Георгий Шахназаров - С вождями и без них
То, что называли конфронтацией Востока и Запада, было на самом деле внутренним противоречием европейской цивилизации. Россия, как и все восточноевропейские государства, - это часть Европы, а марксизм - порождение европейской культуры. Так что точнее говорить о преодолении раскола внутри европейского (евро-американского) или западного мира. Действительная же проблема в отношениях двух основных ветвей цивилизации определяется формулой "Север - Юг".
Условия существования современного мира предопределяют беспрепятственную циркуляцию капитала, рабочей силы, идей, ценностей и, конечно, людей. Эта благотворная тенденция обещает поднять цивилизацию на истинно общечеловеческую высоту. Однако есть и другая перспектива. Тотальное взаимопроникновение означает одновременно, что Юг вывозит на Север свою нищету, а Север на Юг свою массовую культуру и отходы производства. Если развитие пойдет по типу сообщающихся сосудов, конфронтация Севера с Югом выльется в конфронтацию человечества с самим собой, в мировую гражданскую войну. Противостоящие стороны, не имея четкой границы между собой, будут душить друг друга в объятиях.
Могут оспорить такое видение будущего: богатые страны не отказываются протянуть руку помощи бедным. Действительно, в последние годы были свидетельства щедрости и трезвого расчета. Ведь если сытый Север не хочет, чтобы в его и без того изрядно перенаселенные города ринулся весь полуголодный Юг, надо помочь последнему обрести нормальный жизненный уровень.
Однако есть некий объективный предел помощи, переступить через который современное общество даже при желании не может. Нельзя обеспечить всей планете уровень преуспевающих стран в силу ограниченности природных ресурсов. Американец потребляет в среднем столько энергии, сколько 500 индийцев, и оставляет после себя в атмосфере в 1500 раз больше отходов, чем житель Индии. При переводе всего человечества на режим потребления развитых государств разведанных ресурсов хватило бы на пару десятилетий. На перераспределение же ни одна богатая нация пойти не согласится.
С этой точки зрения кризис России, других бывших республик Союза, восточноевропейских стран - это и общечеловеческий кризис. Тот факт, что не оправдалась надежда на создание идеального строя, сочетающего свободу с равенством, - это поражение созидательного разума, за которым следует обычный в таких случаях возврат к религии и мистицизму, возрождение архаических ценностей, ренессанс монархического сознания.
Умерла, с малой надеждой возродиться - по крайней мере в предстоящие десятилетия, эсхатологическая идея, предполагающая возможность создания рая на Земле в результате применения научной доктрины. Но эта неудача не означает, что нужно отказаться от поиска гармонии в мировом общественном устройстве. Социалистический принцип (подход, метод) должен найти применение в регулировании отношений между Севером и Югом, смягчении новых социальных противоречий, которые будут возникать в формирующемся мировом обществе (именно - обществе, уже не сообществе).
Вдохновляющей целью и для левого движения, и для широкого круга политических течений сейчас должно стать утверждение нового мирового порядка, основанного на принципах свободы, справедливости и солидарности, ставящего во главу угла обеспечение и защиту прав человека.
Итак, Маркс и Ницше, оба были правы в меру своего озарения. Еще один урок нашего времени будущему - не сотвори себе кумира. Своим горьким опытом мы во многом обязаны тому, что возвели марксизм в ранг "новейшего завета". Между тем Маркс, Энгельс, Ленин были обыкновенными гениями. Такими же, как Локк, Монтескье, Гегель, Кант, Чернышевский и немало других. У каждого из них свои прозрения и заблуждения. Глупо не прислушаться к этим мудрецам и столь же глупо жить одним их умом.
Вероятно, заслуга Горбачева и состоит в том, что он отважился сбросить шоры мертвящего догматизма и увидел свою страну и мир как они есть. А освободившись сам, счел долгом освободить свой народ.
Перестройка - великий поворот истории XX века. Но как ни громадно ее значение, личное значение Горбачева многим больше. Он доказал своим примером, что "бунтующий человек", личность, не способная смириться с несуразностями Системы (Замка, по Кафке) - не плод фантазии поэтов и философов. Что и наша прозаическая, скудная на героев эпоха может рождать донкихотов, гамлетов, мышкиных. А Замятин и Оруэлл не были прекраснодушными оптимистами, предположив, что нарисованные ими чудовищные миры будут раньше или позже разрушены, ибо явится Человек, не желающий ни сам быть невольником Системы, ни повелевать подневольными людьми.
Часть III
После перестройки
В Фонде
"Перелистав" в памяти бурные 1988-1991 годы, завершу свою книгу рассказом о Фонде Горбачева, с которым связаны последние 10 лет моей жизни.
Начало этому необычному для нашей общественной практики учреждению было положено за несколько месяцев до драматических событий, приведших к распаду Советского Союза. В августе, предшествовавшем путчу, мы с моим давним соратником и другом Красиным отдыхали в санатории "Южный". Прогуливаясь, обсуждали, как пойдут дела после подписания нового Союзного договора, делились смутным беспокойством, что этому может помешать, и размышляли, как уберечь от превратностей "смутного времени" Институт общественных наук, ректором которого был тогда Юрий Андреевич.
Начальным предназначением Ленинской школы была подготовка кадров братских партий. Молодым коммунистам, тщательно подбиравшимся для учебы в Москве, опытные педагоги, как правило, со знанием иностранных языков, читали теорию научного коммунизма, политэкономию и другие предметы, составлявшие в сумме курс марксистско-ленинского образования. Наряду с идеологическими дисциплинами учащиеся получали знания, необходимые революционерам-подпольщикам, учились обращению с радиотехникой. Впрочем, эта конспиративная часть обучения отходила на задний план, по мере того как компартии отказывались от ставки на насильственный захват власти, делали основной упор на парламентские средства борьбы. Да и воспитание слушателей в духе советской ортодоксии становилось все более сложным делом - преподавателям приходилось не столько обучать, сколько вести дискуссии с молодыми еврокоммунистами.
Словом, учебная функция клонилась к упадку, если вообще себя не исчерпала, зато процветала исследовательская. Как все идеологические учреждения, находившиеся под непосредственной опекой ЦК КПСС (Академия общественных наук, партийные школы и издательства), школа помещалась в элитном, специально для нее построенном архитектурном комплексе, состоявшем из шести соединенных переходами зданий, располагала богатой библиотекой, прекрасными аудиториями, общежитием и даже гостиницей с собственным бассейном. Собранные здесь квалифицированные специалисты, не слишком обремененные чтением лекций, могли посвятить себя научным занятиям. К началу 90-х годов школа уже вполне отвечала своему официальному названию - Институт общественных наук.
Мы с Юрием Андреевичем, однако, рассудили, что в таком качестве у нее мало шансов выжить. Рано или поздно будет поставлена под вопрос целесообразность существования научного учреждения, претендующего на охват практически всей системы гуманитарных знаний. К тому же тематика проводившихся там исследований тяготела к внутренней и международной политике, был прямой резон на этом сосредоточиться. В пользу такого решения была и потребность подкрепить научными исследованиями работу президентского аппарата. Соответственно этому замыслу мы набросали проект перестройки Института в Фонд социально-политических исследований (уж потом была подключена и экономическая тематика, которая, кстати, по большому счету так и осталась неосвоенной), предусматривающий окончательный отказ от учебных функций, значительное сокращение штатного состава, поручение заняться актуальной в тот момент проблематикой. Указом 26 августа 91-го года Фонд был учрежден в качестве исследовательского учреждения при главе союзного государства. Меня, как политического советника, утвердили президентом этого учреждения, Красина генеральным директором.
Не думаю, что, подписывая соответствующий указ, Михаил Сергеевич сознательно готовил себе место на случай отставки. Такие мысли еще не бродили у нас в головах. Верилось, что новый Договор о Союзе будет все-таки подписан, Горбачев останется его руководителем. Но ход событий опрокинул эти надежды. В один из дней второй половины декабря, когда уже стало ясно, что у Михаила Сергеевича нет шансов остаться в большой политике (разумеется, в "действующем" режиме), я спросил, не захочет ли он возглавить наш Фонд, чтобы хоть таким путем, через анализ и рекомендации, оказывать посильное влияние на положение в стране, отстаивать идеи "нового мышления".
