Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
В целом же в отношении военных, ведущих конструкторов и руководителей промышленности Сталин в годы войны в основном применял политику пряника, щедро раздавая награды, пайки и премии. 26 марта 1944 года на ужине в Большом театре по случаю утверждения мелодии нового советского гимна Сталин признался: «Я не очень верю в совесть. Там, где нет настоящей заинтересованности, там никогда не будет и настоящего успеха». И щедро одаривал благами деятелей науки, культуры, высокопоставленных военных, министров, директоров и партийную номенклатуру. Кнут откладывался на послевоенное время. Однако и маршалы и генералы Красной Армии, и генералы ВПК (в 1943 году им всем действительно присвоили генеральские звания) прекрасно понимали, что машина репрессий против них может быть запущена в любой момент. Пример генерала Д.Г. Павлова и других руководителей Западного фронта, расстрелянных в начале войны, был у всех перед глазами. Кроме того, в годы войны были репрессированы еще несколько десятков генералов рангом поменьше. Материальная заинтересованность должна была подкрепляться осознанием, что провал задания приведет к самым тяжелым последствиям для нерадивых исполнителей. Нередко это вело к завышению показателей по производству вооружения и боевой техники, поставке в войска заведомо бракованных изделий. Сразу после войны за подобные нарушения были посажены в тюрьму главком ВВС А.А. Новиков, нарком авиапромышленности А.И. Шахурин и ряд других руководителей ВВС и авиапромышленности. 9 декабря 1944 года на приеме в честь прибывшего в Москву французского генерала Шарля де Голля Сталин произнес замечательный тост за здоровье Главного маршала авиации А.А. Новикова: «Это очень хороший маршал. Он создал нам прекрасную авиацию. Если же он не будет хорошо делать свое дело, мы его повесим!» Повесить Иосиф Виссарионович Александра Александровича не повесил, а вот посадить в тюрьму в 1946 году на 7 лет посадил. Сущность Сталина хорошо угадал присутствовавший на том приеме член французской делегации Ж. Лалуа: «Сталин – человек с таким количеством обличий, что сущность его было трудно распознать. Он был бестактен».
Сталин прекрасно представлял, что и военные, и деятели промышленности имеют свои эгоистические интересы и хотели бы решать более простые задачи, даже если это приведет к ухудшению качества производимого вооружения или дополнительным людским потерям. Но до конца войны наказывать не спешил, сознавая, что других генералов, министров и директоров заводов у него нет, и гораздо хуже, если в критический момент та или иная отрасль или армия окажутся без руководителей на длительный срок, чем если позволить им немножко пошалить с производственными показателями.
29 июля 1944 года Сталин разрешил наградить себя орденом «Победа» – «За исключительные заслуги в организации и проведении наступательных операций Красной Армии, приведших к крупнейшему поражению германской армии и к коренному изменению положения на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками в пользу Красной Армии». Неслучайно Иосиф Виссарионович возложил на себя высший советский военный орден после операции «Багратион», в ходе которой оказалась разгромлена крупнейшая группировка немецких войск – группа армий «Центр». В близкой и окончательной победе он уже не сомневался. А 11 октября 1944 года на приеме в английском посольстве в Москве в ответ на сетования Черчилля, что советские действия в Польше могут осложнить отношения Англии с Ватиканом, Сталин не без издевки заметил: «А сколько дивизий у папы римского?», подчеркивая, что уважает только силу, а не моральные или религиозные авторитеты.
Во время войны Сталину часто приходилось встречаться с представителями буржуазных государств, а не с деятелями Коминтерна, как прежде. В зависимости от ситуации и от собеседника Сталин легко надевал ту или иную маску. Так, польскому генералу Владиславу Сикорскому, главе польского правительства в изгнании, и командующему формирующейся в СССР польской армии генералу Владиславу Андерсу он во время встречи в Москве 3 декабря 1941 года, пользуясь тем, что о Катыни тогда ничего не было известно, он признавался в любви к полякам и хвалил польских солдат, принижая украинцев, белорусов и евреев: «Зачем вам белорусы, украинцы и евреи? Вам нужны поляки, это самые лучшие солдаты». И добавил: «Мы, конечно же, не станем ссориться из-за границ». А на слова Андерса о том, что белорусы «чувствовали себя поляками и были хорошими солдатами во время войны 1939 года», тогда как «многие украинцы были и остались германофилами, поэтому у нас было много неприятностей из-за них, а потом и у вас тоже, советский диктатор заметил: «Да, но это были ваши украинцы, не наши. Мы их, общими силами, уничтожим». Сталин сдержал слово. После 1944 года бойцы Украинской повстанческой армии в Западной Украине и юго-восточной Польше, равно как и мирное украинское население Красной Армией, совместно с польскими коммунистическими властями, были частью уничтожены, частью депортированы. Сталин также заявил: «В былые времена вы дважды покоряли Москву (вероятно, имеется в виду не только польская оккупация Москвы в 1610–1612 годах, но и поход на Москву польских войск в 1812 году в составе Великой армии Наполеона, либо вместе с Лжедмитрием I в 1605 году. – Б. С.). Русские несколько раз были в Варшаве. Мы постоянно сражались друг с другом. Пора кончать драку между русскими и поляками». Еще Сталин говорил о совместной с поляками борьбе и об общей победе над «фашистскими агрессорами». И рассказал о двух эпизодах своих взаимоотношений с поляками из времен, когда он пробирался в австрийскую Польшу к Ленину. Когда в привокзальном ресторане он заказал тарелку супа, официант демонстративно обслужил его последним, перед самым отходом поезда, и Сталин в знак протеста вывернул тарелку на скатерть. Потом Ленин объяснил ему, что все дело в том, что он сделал заказ на русском языке, а «поляки вытерпели столько обид от России, что пользуются всяким удобным случаем, чтобы отомстить». Когда же в следующий раз на пути к Ленину Сталин нелегально переходил русско-австрийскую границу, но потерял проводника и остался один в чужом городе, причем внешний вид сразу выдавал в нем иностранца: «Несколько евреев предложили мне свои услуги. Но я не доверял этим евреям. Я видел по их физиономиям, что за деньги они готовы отдать меня в руки русских жандармов. Наконец я нашел поляка с честным лицом и к нему обратился за помощью. Этот поляк, совершенно посторонний человек, бескорыстно приютил меня, а потом помог перейти границу». И, обращаясь к сидевшему рядом полковнику Окулицкому, Сталин добавил: «Вы мне его напоминаете. Вы на него очень похожи».
Здесь Сталин как бы давал понять, что враждебность некоторых поляков к русским объясняется вековыми предрассудками, печальным историческим опытом, тогда как честный поляк и честный русский всегда найдут между собой общий язык. И заодно ввернул антисемитский мотив, памятуя, что среди поляков сильны антисемитские чувства. Сказанное, однако, совершенно не означало, что советский диктатор раскаивался в казни польских офицеров или в широкомасштабных репрессиях против лиц польской национальности в СССР.
Напротив, беседуя с профессором Московской консерватории Д.Р. Рогаль-Левицким в 1944 году, Сталин с осуждением говорил об антисемитизме бывшего главного дирижера Большого театра Н.С. Голованова. Хотя сам, похоже, если верить его дочери Светлане, евреев не любил и по этой причине расстроил ее брак с евреем Г.И. Морозовым и посадил в лагерь ее любовника А.А. Каплера («То, что Каплер еврей, раздражало его, кажется, больше всего», – вспоминала Светлана). Хотя здесь, среди прочего, был и определенный политический расчет. Развод с Г.И. Морозовым должен был открыть путь к «династическому браку» дочери вождя с сыном А.А. Жданова Юрием. И что, может быть, было еще важнее, что вождь учитывал широкое распространение антисемитских настроений в народе и считал, что связь его дочери с евреями компрометирует его самого в мнении народном. А когда в 1946 году Сталину написал письмо философ профессор З.Я. Белецкий, жаловавшийся, что его преследуют за то, что он скрыл свою еврейскую национальность, тогда как на самом деле у него отец русский и только мать – еврейка, Сталин заметил: «Тот, кто скрывает свое национальное происхождение, – трус, гроша ломаного не стоит…»
Надо признать, что дипломатия Сталина облегчалась тем, что союзники, заинтересованные в советской военной помощи, закрывали глаза на идеологические различия и отсутствие в СССР демократии. Они, особенно Черчилль, во время войны грубо льстили Сталину, называли Советский Союз «одной из трех «великих демократий», наряду с США и Англией. А 8 февраля 1945 года на приеме в Юсуповском дворце в Ялте Черчилль в славословии дядюшке Джо перешел последние пределы приличия и здравого смысла: «Я не прибегаю ни к преувеличению, ни к цветастым комплиментам, когда говорю, что мы считаем жизнь маршала Сталина драгоценнейшим сокровищем для наших надежд и наших сердец. В истории было много завоевателей. Но лишь немногие из них были государственными деятелями, и большинство из них, столкнувшись с трудностями, которые следовали за их войнами, рассеивали плоды своих побед. Я искренне надеюсь, что жизнь маршала сохранится для народа Советского Союза и поможет всем нам приблизиться к менее печальным временам, чем те, которые мы пережили недавно. Я шагаю по этому миру с большей смелостью и надеждой, когда сознаю, что нахожусь в дружеских и близких отношениях с этим великим человеком, слава которого прошла не только по всей России, но и по всему миру». В общем, британский премьер, казалось, просто готов был лопнуть от счастья, что живет в одну эпоху с таким великим и во всех отношениях достойным человеком, да еще может называть его своим другом.