Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5)
- Шакалу в ловкости отказать нельзя. Только если Теймуразу помогает, почему в Метехи первым после Шадимана стал? И еще - разве Андукапар не выследил бы? А Шадимана не так легко обмануть!
- Не так легко, мой Даутбек, а обманывает. Конечно, горцы ушли в Тушети с молчаливого согласия Зураба, о чем Иса-хан в неведении. Арагвское княжество от сарбазов очистил с согласия Хосро-мирзы; для какой цели Шадиман не догадывается. Потом вывел из Тбилиси половину войска Андукапара, который тоже не знает подлинную причину. Что затевает шакал? Думаю, обещал меня уничтожить, потому в Метехи все ему угождают. Но...
- Я тоже мучаюсь: почему два великих советника, Ростом и Даутбек, держа Миха в руках - полтора ишачьего хвоста ему на закуску! - не выжали из него признания?
- Если бы даже тебя на помощь пригласили, и тогда больше того, что узнали, ничего не прибавилось бы, - невозмутимо возразил Ростом.
- А разве речной черт не готов сам с себя шкуру снять ради своего Зураба? - возмутился Даутбек, ударяя нагайкой по пыльным цаги. - Что ты, длинноносый дятел, нас в глупости упрекаешь? Сам мог убедиться, как предан подлый мсахури отвратному князю. Пощади ишака, пусть сам трудится с хвостом.
- Не спорьте, мои "барсы", скоро узнаем от Папуна все. Ведь два арагвинца, вовремя отпущенные, поспешат не в Ананури - передать от Русудан послание и подарки, а в Метехи.
- Почему думаешь, Георгий? - удивился Пануш.
- Не сомневаюсь, что, увидя Дато и Гиви, которые вот-вот вернутся из Стамбула, арагвинцы помчатся к шакалу предупредить, что султан нам помощь пришлет.
- А если не пришлет? - слегка ошеломленный, спросил Матарс.
- Все равно - для Метехи выгоден слух, что пришлет. Как только с верхней башни страж увидит Дато, ты, Ростом, незаметно поскачешь навстречу и предупредишь друга, но вернешься, конечно, один, так же незаметно. Помните, что арагвинцы зурабовой выучки - значит, все равно что нашей.
- Теперь понимаю, - расхохотался Димитрий, - какая хатабала произойдет в Метехи, полторы змеи им под хвост! Даже Хосро потеряет сон.
- Я на подобное надеюсь. Помнишь, я дал слово тушинам изгнать персов. Здесь, друзья мои, большая игра. Надо, чтобы и Теймураз узнал, - осмелеет.
- А я, Георгий, голову ломал, все думал, на что тебе два прожорливых арагвинца? И почему на свободе, как почетных гонцов, держишь? Видишь, сколько около тебя ни нахожусь, ничему не научился! Вот Дато, Даутбек, Ростом, Димитрий...
- Ты что, ишак, полтора часа о моей учености поешь, как персидский соловей?
- А разве не так? Я-то одному лишь научился: выполнять волю Великого Моурави.
- Не мою, а Картли. И... мой Матарс, ты верный обязанный перед родиной, немало отдал ей. Вспомни Жинвальское сражение. Ты показал себя знатным воином. И еще скажу: где твой дом? Где жена, дети?
Пануш виновато потупился.
- О чем беспокоишься, Георгий, разве так не свободнее?
- Мой Матарс, ты раньше иначе думал.
- Раньше? Наверно, тогда еще не носил черной повязки, потому плохо видел.
- Такого, как ты, и с одним глазом грузинская девушка сильно любить станет.
- Выходит, Пануш, у тебя вместо глаза - стекло, раз не замечаешь, как подле тебя краснела Кетеван, внучка Сиуша...
- Может, нарочно пока не замечаю. Где жену держать должен? В хурджини?
- У отца пока не можешь?
- Для отца не стоит жениться.
Скрывая любовь и сочувствие к друзьям, громче всех засмеялся Даутбек.
Иногда человек любуется звездами, и кажется ему - нет прекраснее их. Но неожиданно на небесный простор плавно выплывает серебристая луна, и, восхищенный, он забывает о звездах и весь отдается созерцанию недосягаемого корабля.
Так и сегодня: хотя со сторожевых башен и уловили скрип с нетерпением ожидаемых ароб, но приближение трофеев никого не взволновало, ибо неожиданно появились два всадника на взмыленных конях, сверкающих лунным серебром, и понеслись к замку, а за ними поспевали двое дружинников.
Бешеный крик одного, смех другого и торжествующее ржание скакунов взбудоражили ополченцев. Сон как ветром выдуло из замка, даже дряхлый садовник, звякая ножницами, семенил по двору.
Азнауры рванулись к воротам; Дареджан едва успела накинуть на плечи платок; старший повар, вытирая о фартук руки, перегонял Омара; стрелой неслись Иорам и Бежан.
На балконе показались Русудан, Георгий, заметно обрадованный Газнели и Хорешани, высоко поднявшая маленького Дато.
А со сторожевой башни на весь замок продолжал кричать Автандил:
- Дато и Гиви! Ваша! Из Стамбула-а-а! Э-эй... Друзья!
Едва влетев в распахнувшиеся ворота, Гиви неистово крикнул:
- Победа, "барсы"! Победа, азнауры! - и, вдруг оглянувшись, накинулся на двух дружинников: - Осторожнее, пожелтевшие дубы! Не смешайте хурджини! Или вам неведомо, что в одном, кроме драгоценностей, хрустальный кальян подарок Моурави от самого султана. Э-э!.. Русудан! Дареджан! Победа! Смотри, Дато, кого Хорешани держит!
"Барсы", ополченцы, азнауры, дружинники и слуги тесным кольцом окружили Дато и Гиви, не давая им спешиться.
- Что?.. Что ответил султан? - взволнованно выкрикнул Нодар.
А за ним, словно эхо, вторили ополченцы:
- Что? Что?
- Во имя Георгия Победоносца! Что?
- Что ответил султан?
Дато загоготал:
- Турецкий султан ответил арабской мудростью: "Если у вернувшихся "барсов" грузинский аппетит, накормите их хоть задом персидского барана. И, видя, что спешиться ему все равно не дадут, Дато встал на седло. - Ваше нетерпение мне знакомо, и я так в зале ожидания Сераля встретил везира Осман-пашу. - Выхватив из-за куладжи ферман, Дато развернул его. - Главное прочту. Надеюсь, потом пустите сойти с коней? Вот, слушайте:
"...Кто может отказать Георгию, сыну Саакадзе? Пусть исконные враги золоторогого Стамбула и зеленоликого Гурджистана трепещут перед мечом Моурав-бека! Я, повелитель вселенной, привратник аллаха, открываю двери рая достойному. Да воссияет вновь Моурав-бек в блеске славы и богатства! И да будет ему известно: шакалы на то и существуют, чтобы выть. И не забудется им, что власть подобна поводьям: выпустишь - и конь поскачет в другую сторону. Мудрецы уверяют: звезды сверкают - пока не гаснут; солнце - пока его не затмевает луна; а властелин силен - пока стоит на вершине. И я помогу неосторожному Моурав-беку вновь взобраться на вершину и схватить поводья... Повелеваю моему везиру Осман-паше оказать..."
Дато вдруг оборвал чтение и с изумлением уставился на арагвинцев. Гневно свернув ферман, он зашептался с Ростомом, пожал плечами, недовольно крикнул:
- Эй, Гиви, ты что, прирос к коню? - и, перемахнув через седло, спрыгнул перед расступившимся народом.
А Ростом поспешно подошел к Омару, стоявшему неподалеку от арагвинцев, и с притворным неудовольствием спросил, почему он не удалил гонцов при въезде Дато. Разве все для чужого уха? Будто смутившись, Омар оглянулся, но арагвинцы поняли, что их хотят удалить, и куда-то исчезли.
Ликование длилось до поздней ночи. Дружинники выкатили огромнейшие бурдюки и расположили их по кругу. Повара уже вертели на пылающих кострах баранов, козлят и свиные туши. Дурманил запах перца, вина, сала. Плыл клубами дым. На паласах и скамьях появились чаши, чуреки, сыр, зелень, фрукты. В начищенных до ослепительного блеска медных котлах вздувалось сладкое тесто, начиненное орехами.
По переднему двору в честь Моурави неслось "Мравалжамиер". Автандил, Иорам и Бежан перебегали от группы к группе, угощая и чокаясь с пирующими. Арагвинцы, стараясь не попадаться на глаза азнаурам, тоже пили и попутно все высматривали.
Даже Газнели повеселел; исчезли страхи, опасения, и он добродушно усмехался, когда Дато то бурно целовал маленького Дато, то подбрасывал его до густых ветвей деревьев, то сажал на коня, дав в руки шашку.
Гиви не терпелось раздать женщинам подарки, но Ростом шепнул, что неловко перед многочисленными гостями: ведь придется всех оделять. Скоро разъедутся, тогда как раз будет время.
Вздыхал Гиви, хватал то Матарса, то Пануша, заставляя повторять рассказ о захвате Гори, о Биртвиси, о Квели Церетели, и неизменно сожалел о своем отсутствии. Хотя "на скорый язык" "барсы" рассказали Дато и Гиви о молниеносной войне, все же хотелось еще и еще слушать.
А Квливидзе беспрестанно вздымал рог с пожеланием князьям проводить каждую ночь так же весело, как помогли им провести добросердечные азнауры.
Отвечая старому азнауру оглушительным "Ваша!", Димитрий клялся, что он полтора года готов не спать, лишь бы почаще радовать князей своим ночным посещением.
С трепетом слушали арагвинцы шутки, похожие на угрозы. В течение нескольких дней гонцы просили отпустить их: "Княгиня Нато, наверное, беспокоится, ведь госпожа Русудан пожелала отправить послание". Но Русудан все еще не могла написать письма. А теперь, когда необходимо разведать побольше, Арчил часа три назад хмуро объявил, что послание готово, подарки тоже.
