Джон Мэн - Чингисхан

69

ДЖОН МЭН

ЧИНГИСХАН

ствленной кампании оккупировавшего Северный Китай. С запада и юга Цзинь граничила с мощными державами Си- Ся и Сон и очень нуждалась в спокойствии на северных гра­ ницах. Отсюда ей грозил Кабул и монголы. Император Цзинь обратился к Кабулу с предложением заключить согла­ шение. Кабул рискнул совершить путешествие в Пекин — Чжунду (Среднюю столицу), как называли ее в Цзинь, там он должен был провести переговоры. Как и было положено, при этом было выпито много араки. К концу пира Кабул по­ чувствовал себя настолько непринужденно, что потянулся через стол и ущипнул императора за бороду. Подобная воль­ность привела придворных Хо-Лома в смятение. Ни о каком соглашении не могло быть и речи. Кабулу, как официально­му гостю, позволили со всеми подарками выехать из города, но китайские военачальники решили, что этот пьяница и ненадежный вождь не должен уйти без наказания. На Кабула устроили засаду. Он сумел уйти через Гоби, но ни одна из сторон ничего не простила и ничего не забыла. Цзинь будет помнить нанесенное Кабулом оскорбление и неудачную по­ пытку перехватить его до случая, когда станет возможным разделаться с этими наглыми кочевниками.

Вот так впервые монгольский вождь столкнулся с пробле­ мой, которая определяла центральноазиатскую политику свыше двух тысяч лет — хитросплетенные отношения между оседлыми и неоседлыми, кочевниками и земледельцами, миром внутриазиатских степей и азиатским социально-по­ литическим колоссом, Китаем. С момента образования и возвышения первой кочевнической империи около 300 го­ да до н. э. эти два мира пребывали в кошмарном сожительст­ ве, связанные необходимостью и разделенные взаимной не­ навистью, каждая из сторон смотрела на другую свысока и обдавала презрением.

Кочевники считали, что они свободны как ветер, а земле­ дельцы — это земляные черви и не стоят самой заурядной лошади. Для них привлекательность Китая была не в его культурных ценностях, а в ценностях материальных: его ме-

талле, шелке, оружии и чае (который стал неотъемлемой ча­ стью кочевого образа жизни, чем остается и поныне). Если товар можно купить, что же, ладно, если купить нельзя — его ничего не стоит захватить силой. Но приобретения таили в себе опасность. Душа кочевника пребывает в покое, когда за­ щищена броней традиционного образа жизни, предметы же роскоши, которые привозили из-за Гоби, действуют разла­ гающе, подрывая его устои.

Китайцы, все как один, от императора до мандарина, купца, ученого и раба, считали, что их собственный древний и муд­рый образ жизни создает фундамент подлинной культуры, а кочевники — это просто варвары, воплощение алчности и страсти к разрушению. Подобными эпитетами пестрили ра­ боты историков на протяжении почти двух тысяч лет: кочев­ ники — это хищные волки, суровые, жадные, ненасытные, сви­ репые, ненадежные. Автор первого века такими словами обоб­ щает китайское отношение к варварам: «Мудрые правители считают их зверями и не стремятся устанавливать с ними кон­ такт или подчинить... Их земли не поддаются обработке, и управлять ими как подданными невозможно. Поэтому их все­ гда считают чужаками и никогда не видят в них своих... Обра­ щайтесь с ними жестко, когда они приходят, и берегитесь, когда ониуходят». Конечно, с этими недостойными существа­ми приходится торговать, но разве что только для того, чтобы приобрести лошадей, на которых можно от них защищаться. Но эти отношения не следует называть «торговлей». Кочевни­ки приносят «дань», китайцы милостиво «одаривают» их. Лю­ бая связь между теми и другими только иллюзия.

Веками правители недолговечных китайских царств и империй бились над «проблемой кочевников» и проблема­ ми беспокойной северной'границы, особенно в Ордосе, пустынной области в пределах петли, которую делает Жел­ тая река. Каким способом лучше всего оградиться от нападе­ ний: умиротворением, переговорами, конфронтацией или нападением? Какого-то одного решения не находилось, по­ тому что кочевники все равно в конце концов оказывались в

70

71

Л ЖОП МЭИ

ЧИНГИСХАН

выигрыше, если только им этого хотелось. Земледельческие общества можно опустошить, а кочевые разорить не полу­чится. Их армии исчезают, как дым над степной равниной, только для того, чтобы, перестроившись, в нужный момент вернуться назад.

Теоретически оставалась еще возможность перегоро­ дить им путь. Начиная с 300 года до н. э. между соперничав­шими китайскими царствами начали возводить стены, и эти глинобитные укрепления относятся к числу самых совер­ шенных для своего времени оборонительных сооружений в мире. Известны случаи, когда император какого-нибудь но­ вого и крупного государства соединял несколько стен по­ меньше в одну, более крупную систему. Остатки нескольких таких «великих стен» сохранились до наших дней. Одна из древнейших протянулась через южную Гоби, где для дорож­ ного покрытия использовали корку спекшейся от жары поч­вы, и далее через всю Внутреннюю Монголию, минуя город Паотоу. Еще одна дорога, построенная самими правителями Цзинь, виляет по Северо-Восточной Монголии. И та и другая на картах обозначается как Стена Чингисхана, хотя обе воз­двигнуты задолго до него. Остатки этих стен разбросаны по всему Северному Китаю, они то возвышаются посреди пус­ тыни, то делят надвое пшеничное поле, но в большинстве своем это почти сравнявшиеся с землей основания стен, дав­ но забытых и разрушенных силами природы. Исключение составляет нынешняя Великая стена, воздвигнутая из камня в XVI веке — последнее и самое величественное свидетельст­ во ужаса, который с незапамятных времен охватывал китай­ цев перед лицом нашествия врага с севера. Однако как бы не­ вероятно это ни звучало, но строительство стены не сыграло никакой роли в сдерживании кочевников. Поражающая во­ ображение стена взбегает по склонам и кручам гор и спуска­ ется в долины, что само по себе говорит о том, что как оборо­ нительное сооружение она не имеет практического значе­ ния. Армии кочевников не мчатся по горам, и Великая стена ни разу не пережила штурма и никогда не сдерживала враже-

ского нашествия. Но многим другим целям она послужила. Ею пользовались как поднятой над уровнем земли дорогой для переброски войск и наблюдения за тем, что делается по ту сторону стены, она служила разметкой границы, чтобы крестьяне знали свое место и можно было выбивать из них налоги, а также в качестве доказательства способности пра­вителя набирать огромную рабочую силу и заниматься ги­ гантскими проектами. Великая стена и ее предшественницы были символами силы и власти, точно так же, как военная мощь и богатство современных диктаторов.

Они также служили символом вековых предрассудков, ду­ ховной Великой стены, которая огораживала территорию цивилизации. Говоря словами китайского историка II века до н. э. Сыма Цянь, внутри стены «те, кто наряжен в шапку с кушаком 1 , вне стен - варвары». Кочевники - антитезис доб­ родетели и разума, страшная, изрыгающая зло противопо­ ложность культуры — находились буквально «за пределами культуры», отделенные от нее палисадом цивилизации. Борьба с варваром — удел правителя, доказательство его дее­ способности и оправдание взятой им на себя власти, и стена была внешним наглядным олицетворением его долга. Эта борьба была бесконечной, потому что никакая политика не могла продержаться сколько-нибудь долго. Так или иначе, объявлялись кочевые кланы или вожди, которые попирали договоры, их армии подходили под стены и прогоняли кре­ стьян-земледельцев с только что колонизованных ими зе­ мель назад, в давно освоенные сельскохозяйственные рай­ оны. Кочевники проникали даже сюда, захватывали города, иногда свергали династии и основывали свои собственные (как в стародавние времена сделали юрчены), потом они подпадали под влияние цивилизации, их захватывал про­ цесс разложения, они урбанизировались, и, в свою очередь, подобно своим предшественникам, они сталкивались с «проблемой кочевников».

То есть ученые. - (Прим. перев.).

74

75

ЧИНГИСХАН

Так что же происходило с демоном, стоило ему очутиться внутри Стены? А происходила волшебная трансформация. Очутившись внутри стен, демон переставал быть демоном, теперь это был всего лишь китайский правитель. Его присут­ ствие внутри Стены делалось доказательством не военной мощи кочевников, а мощи Китая, способного цивилизовать даже самые демонические силы. Сам Чингис претерпел бы трансформацию, которой так страшился, выйдя (как это по­ считали бы китайцы) из своего варварского кокона и преоб­ разившись в затмевающего своим величием солнце основа­ теля китайской династии. Именно такую трансформацию уже прошел Хо-Л ома, император династии Цзинь к тому мо- менту, когда в 1140-х годах к нему с визитом прибыл Кабул. Это и послужило причиной, почему так оскорбились китай­ ские военачальники непочтительным жестом Кабула и что заставило их затаить мечту о мести и с нетерпением ждать дня, когда смогут всласть поглумиться над ним.