Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
После нескольких дней переговоров в шатре Дофина 4 сентября 1414 года было достигнуто предварительное соглашение, которое должно было быть подтверждено позже официальным мирным договором, когда король поправится. Герцог Бургундский в любом случае уступал то, что уже потерял, но сделал мало других уступок. Было еще одно официальное подтверждение "пустого мира" в Шартре вместе с тремя столь же пустыми договорами, которые были заключены после этого. Иоанн не обязался загладить свою вину за убийство Людовика Орлеанского и даже не признал ее. Он также не явился лично к королю или Дофину, чтобы попросить у них прощения за то, что поднял оружие против них, а лишь пообещал, что его брат и сестра, а также представители Четырех членов Фландрии сделают это от его имени. Герцог, его союзники и командиры гарнизонов должны были поклясться больше не поднимать оружие против короны. Дофин принял заверения эмиссаров Иоанна, что с англичанами ничего не было согласовано, и что Иоанн согласился отказаться от дальнейших переговоров с ними. Тем временем герцог обещал сдать Аррас вместе с королевскими крепостями Шербур и Кан в Нормандии, Шинон в долине Луары и Ле-Кротуа в устье Соммы, которые были заняты его войсками в течение последних трех лет. Главари кабошьенов, все еще находившиеся под его защитой, будут изгнаны из его владений. Их судьба и судьба других клиентов и союзников Иоанна Бесстрашного должна была быть оставлена на усмотрение короля и Дофина. Эти последние обязательства были оговорены в секретной статье. Дофин согласился, что капитуляция Арраса будет чисто номинальной. Дофин и горстка его офицеров официально вступят во владение городом, а затем уйдут с армией в течение четырех-шести дней, оставив гарнизон Иоанна под эффективным контролем. Что касается сторонников Иоанна, то Дофин обязался, что, несмотря на оговорку в публичном документе, все они будут амнистированы, их изгнания отменены, а конфискованное имущество будет им возвращено. С политической точки зрения, возможно, самым важным положением договора был пункт, подтверждавший отстранение герцога Бургундского от власти. Ему формально запрещалось являться ко двору без специального вызова короля, одобренного королевой, Дофином и всем Советом и заверенного большой печатью канцлером Франции[492].
Условия вызвали возмущение среди арманьякских лидеров еще до того, как стали известны секретные статьи. Ни с кем из них не посоветовались, их просьбы дать больше времени на рассмотрение были отклонены. Призывы Орлеанского дома отомстить за убийство герцога Людовика или хотя бы признать вину в этом герцога Бургундского остались неуслышанными. Но Дофин был полон решимости навязать свою волю. После того, как были зачитаны открытые условия и герцог Брабанта и графиня Эно поклялись от имени своего брата соблюдать их, в его шатрах произошел неприятный момент. Дофин обратился к Карлу Орлеанскому и призвал его поклясться. "Не я нарушал последний мир, — ответил он, — приведите сюда тех, кто его нарушил, и тогда я выполню вашу просьбу". Молодой принц трижды отказывался, к явному раздражению Дофина. Наконец к Карлу подошел архиепископ Реймсский с группой придворных. "Монсеньор, — сказал он, — сделайте то, о чем просит герцог Гиеньский". Карл через силу принес присягу. Герцог Бурбонский уже собирался заявить свой протест, когда Дофин прервал его и властно приказав принести присягу. Жан де Монтегю, архиепископ Санса, брат человека, которого Иоанн Бесстрашный казнил по приговору суда, начал объяснять, почему он не может присягнуть, но его тоже заставили замолчать. В девять часов вечера 4 сентября у шатра короля раздался звук труб, возвещавший армии об окончании боевых действий. На следующий день формальности были завершены. Герольды провозгласили мир в лагере и на улицах Арраса. Дофин получил ключи от города, и его знамя было установлено над городскими воротами.
Отход королевской армии был плохо организован. Накануне вечером рядом с шатром короля вспыхнул пожар, который быстро распространился по лагерю, губя солдат, пленных и лошадей, уничтожая палатки и припасы и сея панику в армии. Говорили, что пожар устроили гасконцы, разъяренные тем, что их лишили добычи в Аррасе. Короля пришлось спешно перевезти в безопасное место на повозке. Графы Арманьяк и Алансонский бежали полуголыми из своих шатров. Основная масса армии в беспорядке разбежалась и рассеялась. Принцы уехали в ярости, бросив большую часть своего багажа и большую часть артиллерии. Весть об этом была воспринята в Париже со смешанными чувствами. Произошла спонтанная вспышка радости по поводу мира, но в кварталах рабочего класса начались волнения. Люди, пришедшие в церкви, чтобы присоединиться к традиционным праздничным процессиям, обнаружили прибитые к дверям плакаты, призывающие их к восстанию. Городские власти были раздражены и стремились подавить проявление любого недовольства. Среди городских патрициев и членов муниципалитета были серьезные опасения возвращения кабошьенов. Они пожаловались герцогу Беррийскому, что с ними не посоветовались. Но герцог высокомерно ответил, что это дело принцев и их не касается. "Мы воюем друг с другом, когда хотим, и заключаем мир, когда считаем нужным", — заявил он[493].
22 сентября, менее чем через три недели после того, как он пообещал больше не вести переговоры с англичанами, Иоанн Бесстрашный встретился со Скроупом, Мортимером и их коллегами на последнем заседании в аббатстве Сен-Бертен в Сент-Омере. Англичане, конечно, уже знали о заключении Аррасского мира. Герцог признался, что это заставило его отсрочить
