Михаил Смирнов - О Вячеславе Менжинском

Зато пришли вы, господа хозяева, которые обегали редакцию, как чумное кладбище, пока была опасность, и заявили нам, что в погромах виноваты социал-демократы с их неумеренными речами на митингах, повинна свобода революционного слова. Довольно свободы слова!

Мы не допустим позора, чтобы наряду с полицейскими призывами к успокоению организатора всероссийской бойни — Трепова и местных черносотенцев — губернатора Роговича и казакиста Вахрамеева появилось продиктованное трусостью воззвание „Северного края“.

Мы хотели обратиться ко всем гражданам и к пролетариату с призывом силой противостоять всяким попыткам контрреволюции. И не только социал-демократы, но всякий не испуганный с рождения, — мог ли он говорить теперь о чем-либо другом, кроме вооруженной борьбы с остатками самодержавия, видя то, что мы видели?

Что же вы делаете? Ваш председатель В. Н. Эшптейп заявляет, что он приостановит газету, которая резкостью тона может вызвать новый погром, он требует от редактора В. М. Михеева: „Возьмите диктаторскую власть, хоть на несколько дней упраздните редакционный комитет и черкайте все опасные места“.

Прежде это делали бы губернаторские чиновники. Теперь литератор В. М. Михеев взял на себя постыдную цензорскую роль. Он не только задержал на время слишком боевые статьи социал-демократов („может быть, потом разрешу“), но даже вычеркивал отдельные места, как заправский цензор времен Плеве. Правда, это были слова, что цензура упразднена „волею пролетариата“. Волею пролетариата! Действительно страшные слова!!!

Там, где литераторы проводят еще не созданный правительством закон против социалистов, нам не место. Мы уходим, господа хозяева, но помните, что если легок пух, пущенный полицейскими громилами из перин еврейской бедноты, то тяжела ответственность тех, кто зажимает рот людям, которые хотят крикнуть: защищайтесь с оружием в руках!.. Для нас, пролетариев, интересы литературы — не интересы сундука. Вот почему мы уходим.

Секретарь Вячеслав Менжинский.

Заведующий областным отделом Леонид Федорченко.

Заведующий городской хроникой Владимир Коньков.

СОТРУДНИКИ: Е. Фальк (Е. Волоцкая), О. Антушевич, Н. Зезюлинский, А. Батуев, П. Пономарев, В. Кириллов, Н. Воронцов, Ал. Метелкин, Смердяков (псевдоним), Фед. Торопов (корректор), Ольга Федорченко (служ. конторы), Григорий Зайцев (экспедитор).

25 октября 1905 года».

Ответ на это письмо в редакцию был написан В. М. Михеевым, жалкий, растерянный… из которого ясна была неправота автора ответа.

Говорят, ответ писался целую ночь. Наутро, когда Михеев вез его с нашей декларацией, чтобы сдать в печать, с ним произошел от волнения удар, чуть не кончившийся печально для него. После этого от имени больного Михеева просили меня и Менжинского взять обратно свою декларацию, но мы отвергли эту просьбу.

Декларация наша и ответ на нее были напечатаны в «Северном крае», который вышел уже с махровыми кадетскими статьями…

Каторга и ссылка,

1928, кн. 19, с. 127–146.,

Ф. Н. Петров. Непоколебимый марксист

…Хочется вспомнить то время, когда начиналась наша работа по организации революционного движения в тогдашней царской, угнетенной капитализмом России.

Развитие революционного движения в России шло в тесной связи с распространением великих идей марксизма-ленинизма, великого учения Маркса — Энгельса…

I Интернационал на своем знамени написал великие слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Вот эти вещие слова «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» стояли на каждой листовке, написанной В. Р. Менжинским, на каждом издании, в котором участвовал товарищ Менжинский.

Большевик-литератор, пламенный революционер, непоколебимый марксист — таким я знал Менжинского — начал участвовать в революционном движении с 1895 года.

Мне с В. Р. Менжинским пришлось встречаться по военно-революционной работе в войсках. Он в 1906 году был членом комитета Петербургской военной организации большевиков и редактором газеты «Казарма». Я работал руководителем Военно-революционной организация в Польше, Литве, а до этого в Киеве, участвовал в киевском восстании саперов. Я помню, с каким интересом мы знакомились тогда с каждым номером нелегальной «Казармы», который удавалось получить. Таким образом, первые наши встречи с Менжинским, этим весьма интересным человеком, относятся к бурным дням первой русской революции…

Рассказы о Менжинском,

М., 1969, с. 71–71,

B. Р. Менжинская. В Военной организации большевиков

В 1906 году Вячеслав Рудольфович возвратился в Петербург и работал сначала районным пропагандистом (в Нарвском районе. — М. С), затем членом комитета в большевистской Военной организации и одним из редакторов газеты «Казарма».

В те годы мы жили вдвоем с Людмилой в Питере, на Ямской улице (дом 21, кв. 2). Квартира была неудобной для конспирации. Внизу полуподвал, несколько ступенек вверх — наша квартира. В окно можно было взглянуть с улицы. Рядом лестница, на ней — швейцар. Как-то пришел один товарищ и передал поручение: подыскать три квартиры для клубов. Я подыскала.

— Сходите к Надежде Константиновне, этим она ведает, поговорите с нею.

— Но я незнакома с ней.

— Вот и познакомитесь.

Я пошла. Она принимала в редакции. Мы вышли в коридор. Я рассказала о квартирах. 100, 75 и 50 рублей в месяц стоила каждая из них.

— А нельзя ли даром? — спросила Надежда Константиновна.

— Попробую, — ответила я.

Мы разговорились.

— А не хотите ли со мной работать? Все своим делом заняты. А моим никто не хочет заниматься.

Я согласилась. Наша совместная работа началась со следующего дня. Каждое утро Надежда Константиновна приходила к нам. Вот тогда-то и познакомилась с ней Людмила Рудольфовна. Мы составляли план на каждый день и расходились по своим делам. Вечером встречались вновь, то в Технологическом институте, то в других местах… Надежда Константиновна звала на работу к себе и Людмилу, но та не пошла. Она работала в это время в боевой группе и увлекалась этим делом страшно. Вооружение, динамит ей казались куда более интересными, чем пропаганда.

Как познакомилась она с Владимиром Ильичей, не помню.

Он жил в это время в Финляндии, в Куоккале; с ним была постоянная связь, ему отвозилась корреспонденция. Может быть, и она отвозила. Была и еще одна возможность встречи. Вячеслав Рудольфович был тоже в Военной организации. Он встречался с Владимиром Ильичем. Но, может быть, первой встречей была встреча их троих. Людмила Рудольфовна никогда не рассказывала об этом: конспирация не позволяла. Но, видимо, Людмила Рудолфовна произвела тогда на Владимира Ильича сильное впечатление… Владимир Ильич очень ценил ее.

Эти годы были решающими для нас, особенно для Mилочки. Они не только крепко связали ее с революцией, познакомили с Лениным, но и разорвали семью. Вячеслав Рудольфович должен был эмигрировать…

1906 год. Время было чрезвычайно горячее. Пропаганда в войсках велась почти открыто, конспирация отсутствовала. Пленумы Военной организации устраивались на дачах без всяких предосторожностей.

Летом 1906 года восстания возникали одно за другим: сначала вспыхнуло Кронштадтское, затем Свеаборгское (порт близ Гельсингфорса). Решено было выпустить обращение к войскам о поддержке Свеаборгского восстания и экстренный номер «Казармы». Для обсуждения организационных вопросов и окончательной редакции воззвания 20 июля было созвано расширенное заседание редакции «Казармы» совместно с представителями комитета Военной организации.

Собрались на квартире одного из комитетчиков. Нагрянула полиция с обыском, с ордерами на арест собравшихся. Один из представителей района заметил засаду и расставил по прилегающим улицам патрулей, которые должны были предупреждать приходивших о засаде. Но основные работники были уже налицо. Написать воззвание было поручено Менжинскому. Так как на предыдущих собраниях очень жаловались на неразборчивость его почерка, то на этот раз он написал воззвание крупными буквами и через строчку. Вышла объемистая тетрадь.

Не успел он раскрыть ее, как появилась полиция. Большинство присутствующих стали спешно уничтожать документы, бросая клочки на пол, полиции кое-что удалось подобрать. Но разорвать целую тетрадь было невозможно. Сохранить ее — значило подвести под суровую кару не только себя, но и всех присутствующих. Менжинский, как бы подготовляясь к личному обыску, хладнокровно снял с себя сюртук, предварительно засунув тетрадь во внутренний карман, и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула.

Когда к Менжинскому подошли для обыска, он был в одной рубашке. Подумали, что он так и пришел, обыскали его и ничего не нашли.