Ричард Майлз - Карфаген должен быть разрушен

Экспедиция затем направилась к берегам Африки, где их радушно, с дарами встретили жители Утики, тирской колонии. Поначалу к беженцам благожелательно отнеслись и ливийцы. Их царь Хиарбас позволил чужакам войти на свою территорию, но, проявляя явную скаредность, предложил продать им лишь столько земли, сколько покроет шкура быка. Сметливые пришельцы разрезали шкуру на множество очень тонких полосок и очертили ими пространство гораздо большее, чем собирался уступить тирянам Хиарбас.

Согласно одной греко-римской легенде, новое поселение — Карфаген — начало быстро обустраиваться. Отовсюду люди ехали сюда не только торговать, но и жить. По мере увеличения численности населения и богатства города нарастало и недовольство ливийского царя. Наконец Хиарбас решил жениться на Элиссе, пригрозив войной, если она откажет ему. Старейшины не хотели сообщать царице эту малоприятную новость, но она убедила их сделать это, сказав, что им не следует бояться суровых испытаний, если они во благо нового государства. Старейшины тогда поведали ей об ультиматуме Хиарбаса, прибавив, используя ее же аргументацию: если она побоится тяжелых испытаний замужества, то погубит город. Элиссе ничего не оставалось, как согласиться с желаниями своего народа. Но сначала она приказала соорудить большой костер для жертвоприношений духам своего первого супруга. Когда костер запылал, царица поднялась наверх и, повернувшись к людям, провозгласила: теперь она, исполняя их желания, готова отправиться к мужу. И Элисса вонзила в себя меч.

Трудно сказать, насколько правдива эта причудливая история верности, коварства и любви и имеет ли она вообще какое-либо отношение к реалиям основания Карфагена. Самое раннее упоминание о ней содержится в греческом источнике, относящемся к III веку до н.э.: в наиболее полном виде она изложена Трогом Помпеем, галло-римским историком, писавшим свои труды в последние десятилетия I века до нашей эры{175}. Кроме того, миф об Элиссе отражает не только стилистические установки эллинистической литературы, но и существовавшие греческие и римские предрассудки о Карфагене и его обитателях. Плутовские уловки Элиссы в преодолении препятствий намеренно противопоставлялись добродетелям римлян, которые они на протяжении почти всей своей истории приписывали себе — и прежде всего fides, верность, праведность{176}. Карфагеняне представлены в легенде как люди вероломные и лживые. Подобно финикийским собратьям, они привыкли повиноваться женщинам и страдать от таких чисто женских прихотей, как истеричность и завистливость. К тому же они еще болезненно одержимы страхом смерти, обладают чрезмерной похотливостью и страстью к обогащению.

Некоторые историки не прочь предположить, что в греческой легенде зарыты воспоминания самих карфагенян о своем древнем прошлом. Высказывалось мнение, будто сами карфагеняне сознательно создали и распространяли миф об Элиссе, лелея и приукрашивая его, подобно тому как американцы пестуют День благодарения[64]. Однако представляется совершенно невероятным, чтобы им полюбилась история, выставляющая их в столь негативном свете. В действительности отдельные элементы мифа об Элиссе сложились в общепринятое теперь повествование лишь в первой половине III века, и, по мнению многих исследователей, к этому руку приложил Тимей Тавроменийский{177}.

Нередко ссылаются на описание финикийцев во II веке нашей эры, принадлежащее левантийскому автору Филону Библскому, претендовавшему на то, что он изучал древние анналы Тира. В этих анналах упоминается о том, что тирский царь Маттан I передал трон своему одиннадцатилетнему сыну Пигмалиону в 820 году, после чего последовали побег его сестры Элиссы и основание ею Карфагена в 814 году. Однако находка в одной из могил Карфагена золотого медальона с начертаниями имен Пигмалиона и Астарты послужила возникновению теории о том, что ее обитатель Йадамилк был воином, входившим в состав первой тирской экспедиции, а наличие имени Пигмалиона на медальоне означает, что, возможно, сам царь и побудил диссидентов основать Карфаген{178}.

Однако и это зыбкое подтверждение исторической достоверности легенды об Элиссе оказалось несостоятельным, когда обнаружилось, что захоронение Йадамилка датируется не последними десятилетиями IX века, а тремя столетиями позже{179}. Самые ранние археологические слои Карфагена относятся к 760 году, хотя данные новых исследований первоначальных фаз жизнедеятельности города могут сдвинуть эту дату в более далекое прошлое[65]. Кроме того, существуют сомнения в отношении исторических свидетельств Филона. Возникли подозрения, что он почерпнул информацию не из древних финикийских текстов, а заимствовал историю у тех же греческих авторов, от которых римляне узнали об Элиссе[66].

Тем не менее, несмотря на возможность фабрикации поздними греческими авторами, некоторые элементы мифа могут быть основаны на информации или толкованиях, полученных при контактах с городом. Еще одна версия основания Карфагена, изложенная греко-сицилийским историком IV века Фи-листом, указывает имена вождей первого поселения: тирян Азороса и Кархедона — явно производные слова от пунических/финикийских понятий sor («скала») и Qart-Hadasht (Kapтадашт — Карфаген){180}.

С историей Элиссы и бычьей шкуры связана еще одна загадка. Бирсу, холм, служивший цитаделью на протяжении всей истории Карфагена, назвали так, вероятно, используя аккадское слово birtu, означающее «крепость». Однако на греческом языке похожим словом bursa называется бычья шкура: поэтому, возможно, основание города у греческих авторов и вызвало соответствующую «бычачью» ассоциацию{181}.

Центральная роль Тира в формировании идентичности карфагенской элиты не плод воображения греков. В истории города постоянно встречаются упоминания bn Sr («сыны Тира») или h Sry («тиряне»), что может указывать на тирское происхождение тех или иных индивидуумов либо служить признаком того, что кровные связи с прародиной придавали их обладателю особый статус{182}. Тирское происхождение, возможно, имело немаловажное значение в стремительно растущем городе, привлекавшем людей не только из всего финикийского мира, но и ливийцев[67]. Кроме того, традиционные взаимоотношения с Тиром старательно поддерживались культами Мелькарта, Астарты, Эшмуна и других божеств, тоже прочно обосновавшихся в Карфагене[68].[69] Свой сыновний долг перед метрополией карфагеняне неукоснительно исполняли, ежегодно отправляя в Тир флотилию кораблей с представителями элиты, которые везли Мелькарту полагающуюся десятину доходов города{183}.[70]

Становление державы

Легенда об Элиссе свидетельствует: и карфагеняне, и греки считали, что город зарождался в совершенно необычных обстоятельствах, определивших его особое место среди финикийских колоний на Западе{184}. Действительно, археологические данные подтверждают: новое поселение развивалось исключительно быстрыми темпами. Уже само название Quart-Hadasht, «новый город», указывает на то, что Карфаген основывался как колония, а не обыкновенная торговая фактория[71]. В стратегическом отношении место для его закладки было выбрано очень удачно: на пересечении двух важнейших торговых путей — с востока на запад из Леванта в Испанию и с севера на юг по Тирренскому морю. Пример Гадеса убеждает нас в том, что некоторые колонии тиряне создавали не только для расширения товарообмена, но и для оказания содействия другим, менее крупным финикийским торговым факториям. Этим отчасти можно объяснить быстрый рост Карфагена.

Торговый путь север — юг был особенно важен для Карфагена. Он связывал город с Сицилией, Сардинией, Италией, материковой Грецией и эгейским регионом. При раскопках ранних культурных слоев Карфагена найдено большое количество образцов греческой керамики — и эвбейской, и коринфской{185}. Это доказывает, что уже в VIII веке Карфаген был ключевым звеном в тирренской торговой сети, включавшей в себя Сант-Имбению, Пифекусу и Этрурию. Похоже, особенно активно карфагеняне торговали с Пифекусой: значительная часть керамики, относящейся к раннему Карфагену, завезена с этого острова. Карфагеняне тоже экспортировали свои товары и керамику в Пифекусу{186}.

Имеются археологические данные, относящиеся к VIII и VII векам и подтверждающие ввоз в Карфаген товаров из Центральной Италии{187}. По всей видимости, керамика греческого стиля изготовлялась и в самом Карфагене. Это предполагает, что в городе обосновалась община эвбейских гончаров или карфагеняне освоили их ремесло{188}.[72] Вероятно, Карфаген с самого начала приобрел характер космополитического города, привлекая поселенцев самых разных национальностей, сохраняя в то же время свою сугубо «тирскую» идентичность. Хотя торговля с Левантом и Испанией продолжала играть важную роль на протяжении всей истории Карфагена, нельзя сказать, что его экономика основывалась лишь на скупке-продаже металлов по иберийско-левантийскому маршруту: коммерческая активность города в большей мере ориентировалась на динамичный тирренский рынок{189}.