Елизавета I - Кэролли Эриксон
Как обычно, присутствующие были тронуты пламенным выступлением монархини, хотя, пожалуй, самим ее появлением больше, чем словами, ибо говорила она теперь не слишком разборчиво и голос к старости сделался тонким и пронзительным. Усохшая почти семидесятилетняя одинокая женщина гордо заявляла, что Всевышний даровал ей «сердце, ни разу не устрашившееся врага, откуда бы он ни пришел — изнутри или извне»; уже этих слов было достаточно, чтобы даже самые упрямые из ее политических противников готовы были отдать жизнь за свою королеву. Заявление это, надо сказать, прозвучало более чем своевременно, ибо в Ирландии находился пятитысячный военный отряд испанцев и представлялось вполне вероятным, что королева все еще будет способна поднять свой старый меч и обрушить его на врага.
Но если сердцем она до сих пор оставалась сильна, то тело ее силы покидали, больные ноги подгибались все больше и больше. На открытии парламентской сессии Елизавета, торжественно шествуя впереди процессии в тяжелом своем одеянии, неожиданно пошатнулась и не упала лишь потому, что кто-то из шедших рядом успел поддержать ее. Проехав как-то на лошади милю или две, она почувствовала, что у нее свело ноги; Елизавете помогли сойти с седла, сделали массаж, и только после этого она смогла продолжить прогулку.
«Да благословит ее Господь, да хранит ее Господь, да продлит Господь дни ее», — речитативом распевали любители баллад, и Елизавета живо откликалась на это заклинание. Она вовсе не торопилась умирать, а дни летели так быстро и были так коротки. Их явно не хватало на то, чтобы переделать все дела. У Сесила всегда были наготове кипы документов, и каждый надо прочитать, если хочешь сохранить репутацию «великой правительницы, которой ведомо все». Ум ее, живой и деятельный ум работал постоянно, питаясь, в частности, трудами классических авторов, к которым она впервые приобщилась с помощью Эшема уже Бог знает сколько лет назад.
Она читала и перечитывала их, делала различные варианты переводов, всякий раз находя у греков и римлян что-то трогающее душу или даже бессмертное. Сенека наилучшим образом отвечал ее глубинному фаталистическому чувству. «Лучше страдать, лучше просто переживать то, что не можешь изменить, — так в переводе Елизаветы звучало одно из его писем. — Нам остается лишь претерпевать нашу тяжкую долю». И дальше: «Жизнь — невеселое дело. Ты пускаешься в длинное путешествие и по дороге скользишь, поднимаешься на ноги, снова падаешь, силы иссякают, и порою хочется просто кричать».
Да, такие слова были близки умонастроению и характеру Елизаветы. Она не верила в легкость бытия — хотя никто из ее поколения не способен был с такой же полнотой оценить радости жизни, — и перечитывала мрачные афоризмы Сенеки с чувством некоего облегчения. Что касается хитроумных изысканий современных теологов, то на них у нее не хватало терпения, хотя Блаженного Августина и Святого Иеронима Елизавета ставила высоко. Теологические диспуты казались ей и бесплодными, и опасными. «Если в христианском мире найдутся хотя бы два государя, наделенных доброй волей и мужеством, то любые религиозные разногласия разрешить будет нетрудно, — говорила она де Мессу, — ибо на свете есть только один Иисус Христос и одна вера, а все остальное, о чем так любят спорить, — пустяки».
Хотя в старости Елизавета проявляла интерес к культурной жизни ничуть не меньший, нежели кто-либо другой в европейской истории, было бы явным преувеличением сказать, что она сыграла сколько-нибудь серьезную роль в расцвете искусств. Как королева она часто протежировала поэтам и драматургам — и прямо, и просто в качестве читательницы. Она защищала их, когда им угрожали репрессии, она читала их произведения и ходила на спектакли. Но это были люди нового, не ее поколения; их стилистические изыски, их откровенность противоречили тем достоинствам, что она искала и находила в текстах, читанных в юности. Шекспир призывал ее бросить вызов судьбе, Сенека учил с радостью принимать ее. «Плох тот солдат, — с энтузиазмом переводила она его, — который жалуется, следуя за своим военачальником. Потому понесем свою ношу бодро и весело, не останавливаясь на пути, подобно какому-нибудь лежебоке, и наши тяжкие труды окупятся».
И действительно, последние, надолго растянувшиеся годы своей жизни Елизавета шла своим путем с решимостью раненого солдата, постоянно стараясь отвлечься от горьких мыслей, забывая о физической немощи и порой демонстрируя удивительную энергию. Один гость Хэмптон-Корта как-то случайно застал ее танцующей вместе с одной из фрейлин испанский танец. Не подозревая, что за ней наблюдают, старая королева встряхивала головой и самозабвенно, с топотом, отплясывала, словно бросая вызов времени и смерти.
Глава 35
Плачь, маленький остров, — твоей Госпожи уж нет,
Плачь, не в туманы — в слезный покров одет.
Плачь, маленький мир, о великой Элизабет,
О дочери Марса, войны направлявшей силу,
О матери мира, что нам покой подарила,
О той, что была и будет, не утаю,
Первой из Дев на земле и второй — в раю.
Порою казалось, что старая королева не уйдет никогда. День за днем она, едва поднявшись, отправлялась на долгую, энергичным шагом, прогулку по саду или оленьему парку, изнуряя неохотно следующих за ней по пятам сопровождающих.
По словам очевидцев, Елизавета порой делала несколько кругов вокруг парка, шагая так бодро, словно ей всего восемнадцать, а если шел дождь, или поднимался ветер, или землю схватывал первый морозец — так только лучше. Помощникам и советникам оставалось лишь с настороженностью и изумлением наблюдать, как, упрямо наклонившись вперед всей своей сухой, жилистой фигурой, Елизавета словно разрезает ветер, на котором полощутся ее пышные юбки; они прекрасно понимали, что никакие резоны не заставят ее отказаться от этого ежедневного моциона.
Он-то и убьет ее, уверенно заявляли врачи, если, конечно, раньше не сделает свое дело возраст. Но врачи приходят и уходят — только за последние годы Елизавета похоронила пять или шесть из них, — а пациентка упорно держится, находя какое-то извращенное удовольствие в том, что ее образ жизни приводит в замешательство всех окружающих.
С ухудшением погоды двор засобирался из Хэмптон-Корта в Лондон. Дул сильный сентябрьский ветер, дождь
