Олег Козинкин - Кто проспал начало войны?
Телеграмма наркома Кузнецова пришла в Севастополь «в начале второго часа ночи». При этом нарком флота перед этим еще и позвонил в штаб, в Севастополь, чтобы передать этот же приказ на словах! И обзвонил он «всего» три флота — Северный, Балтийский и Черноморский.
А теперь посмотрим, как описывает эти события сам нарком флота, адмирал Н.Г. Кузнецов.
Кузнецов Н.Г. Накануне. — М.: Воениздат, 1969 г. Переиздание — 1989 г.
Также эта книга есть на сайте http:// militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov-1 /indexhtml.
Вечером 21 июня Кузнецов был в своем кабинете, в наркомате Военно-морского флота, расположенного рядом со зданием Наркомата обороны:
«..я позвонил Наркому обороны. — Нарком выехал, — сказали мне. Начальника Генерального штаба тоже не оказалось на месте. Решил связаться с флотами. Поговорил сначала с командующим Балтийским флотом В. Ф. Трибуцем, затем с начальником штаба Черноморского флота И.Д. Елисеевым, с командующим на Севере А.Г. Головко. Все были на местах, все как будто в порядке. Командные пункты развернуты, флоты уже в течение двух дней поддерживают оперативную готовность № 2. На берег отпущено лишь ограниченное число краснофлотцев и командиров…»
Здесь стоит немного отвлечься и посмотреть, как адмирал Кузнецов разъясняет, почему флот оказался в более высокой готовности к войне, чем армия, объясняет «специфику» флота в этом вопросе и «степени» боевой готовности флота:
«Мне неоднократно приходилось слышать, что более высокая готовность флота объясняется якобы лишь спецификой морской службы.
— В чем же заключается эта специфика? — допытывался я, но резонного ответа не получал.
Некоторые, объясняя «специфику» морской службы, ссылались на то, что, мол, личный состав кораблей легче собрать. Ошибочное представление. На корабли, стоящие на рейде, труднее доставить людей, если они уволены на берег. И привести в готовность флот с его кораблями и частями, разбросанными на огромном пространстве, вряд ли легче, чем сухопутные войска.
Специфика, о которой идет речь, в предвоенный период была для всех одна: внимательно следи за противником и не опоздай, иначе он нанесет мощный удар, от которого трудно будет оправиться…
«Спецификя» заключалась в том, что почти два года на всех флотах шла разработка документов по системе готовностей. Их настойчиво вводили в жизнь, проверяли и отрабатывали на сотнях учений — общих и частных. Было точно определено, что следует понимать под готовностью № 3, под готовностью № 2, под готовностью № 1.
Номером три обозначалась обычная готовность кораблей и частей, находящихся в строю. В этом случае они занимаются повседневной боевой подготовкой, живут обычной жизнью, но сохраняют запасы топлива, держат в исправности и определенной готовности оружие и механизмы.» (Сегодня это называется «степень боевой готовности постоянная».)
«Готовность № 2 более высокая. Корабли принимают все необходимые запасы, приводят в порядок материальную часть, устанавливается определенное дежурство. Увольнения на берег сокращаются до минимума. Личный состав остается на кораблях. В таком состоянии корабли могут жить долго, хотя такая жизнь требует известного напряжения. («Степень боеготовности — «повышенная».)
Самая высокая готовность — № 1. Она объявляется, когда обстановка опасная. Тут уже все оружие и все механизмы должны быть способны вступить в действие немедленно, весь личный состав обязан находиться на своих местах. Получив условный сигнал, каждый корабль и каждая часть действует в соответствии с имеющимися у них инструкциями». («Полная боевая готовность».)
Т. е. флот, как и все западные округа, был приведен в повышенную боевую готовность еще 16–18 июня под видом «учений» и «поддерживал» ее до 21 июня. Вечером 21 июня нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков убыли к Сталину в Кремль. Пробыли они у Сталина, составляя «Директиву № 1» с 20.50 до 22.20, а Кузнецов вечером 21 июня, около 21.00, обзванивает флоты и проверяет их готовность:
«Нарком обороны и Генеральный штаб из наших оперсводок знают, что флоты приведены в повышенную готовность, [однако] Генеральный штаб по своей линии таких мер не принимает, и нам не говорят ни слова.
В20.00 пришел МЛ. Воронцов, только что прибывший из Берлина. В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час…
Едва ушел Воронцов, явился адмирал Л.M. Галлер. Он тоже не уехал домой… Около десяти вечера Лев Михайлович ушел из моего кабинета…
Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко:
— Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне…
Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы вышли на улицу… Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К. Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было все еще жарко. Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.
Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.
Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной — на трех листах.
В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.
Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась…»
И вот тут Кузнецов привирает. Сначала он вполне заслуженно пнул Генштаб, который якобы вообще ничего не делал для повышения боевой готовности сухопутных войск (на самом деле, реально что-то вроде делалось, но как-то «странно»), А потом заявил, что составленная в кабинете Сталина директива-приказ флота «не касалась». Но на этих «трех листах» действительно был написан текст «Директивы № 1», и написан он был в кабинете Сталина перед этим, около часа назад! И если верить тексту, опубликованному маршалом Жуковым в 1969 году, в Директиве как будто действительно нет прямых указаний для флота — «Военным советамЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдОВО. 1. В течении 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, Приб. ОВО, Зап. ОВО, КОВО, Од. ОВО…»
Но!
В появившемся в конце 2009 года в Интернете «черновике-оригинале» этой самой «Директивы № 1», что действительно был написан на трех листках рабочего блокнота, указано, что для наркома ВМФ предназначалась персональная «копия» данной «директивы».
«Шифром.
Расшифровать немедленно.
Военным Советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия Народному Комиссару Военно-Морского Флота…»
Этот «черновик» был написан в кабинете Сталина на трех листах из рабочего блокнота Г.К. Жукова. С этого черновика Жуков в присутствии Тимошенко и Кузнецова и переписывал текст начисто в «блокнот для радиограмм». Подробнее об этом черновике будет рассказано в следующих главах. А пока вернемся к наркому флота Кузнецову и его воспоминаниям:
«Пробежав текст телеграммы, я спросил:
— Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
— Разрешено.
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
— Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!
Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице. Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!..
Позднее я узнал, что Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю.
Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В. Тюленева — в то время он командовал Московским военным округом, — что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.
Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным.
Это подтверждает и то, что в тот вечер к И.В. Сталину были вьлзваны московские руководители А. С. Щербаков и В.П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. «Возможно нападение немцев»,- предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью».
