Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
Следует отметить, что объектом цензурного наблюдения являлись и всякого рода библиотеки публичного пользования. Количество их в 80-е — в начале 90-х гг. значительно увеличивается. Увеличивается и количество книжных магазинов. 5 января 84 г. изданы специальные правила, касавшиеся организации библиотек. Они были включены в виде примечания к стр. 175 в новое издание цензурного устава в 86 г. Согласно этим правилам, право выдавать разрешения на открытие библиотек предоставлялось министру внутренних дел. Министерство внутренних дел получало право закрывать библиотеки, если оно сочтет это нужным. Утверждение же лиц, ответственных за работу библиотеки, возлагались на губернаторов, которые могли устранять от работы в библиотеке любого из ее служащих.
Этими же правилами министр внутренних дел получал право контроля за книжными фондами библиотек. С этой целью Главное управление по делам печати и Департамент полиции составили список произведений, которые должны изыматься из библиотек. Таким образом, в 84 г. впервые была проведена массовая чистка библиотек. Согласно «Алфавитному списку произведений печати, которые на основании высочайшего повеления 5 января 1884 г. не должны быть допускаемы к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях», изданному в том же году, изымалось 133 названия отдельных книг, собраний сочинений и периодических изданий, разрешенных в свое время цензурой. Изымались сочинения Добролюбова, Михайловского, Писарева, Решетникова, второй том сочинений Помяловского, «Капитал» К. Маркса. В список входили комплекты восьми журналов: «Русского слова» (1857–1866), «Современника» (1856–1866), «Отечественных записок» (1867–1884), «Дела» (1867–1884), «Устоев» (1881–1882), «Знамени» (за все годы издания), «Слова» (1878–1881), «Русской мысли» (с начала издания по 1884 г.; в списке 94 г. изъятию подлежали экземпляры журнала по 1891 г.).
Второй «Алфавитный список» вышел к началу 94 г. (через 10 лет после первого). В нем уже 165 названий. Наряду с прежними, в списке появляются новые имена и произведения (очерки и рассказы Короленко, изданные в 92 г., рассказ Гаршина «Четыре дня», ХП и ХШ тома Сочинений Толстого и др.). «Алфавитный список» 84 г. положил начало целому ряду таких списков, систематическим «чисткам» библиотек. Списки регулярно продолжали составляться и рассылались во все библиотеки страны. Особенно разрослись они в советское время. В рукописном отделе Тартуской университетской библиотеки имеется внушительный фонд списков запрещенной литературы, получаемых библиотекой до последних годов советской власти (фонд 4, опись 4).
Одновременно с изданием правил 5 января 84 г. департамент полиции направил специальный конфиденциальный циркуляр, в котором указывалось на необходимость особенно тщательно придерживаться всех пунктов правил.
Подчеркивалось, что ходатайство об открытии библиотеки должно удовлетворяться «только в случае несомненного убеждения в совершенной политической благонадежности просителя и что при малейшем в этом отношении сомнении подобные ходатайства должны быть отклоняемы». В другом циркуляре, от 1 июня того же года, указывалось, что заведующий публичной библиотекой или кабинетом народного чтения обязан дать подписку, что им не будут выдаваться книги, не разрешенные Главным управлением по делам печати и департаментом полиции. В случае нарушения подписки, чтобы не предавать подобные дела гласности, рекомендовалось не «возбуждать против виновных судебного преследования у мировых судей», а «устранять указанных лиц от работы в библиотеке, а при повторении нарушения закрывать сами библиотеки».
15 мая 90 г. изданы специальные правила о порядке работы бесплатных читален. Как и правила 84 г. они вошли в примечания цензурного устава.
В начале 94 г. Главное управление по делам печати в особом циркуляре вновь напоминало о необходимости «строжайшего отбора книг для народного чтения, относясь к подобным изданиям с особым вниманием и строгостью, не ограничиваясь лишь применением к ним общих цензурных правил». Последнее допускало широкий административный произвол при формировании фонда книг библиотек.
Конфиденциальное письмо министра внутренних дел Дурново министру просвещения И. Д. Делянову, отправленное в феврале 94 г. Среди общественных явлений минувшего года Дурново выделяет «резко проявившееся в различных слоях интеллигентных классов стремление содействовать поднятию уровня народного образования путем организации народных чтений, открытия библиотек и читален для фабричного и сельского населения и, наконец, безвозмездного распространения в народе дешевых изданий, книг и брошюр научного, нравственного и литературного содержания». Далее речь шла о недостаточном контроле за всякого рода библиотеками и читальнями для народа, о том, что бесплатная раздача всякого рода обществами различного рода книг находится вне всякого надзора, что сельские библиотеки, если они учреждены не при школах, также лишены всяческого контроля.
«Из имеющихся в Министерстве внутренних дел сведений можно заключить, — писал Дурново Делянову, — что это движение, охватывающее молодежь, развивается последовательно и носит в себе характер не случайного временного явления, а как бы систематического осуществления программы и представляется одним из средств борьбы с правительством на легальной почве противоправительственных элементов». Дурново с сожалением отмечал, что «цензура, поставленная в определенные законом рамки, не всегда может противодействовать искусно маскированной пропаганде известных идей и за отсутствием формального основания к запрещению книги пропускает в народное обращение сочинения, не всегда соответствующие народному пониманию и мировоззрению и несогласные с духом православия и русской государственной жизни». В связи с этим Дурново просил Делянова поставить вопрос о подчинении министерству народного просвещения Петербургского комитета грамотности и его отделений и об установлении контроля ведомством народного просвещения над различными частными обществами, «преследующими цели народного образования». Общественный подъем начала 90-х гг. создавал большие трудности для цензурного ведомства (Зай 307).
Следует помнить, что, кроме перечисленных выше цензур, существовали еще две, духовная и почтовая. И та, и другая действовали весьма активно. Последняя занималась перлюстрацией писем, причем в круг ее попадала и переписка весьма высокопоставленных особ, занимавших важные государственные должности.
Цензурные гонения во время царствования Александра III достигают огромных размеров. Многие понимают это и выражают свое возмущение. Но, главным образом, келейно, в письмах, в дневниках. В одном из перлюстрированных писем конца 83 г. автор его пишет: «Цензура также свирепствует. Феоктистов недавно писал Юрьеву (видимо, редактору „Русской мысли“), просил быть, елико возможно, осторожным, потому что „Щадить не будут“. ''Отечественные записки'' на краю гибели, озлились там очень на Щедрина<…>Все газеты и журналы трепещут» (Зай287). Такую же оценку деятельности Феоктистова дает в 83 г. в своих записках М. И. Семевский: «И вот в короткое время, шесть недель, запрещены газеты ''Страна'', ''Голос'', ''Московский телеграф''. Объявлены угрозы литературным журналам, каковы: ''Отечественные записки'', ''Наблюдатель''. Косвенно послана угроза ''Вестнику Европы'', короче сказать, над литературою русскою нависла мрачная туча, напоминающая время 1848 и 1849 гг.» (Зай287).
Сильно ограничено возникновение новых изданий. Феоктистов в отчете за за 80-е гг. пишет: «…сравнительно с прежним временем разрешение новых повременных изданий за отчетные десять лет выдавались с большой осмотрительностью лишь лицам, на благонадежность которых можно было более или менее положиться. Данные <…> ясно указывают на уменьшение с каждым годом процента вновь разрешаемых изданий» (Зай281).
Всё это, всякого рода взыскания, ограничения, запретительные циркуляры, обрушиваемые в первую очередь на периодическую печать, создавали невыносимые условия для ее существования. Активное выражение общественного мнения в такой обстановке было почти невозможно, всякая критика правительственной политики не допускалась.
Тем не менее, несмотря на все цензурные гонения, пресечь течение свободной мысли, загнать ее в русло официальных представлений оказалось невозможно. Независимое общественное мнение находило всё же различные пути для своего выражения. Отчасти эту функцию выполняли заграничные русские антиправительственные издания, нелегально распространявшиеся в России («Вестник народной воли», «Социал демократ», «Общее дело»). С другой стороны, пускай эзоповым языком, подспудно, и в легальной печати выражалась, хотя и приглушенная, замаскированная, но всё же критика тех или иных правительственных действий, в частности цензурной политики. Несмотря на всевозможные благоприятные условия, субсидии, подкуп и пр., официозная пресса не приобрела того влияния, на которое рассчитывало правительство. В одном из писем Салтыков — Щедрин не без основания утверждал: «Маковы, Игнатьевы, Тимашевы проходят, а литература всё живет» (Зай298).
