Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства
Еще одной сферой, где важно было навести порядок, являлись дела церкви. Для этого несколько раз созывались Освященные соборы. На одном из них канонизировали еще 16 святых – князя Всеволода-Гавриила Псковского, мучеников князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора, святителей Нифонта, Евфимия, Стефана Пермского, преподобных Савву Вишерского, Ефросина Псковского, Григория Пельшемского и др.
Но потом начали готовить Собор о проблемах и недостатках церковной жизни, и опять вдруг разгорелся спор о церковной собственности. И если в царствование Василия III ярым апологетом нестяжательства выступал Вассиан Косой, то сейчас аналогичную позицию занял Сильвестр. Впрочем, сам он был весьма увертливым царедворцем, от конфликта с митрополитом уклонялся. Он лишь настраивал царя соответствующим образом. А для подкрепления привлек «старца» Артемия Пустынника, личность странную и сомнительную. Сперва он подвизался в Псковско-Печерском монастыре, ездил в Ливонию, имел какие-то беседы с заграничными богословами. А после этого ушел в «заволжские обители». Сильвестр откуда-то знал о нем, извлек из «пустыней» и представил государю.
По протекции Избранной рады никому не ведомого «старца» одним махом возвели на высокий и почетнейший пост, игуменом Троице-Сергиева монастыря! Вместе с Сильвестром он принялся поучать царя «села отнимати у монастырей». Но Иван Васильевич впервые нарушил безоговорочное повиновение Сильвестру. Слушал не только его и Артемия, а беседовал с митрополитом. В результате выработали компромисс. Церковная и монастырская собственность сохранялась, признавалась неприкосновенной. А в казну изымались земли, переданные боярами во время малолетства Ивана, а также взятые монастырями у «детей боярских» и крестьян «насильством», за долги (это было незаконно, земли «детей боярских» и черносошных крестьян принадлежали государю).
Возможно, половинчатое решение стоило бы Ивану Васильевичу скандалов со стороны Сильвестра, но очень некстати оскандалился Артемий Пустынник. Игуменом Троице-Сергиева монастыря он пробыл всего полгода. Монахи заподозрили его в ереси, и он поспешил удалиться. Объявил царю в нестяжательском духе, что намерен «питатися от рук своих». Но ушел отнюдь не в скит, а в богатый и многолюдный Порфирьев монастырь. Церковный собор прошел без его давления, получил название Стоглавого (его постановления составили 100 глав). Были выработаны общие правила церковной жизни, обращалось внимание на исправление изъянов. Кроме того, решениями Собора в России создавалась система образования – сеть школ в епархиях и монастырях.
Государь взялся и за военную реформу. Учредил первые части профессиональной пехоты, стрельцов. Переформировал полки поместной конницы, налаживал обеспечение дворян и «детей боярских» земельным и денежным жалованьем. Усиливалась артиллерия. Военные походы Иван Васильевич возглавлял сам, подтягивал дисциплину. Неудачи сменились успехами, нашествия крымцев завершались для них серьезными взбучками, удары обрушились на Казань. Казалось бы, жить да радоваться! Россия начинала превращаться в «царство правды», перед ней открывались дороги к могуществу и процветанию.
Но благие замыслы искажались, преобразования смазывались. Расширили Думу – в нее вошли те же деятели Избранной рады: Курлятев, Шереметев, Палецкий, сам Адашев получил чин думного дворянина. В Судебнике постарались юридически закрепить права Боярской думы, которые она себе присвоила при Шуйских, – ее решения становились законами без царского утверждения. А то, что не нравилось, спускалось на тормозах. Так, Иван Васильевич решил завести персональную гвардию, «лучшую тысячу» – отобрать самых надежных и доблестных «детей боярских», чтобы постоянно находились под рукой. Был издан указ, его приняли к исполнению. В «лучшую тысячу» зачислили 1078 человек. Но… во всех районах, прилегающих к Москве, для них «не нашли» земли. Указ о государевой гвардии похоронили.
Вроде бы теперь за любое беззаконие виновный должен был поплатиться, обиженные могли подать челобитные царю. Но… во главе Челобитной избы царь поставил «добродетельного» Адашева, которому полностью доверял. А рядом с ним тут как тут оказался Сильвестр. Летописец даже указывал, что они в Челобитной избе «вместе сидели». Определяли, каким жалобам давать ход, каким нет. Но ведь наместниками по городам и уездам сидели их клевреты! Они по-прежнему могли вытворять, что им вздумается. Выборным земским старостам оспаривать их решения получалось слишком опасно.
В семейной жизни Ивана Васильевича добавлялись свои проблемы. У него рождались дочери Анна, Мария. Обе умерли во младенчестве, и Сильвестр играл на этом. Пугал царя, что над всем его родом тяготеет проклятие. Надо по-прежнему каяться, искупать грехи предков. А для этого безоговорочно выполнять наставления Сильвестра…
В октябре 1552 г., после долгих и жестоких боев царь овладел Казанью. Россия наконец-то избавилась от жутких набегов, терзавших ее чуть ли не каждый год, угонов десятков тысяч невольников. Иван Васильевич собственноручно воздвиг крест над поверженным городом. Чествовали героев, хоронили погибших. Но сразу же после победы стали твориться весьма странные вещи. Адашев, Курбский и некоторые воеводы принялись убеждать царя, что он не должен возвращаться в Москву. Доказывали, что ему со всей 150-тысячной армией надо остаться в Казани на зиму, до полного покорения здешней земли. С военной точки зрения эта идея была не просто неумной. Она была гибельной. В разгромленной Казани и разоренной стране зимовать огромному войску было негде! Как его снабжать, когда начнется распутица, ледоход, а потом дороги завалит снегом? Половина ратников вымерли бы от болезней и голода. Или могли взбунтоваться.
Действительно, война еще не завершилась. По селениям и лесам бродили враждебные отряды. Но разве нужны были все русские полки и присутствие царя, чтобы гоняться по зиме за мелкими шайками? Нет, приближенным почему-то очень не хотелось, чтобы Иван Васильевич вернулся на Русь в славе победителя! Зачем-то требовалось, чтобы величайший успех обернулся бедой… Но против таких предложений выступила другая часть окружения Ивана Васильевича, родственники его жены, Захарьины и Морозов. Взвесив доводы тех и других, царь во второй раз не пошел на поводу у Избранной рады. Он принял оптимальное решение. Наместником Казани назначил князя Горбатого-Шуйского, выделив ему несколько тысяч воинов. Такой корпус мог без труда разместиться и прокормиться в городе, а по весне нетрудно было прислать дополнительные контингенты. Крупный гарнизон во главе с Петром Шуйским был оставлен и в Свияжске.
Государь отбыл в Москву. В Нижнем Новгороде встречало все население, и «благодарственный плач» заглушил пение священников! Люди, рыдая, благодарили Ивана Васильевича, спасшего их от постоянно нависавшего ужаса. То же самое происходило в Балахне, Владимире. А в Судогде навстречу прискакал боярин Траханиот с известием – Анастасия родила сына. Иван Васильевич одновременно стал победителем и получил наследника! Многотысячные толпы ждали государя и в Москве, люди протискивались поцеловать ему руку или сапог, славили «избавителя христиан». Встречали митрополит и бояре, служили благодарственный молебен в Успенском соборе.
Но в Москве справлялись торжества, а в Казанском крае и впрямь возобновились бои. Победа России встревожила соседей. К отрядам разгромленных казанцев пришли на помощь астраханцы, ногайцы. Подстрекнули племена вотяков и черемисы перебить государевых сборщиков податей. А воеводы усугубили положение грубыми ошибками. Выслали на подавление совершенно недостаточные силы. Отряд из Казани, 800 человек, был окружен и уничтожен. Отряд из Свияжска потерял 500 человек. Известия, как лихо побили русских, быстро разносились по казанским селениям, разгорелось общее восстание.
И тут-то опять подали голоса советники из Избранной рады». Тыкали царя носом, что они были правы, предвидели! Виноват сам Иван Васильевич, не послушался. Ну а теперь надо… вообще отказаться от завоеванного края! Доказывали, что уже ничего нельзя поделать, казанская земля чужая, «бедственная» и удержать ее не получится. Из-за нескольких проигранных стычек царя понуждали перечеркнуть все усилия, все жертвы (да еще и опозориться после победных празднований)! Зачем? Именно из-за того, что взятие Казани чрезвычайно повысило авторитет Ивана Васильевича! Укрепляло его власть, возвышало в глазах народа. Значит, требовалось подорвать его успехи. (Кстати, удивляться этому нечего. Примерно так же вела себя французская, германская, венгерская знать, не желавшая усиления своих монархов.)
