Иоанн был готов допустить исключение из амнистии семи конкретных человек, но не более. Его послы посоветовали герцогу быть более сговорчивым. Но политически Иоанн не мог себе этого позволить. Он потерял бы своих парижских сторонников, если бы не захотел вступиться за их лидеров.
Разочарованный трудностями ведения деликатных переговоров на расстоянии, Иоанн начал сомневаться в надежности своих послов, так как боялся, что они были подкуплены его врагами. Возможно, герцог был прав. Герцогу Антуану Брабантскому ежедневно оказывали гостеприимство, приглашали на приемы и спортивные матчи. Он чувствовал себя как дома при дворе, наполненном политическими противниками, которые также были его кузенами и друзьями. Что касается его сестры и коллеги по посольству Маргариты, графини Эно, то ее гнев смягчил герцог Беррийский, который ездил к ней в Санлис. Иоанн Бесстрашный написал ряд писем, в которых предупреждал своих родственников не поддаваться соблазну уступить слишком много из-за коварной приветливости арманьяков. Если Дофин и его арманьякские правители не готовы уступить, писал он им, то ни о какой сделке не может быть и речи[503].
Английские послы, епископы Даремский и Норвичский, Томас Бофорт, граф Дорсет, и Ричард, лорд Грей, находились в Париже примерно с середины января 1415 года. Они незаметно прибыли в город с небольшим эскортом, чтобы договориться о продлении действующего перемирия, срок которого истекал. Удобно расположившись в Бурбонском и Наваррском отелях на правом берегу Сены, они могли слушать уличные сплетни и следить за событиями в Сен-Дени. Их официальный въезд в столицу Франции был отложен до 9 февраля, когда его можно было бы обставить с надлежащей помпой. Это было еще более грандиозное событие, чем их предыдущий въезд в столицу Франции в августе. Улицы города были вычищены за несколько дней до этого. Послы появились у ворот в шелках и золотых тканях, в сопровождении кавалькады из 700 или 800 всадников и в сопровождении толпы принцев и сановников. На улице Сент-Антуан устраивались поединки, а в отеле Сен-Поль — пиры. Но за напускным шумом и весельем было очевидно, что назревает серьезный политический кризис[504].
В Фландрском отеле, расположенном в нескольких сотнях ярдов от жилища епископа Лэнгли, бургундские делегаты на конференции в Сен-Дени спорили между собой. Иоанн Бесстрашный приказал им настаивать на полной амнистии для своих сторонников, даже если это будет означать провал конференции и крах мира. Но арманьяки отказывались уступать. Чиновники герцога Бургундского во главе с Жаном Туази не осмелились пойти наперекор желанию своего господина и хотели отправить ему текущие проекты и попросить дальнейших указаний. Герцог Брабанта и графиня Эно считали, что у них более широкая свобода действий. В конце концов, они были ближайшими родственниками Иоанна и торговались не только о его положении, но и о своем собственном. Оба были за то, чтобы заключить сделку сейчас на лучших условиях, которые они могли получить, даже если это означало отказ от требования всеобщей амнистии. Их поддержали делегаты Четырех членов Фландрии. В конце концов, чиновники герцога были переубеждены. Они объяснили причины смены мнения позже, когда докладывали о своей миссии герцогу.
Решающим фактором, по их словам, была угроза со стороны Англии. Перемирие с англичанами было продлено на срок, достаточный для проведения текущих переговоров, но срок его истекал в мае. Сообщения о заседаниях Вестминстерского Парламента уже достигли Парижа. Все знали о двойных субсидиях, выделенных Палатой Общин, и о военных приготовлениях Генриха V. Но, как отмечали бургундские послы, среди принцев Франции были люди, которые ненавидели герцога Бургундского больше, чем боялись англичан. Их собеседники сообщили им, что Совет Карла VI находится на грани заключения договора с англичанами, чтобы иметь возможность сконцентрировать свои силы против Бургундского дома. Чтобы застраховаться от нападения англичан, пока они разбираются с Иоанном Бесстрашным, арманьяки были готовы не только согласиться на брачный союз, но и уступить Генриху V значительную часть Французского королевства. Это было бы позорным делом, считали послы Иоанна, за которое люди будут винить и его. Это было бы также политической катастрофой. Они считали, что Дофин искренне стремится к преодолению раскола между бургиньонами и арманьяками, но в случае новой гражданской войны он станет бессильной игрушкой в руках принцев. По совести говоря, послы Иоанна не могли позволить конференции провалиться на глазах у послов Генриха V. Герцог Бургундский всегда подчеркивал свою верность королю и Дофину, и теперь ему предстояло доказать, так ли это на самом деле. Поэтому они решили уступить сейчас, а переговоры всегда можно будет провести позже, когда ситуация станет менее критической. Герцог Брабанта был, вероятно, единственным человеком, который мог противостоять Иоанну Бесстрашному в подобном вопросе[505].
22 февраля 1415 года условия мира между послами Иоанна Бесстрашного и арманьякским правительством были окончательно согласованы на длительной встрече в Лувре. Это были условия последнего королевского ордонанса. Бургундские послы сделали официальное заявление о том, что они согласились только выдвинув протест. Но они согласились. Новость была объявлена под звуки труб на улицах Парижа, который взорвался от радости. Уличные гулянья продолжались всю ночь. На следующее утро в Нотр-Дам был отслужен Те Deum, на котором присутствовал весь двор и делегаты обеих сторон. Иоанн Бесстрашный узнал о том, что было сделано в его честь, только после этого события. В письме своим коллегам из Парижа дипломатический секретарь герцога Бургундского Тьерри Жербоде отметил, что единственными, кто не разделял всеобщей радости, были английские послы. В их переговорах с французским правительством зарождающаяся угроза англо-бургундского союза была
