Александр Верт - Россия в войне 1941-1945
Можно, однако, с уверенностью сказать, что с конца 1943 г. (но не раньше), и особенно в последний месяц немецкой оккупации, катакомбы приобрели гораздо большее значение. Благодаря усилиям советских подпольных организаций они стали прибежищем для одесской молодежи, которой грозила высылка, и для многих эльзасцев, поляков и особенно словаков, дезертировавших из германской армии. Некоторые из партизанских руководителей, встреченных мной в Одессе вскоре после ее освобождения, утверждали, будто в катакомбах скрывалась хорошо вооруженная десятитысячная армия, а ее вооружение было по большей части куплено у румынских и немецких солдат на «черном рынке»; будто в катакомбах был развернут «катакомбный госпиталь» с «12 хирургами и 200 человек обслуживающего персонала»; и, наконец, будто там имелась не только «катакомбная пекарня», но даже и «катакомбная колбасная фабрика». Все это, однако, отнюдь не является достоверным и должно приниматься с серьезными оговорками. Я лично увидел в катакомбах лишь несколько пулеметных гнезд, прикрывавших важнейшие входы, некоторое количество неприкосновенных запасов продовольствия, ряд артезианских колодцев и складов оружия. Вполне возможно, что в последние критические недели в катакомбах и вправду скрывалось несколько тысяч человек. Однако серьезные советские послевоенные исследования, посвященные истории войны, уделяют «партизанам из катакомб» очень мало внимания и, уж конечно, не изображают их как крупную подпольную армию, которая (как уверяли меня 14 апреля 1944 г. некоторые руководители партизан) «была в состоянии занять Одессу и вышвырнуть из нее немцев, если бы Красная Армия не подоспела вовремя».
За эту неделю я видел в Одессе много военнопленных, и среди них примкнувших к партизанам словаков и эльзасцев. У них, особенно у словаков и некоторых поляков, чувствовался высокий боевой дух; эти настроения были типичны для оккупированной Европы тех дней, для ее быстро возраставших надежд. Румынские военнопленные были и физически и морально надломлены, а когда одного из них спросили, что он делал во время войны, тот бодро ответил, что он вот уже три года как дезертир. Все румыны с надеждой задавали один вопрос: «Что, Бухарест уже взяли?» Немцы, однако, выглядели мрачными, и лишь немногие из них отваживались признать, что Гитлер проиграл войну.
Центральная часть Одессы в основном сохранилась, хотя большинство заводов и фабрик в ее предместьях было разрушено. Но жизнь - новая, советская жизнь - начинала уже кое-где налаживаться. Детей уже приглашали снова записываться в Воронцовский дворец - ныне снова Дворец пионеров, - стеклянный купол которого был разбит советским снарядом, предназначавшимся для порта.
Мне довелось увидеть Одессу еще раз через год, в марте 1945 г. К этому времени она превратилась в порт отправления тысяч английских, американских, французских и других военнопленных, освобожденных Красной Армией в Польше, Силезии, Померании и Восточной Пруссии. Они жили в бараках, школьных зданиях и виллах близ приморского курорта Аркадии. Моряки - в большинстве английские и американские - танцевали и много пили, сидя под запыленными пальмами в комнате отдыха гостиницы «Лондон», теперь полностью разминированной (в мой первый приезд она была оцеплена канатом). Положение с продовольствием было тяжелым даже в гостинице «Лондон». Автобусы и трамваи по-прежнему не ходили, а рынок имел нищенский вид. Порт, правда, работал, и пленные немцы, худые, с желтыми лицами, очищали его территорию от обломков кирпича и мусора. Но хотя много развалин уже расчистили, использовать можно было только небольшую часть порта; у причалов стояли всего два транспорта - американский и английский, а мол был все еще в двух местах разрушен. Сотни английских, французских и американских военнопленных весело шагали по разрушенной территории одесского порта к ожидавшему их транспорту; они осыпали немцев насмешками, а те обменивались друг с другом философскими замечаниями по поводу превратностей военной судьбы или просто с грустным видом пристально смотрели им вслед.
Глава IV. Крымская катастрофа Гитлера: личные впечатления
Послевоенные западногерманские историки считают Гитлера единственным виновником «бессмысленной катастрофы», которая постигла немецкую армию в Крыму в апреле - мае 1944 г., включая и неудачную ее попытку организовать в Севастополе своего рода «Дюнкерк»; это было, пожалуй, самое сенсационное поражение, понесенное немцами после Сталинграда.
Решимость Гитлера любой ценой удержать Крым, хотя вся Украина к северу от Крымского полуострова находилась уже в руках Красной Армии, была продиктована его обычными политическими и экономическими соображениями; но теперь к этим соображениям добавился еще всякий сентиментальный вздор относительно того, что Крым-де является «последней крепостью готов» и т.п.
Поскольку Турция после Тегерана начала весьма определенно склоняться на сторону противников Германии, было важно внушить ей, что Германия по-прежнему сильна на Черном море. К тому же, исходя из соображений экономического порядка, Гитлер был исполнен решимости не дать советской авиации использовать Крым в качестве трамплина для массированных воздушных налетов на румынские нефтепромыслы, этот важнейший источник снабжения Германии нефтью. По иронии судьбы, ровно за два дня до того, как Красная Армия развернула свое наступление в Крыму, американцы, действуя из Южной Италии, сбросили свои первые бомбы на Плоешти; а между тем Гитлер полагал, что сможет сделать этот район неуязвимым для нападения с воздуха, продолжая удерживать в своих руках Крым[216]. Так или иначе, к маю 1944 г. советские войска были уже в Одессе, находившейся от Плоешти на том же расстоянии, что и Севастополь.
Крым был полностью освобожден за один месяц. Наступление началось в северной части Крыма 11 апреля 1944 г. Минувшей зимой войска 4-го Украинского фронта под командованием Толбухина захватили плацдарм южнее Сиваша, мелководного залива, отделяющего Крым от материка. Это была одна из самых дерзких операций такого рода. После мощного артиллерийского обстрела относительно слабых румынских позиций на южном берегу Сиваша значительные силы советских войск при помощи подручных средств форсировали Сиваш и захватили плацдарм на его южном берегу. Вслед за тем сотни солдат, часами стоя по грудь или по самые плечи в ледяной и очень соленой воде Сиваша (соль въедалась им во все поры, причиняя почти нестерпимую боль), навели через залив понтонный мост. Хотя при осуществлении этой двойной операции русские войска понесли тяжелые потери, плацдарм был захвачен и надежно укреплен.
Итак, 8 апреля после мощной артиллерийской подготовки тысячи советских солдат и сотни танков ринулись с сивашского плацдарма в Крым.
Одновременно другие советские войска атаковали немецкую оборону на Перекопском перешейке, но эта операция носила характер скорее вспомогательного удара. Опасение, что наступавшие с сивашского плацдарма армии отрежут Перекоп с юга, вынудило немецко-румынские войска поспешно покинуть сложную систему оборонительных сооружений глубиной тридцать километров, которую они создали на перешейке.
За два дня войска Толбухина заняли всю северную часть Крыма и освободили его административный центр, город Симферополь. Тем временем Отдельная Приморская армия под командованием Еременко, наступавшая с плацдармов в восточной части Крыма (также захваченных зимой), нанесла удар в западном направлении вдоль южного берега Крымского полуострова и, освободив Керчь, Феодосию, Гурзуф, Ялту и Алупку, продолжала преследовать немецкие части, отходившие к Севастополю.
Решение Гитлера удерживать Крым было одной из самых бредовых его идей. Согласно нынешним советским источникам, Красная Армия имела здесь подавляющее превосходство в живой силе и технике. В то время как численность немецко-румынских войск в Крыму составляла 195 тыс. человек, советские войска насчитывали около 470 тыс. солдат и офицеров; таким же огромным было превосходство Красной Армии и в танках, артиллерии и авиации[217]. Соотношение сил на Черном море было также явно не в пользу немцев.
Около половины 17-й немецкой армии, оборонявшей Крым, составляли румынские части, и Антонеску уже много месяцев убеждал Гитлера дать согласие на их эвакуацию; он считал попытку удержать полуостров абсолютно нереальной. Но Гитлер ни о какой эвакуации и слышать не хотел. Многие румынские солдаты и офицеры в Северном Крыму, в Симферополе и на Черноморском побережье, несомненно, понимали, что Севастополь, куда быстро стекались сейчас все немецкие войска, окажется для них смертельной западней и что их-то, во всяком случае, будут эвакуировать в последнюю очередь, и поэтому спешили сдаться в плен русским.
