Альбигойский крестовый поход - Джонатан Сампшен
Должно быть, по прибытии легат представил, мрачный доклад Александру III, и вопрос о Лангедоке был должным образом поднят на 3-м Латеранском соборе, который открылся два месяца спустя, 5 марта 1179 года. Собор не смог сделать больше, чем произнести еще одно отлучение от Церкви против еретиков и их союзников. Папа, однако, счел нужным предпринять еще одну миссию. Анри де Марси, который к тому времени уже прибыл в Рим, был назначен кардиналом-епископом Альбано и отправлен во Францию с общими полномочиями действовать от имени Папы. Неясно, были ли действия, предпринятые Анри, тем, что имел в виду Александр. Несомненно то, что Анри получил достаточно опыта борьбы с южными катарами, чтобы понять, что безоружные миссионеры мало что могут сделать. В июле 1181 года, разобравшись с другими делами, он собрал небольшую армию и двинулся на город Лавор, где жили два представителя еретиков, охранные грамоты которым он выдал двумя годами ранее. Городок располагавшийся на холме между Тулузой и Альби, принадлежал Рожеру II Транкавелю, и в 1181 году был самым сильным катарским городом Тулузена, "средоточием сатаны и столицей ереси", как описали его южные епископы много лет спустя, когда он пал перед крестоносцами. Здесь находилась резиденция катарского епископа Тулузы и несколько домов совершенных. Шателен открыто симпатизировал ереси, а его жена, совершенная и знатная дама, позже приняла жестокую смерть от рук крестоносцев. Застигнутые врасплох, горожане не успели подготовиться к обороне. Жена Рожера II, которая находилась в городе в момент прибытия легата, приказала открыть перед ним ворота. Двух еретиков быстро нашли и привели к легату, который долго их изводил допросом и побудил отказаться от длинного списка дуалистических ошибок. Вероятно, в этой встрече было нечто большее, чем сообщают нам источники, так как еретики, похоже, были совершенно искренни, отказавшись за один день от убеждений всей своей жизни. Несколько лет спустя оба находились в Тулузе, один из них среди каноников Сен-Сернин, а другой помогал епископу в качестве каноника собора.
Анри де Марси не мог надеяться достичь большего с теми небольшими силами, которые были в его распоряжении. Каким бы впечатляющим ни было его выступление в Лавор, оно осталось единственным значительным действием против еретиков за почти десятилетнюю легацию. Восемь лет жизни, которые ему оставались, прошли в заботах о великих делах Церкви при французском дворе и в проповеди Третьего крестового похода. Если бы силы катаров были сосредоточены в крупных городских центрах, как это было на севере, союз между графом Тулузы и местным епископом, вероятно, остановил бы их продвижение на ранней стадии. Но хотя катарские епископы получили свои титулы от крупных городов, они в них не жили. Тулуза, Альби и Нарбон к этому времени были относительно незначительными центрами ереси. Более важным был Безье, но единственным крупным городом, который еретикам удалось взять под контроль, был Каркассон. Катаризм пустил свои глубочайшие корни в маленьких провинциальных городках, подчиненных виконтам Безье из рода Транкавель. В южной половине епархии Альби дуалисты были достаточно многочисленны, чтобы крестоносцы применили название альбигойцы без разбора ко всем еретикам Юга. В Ломбере и Лотреке они, вероятно, пользовались симпатией, если не формальной поддержкой большинства населения. То же самое можно сказать о Верфее в епархии Тулузы, где Святой Бернард был унижен в 1145 году, и о Лаворе, где его преемник одержал столь значительный триумф в 1181 году. Далее на юг, Лорак, Фанжо и Монреаль были типичными из бесчисленных городов, обнесенных стенами, где благосклонность сеньора обеспечивала безопасное убежище для катаров и их лидеров. Статистические данные, которые можно найти (а их не так много), свидетельствуют о том, что, возможно, от четверти до трети населения западного Лангедока симпатизировали катарам. В отдаленных регионах, Гаскони, Керси, Руэрге и долине Роны, эта доля была, конечно, меньше. Церковь довольно медленно осознавала серьезность ситуации. Но в конце концов необычный опыт союза между народной религией и аристократией убедил ее в том, что только крестовый поход может решить дело. Во Франции ничего подобного не происходило, пока религиозные войны XVI века не отдали эти же регионы в руки воинствующего и пуританского вероучения.
Хронист Пьер Сернейский, который прибыл на Юг вместе с крестоносцами, обнаружил, что сторонниками катаров были "почти все баронские семьи провинции, оказывавшие им гостеприимство, дружбу и защиту против Бога и Его Церкви". Этот вывод в значительной степени подтверждается записями инквизиции, которые, хотя и охватывают период только после 1230-х годов, содержат показания о событиях, произошедших еще в 1180-х годах. Накануне крестового похода более трети всех известных совершенных были благородного происхождения. В Сен-Поль-Кап-де-Жу, как и во многих других подобных городах, общины совершенных были заполнены женщинами из главенствующей семьи сеньоров; на кладбищах катаров находились безымянные могилы их мужей и сыновей, получивших consolamentum на смертном одре. Традиции, гордость, а зачастую и невысказанная обида на католическое духовенство — все это вместе взятое создавало связи между общинами катаров и местными семьями, многие из которых сохранялись на протяжении нескольких поколений. Сеньор де Лорак, который был повешен за сопротивление крестоносцам, возможно, был не более чем сочувствующим, но он причислял свою мать, трех сестер и двух племянников к посвященным секты.
Описать сохранение ереси в таких семьях как плод зависти и антиклерикализма — это лишь половина правды. Те дворяне, которые поддерживали катаров при жизни, но умерли с отпущением грехов Церковью, вполне могли руководствоваться подобными соображениями. Но менее знатные дворяне мало что выигрывали от принятия ереси. И если их ненависть к католическому духовенству была тем не менее сильной, то для объяснения того, почему высший класс южного общества вел себя столь радикально иначе, чем их столь же антиклерикальные собратья на севере, требуется нечто
