Московская хроника 1584-1613 - Конрад Буссов
395
Царь Василий Шуйский со своими братьями был отправлен в Польшу и первоначально находился при посольстве под Смоленском (с 10 октября 1610 г. по апрель 1611 г.). В апреле 1611 г. Сигизмунд, прекратив переговоры, под вооруженным конвоем отправил все посольство, в том числе и царя Шуйского, в Польшу. Там, в плену, Василий Шуйский и умер.
396
Рассказ Буссова о разговоре турецкого посла с Василием Шуйским в других источниках не встречается. Что касается послания турецкого султана польскому королю, то подобные легендарные послания приведены также в записках Исаака Массы и в сборниках XVII в. (см. статьи: М. Д. Каган. 1) Легендарная переписка Ивана IV с турецким султаном, как литературный памятник первой четверти XVII в. ТОДРЛ, т. XIII, стр. 249; 2) Легендарный цикл грамот турецкого султана европейским государям — публицистическое произведение второй половины XVII в. ТОДРЛУ т. XV, стр. 225 — 250).
397
В виде поговорки.
398
Злой приносит наибольшее зло советчику
399
К концу 1610 — началу 1611 г. в стране сложились предпосылки для начала широкой национально-освободительной борьбы. После смерти самозванца у польского короля не было предлога стоять под Смоленском и двигаться вглубь страны. Между тем продолжение Сигизмундом осады Смоленска разоблачало перед русским народом истинные цели польского короля. Те, кто признал Владислава из-за страха перед Лжедимитрием II, могли свободно действовать против поляков, так как теперь это был единственный враг. Начавшаяся между городами переписка, о которой сообщает Буссов, была первым моментом в организации патриотических сил для борьбы с поляками Первыми написали грамоту ко всем городам Московского государства жители смоленских волостей. Обращаясь прежде всего к москвичам, они писали: “Для бога, положите о том крепкий совет меж собя: пошлите в Новгород, и на Вологду, и в Нижней нашу грамотку, списав, и свой совет к ним отпишите, чтоб всем было ведомо, всею землею обще стати за православную кристьянскую веру, покаместа еще свободны, а не в работе и в плен не розведены” (ААЭ, т. II, № 176, стр. 300). Сведения Буссова о содержании московских грамот не совсем точны. Буссов говорит о двух грамотах разного содержания. Из других источников известно, что в это время в Москве была переписана смоленская грамота, выдержки из которой нами приведены выше. Грамота эта была разослана по городам, а к ней была приложена Московская грамота, составленная при участии патриарха Гермогена. В этой грамоте говорилось о первенстве Москвы среди других городов, которые и призывались к освобождению Москвы из беды. Сообщение Буссова о том, что москвичи в одной грамоте требовали от других городов признания королевича Владислава, а в другой тайком предлагали убивать поляков, является вымыслом. В своем рассказе Буссов, по всей вероятности, объединил два разнозначимых и разновременных акта: грамоты от князя Ф. И. Мстиславского от августа 1610 г., в которых действительно правительство “седьмочисленных бояр” призывало население других городов к присяге Владиславу, и грамоты от московского населения в начале 1611 г, призывавшие к борьбе с поляками (ААЭ, т. II, №№ 164, 165 — 176). К концу 1610 — началу 1611 г. относится также появление на улицах Москвы подметного письма, которое призывало всех русских людей объединиться для борьбы с врагами. По своей агитационной направленности и по содержанию оно было близко к грамотам восставших против интервентов русских городов (А. А. Назаревский. Очерки из области русской исторической повести начала XVII столетия. Киев, 1958). В литературе в дальнейшем это письмо получило название “Новой повести” (РИБ, т. XIII, стлб. 213-214). Точная дата присяги городов Владиславу указана лишь у Буссова. Н. И. Костомаров пишет, что вслед за Москвой присягнули города Владимир, Ярославль, Нижний Новгород, Ростов, Устюг, Вологда, Белоозеро, затем Новгород, Коломна, Серпухов и Тула (Н. И. Костомаров, стр. 492), и отмечает также, что не все города присягнули Владиславу одновременно.
400
Рассказ Буссова правильно отражает напряженность положения в Москве в начале 1611 г. Высокомерие поляков, оскорбление ими религиозных и национальных чувств русского народа, экономические трудности, связанные с содержанием в Москве иностранного войска, вызывали ненависть русского населения к оккупантам, грозившую вылиться в открытое возмущение. Не было сомнения в том, что Сигизмунд не собирается отправлять своего сына в Москву согласно договору, заключенному с Жолкевским. Польский король стремился не к прекращению кровопролития, а к лишению независимости Русского государства, к полному подчинению его Польше, а поэтому до захвата Смоленска он отказывался приехать в Москву. О расправе по приказу Гонсевского с поляком, который в пьяном виде выстрелил в образ св. Марии, пишет и Маскевич. Он называет этого поляка “некто Блинский” (Н. Устрялов, ч. II, стр. 47).
401
Маскевич об этом времени в Москве пишет: “Несколько недель мы провели с москвитянами во взаимной недоверчивости, с дружбою на словах, с камнем за пазухой, по русской пословице „угощали друг друга пирами, а мыслили иное“” (Н. Устрялов, т. II, стр. 47). Оскорбительная кличка, которою, по словам Буссова, русские наделяли поляков, — “глаголи” — означает “висельники”, т. е. достойные за свои поступки виселицы. Русские называли поляков “телячьими головами” потому, что поляки употребляли в пищу телятину, запрещенную в то время для русских церковью (см. стр. 244, 255). Сведения о количестве населения в Московском государстве, приводимые Буссовым, весьма сомнительны. По данным А. И. Копанева, в конце XVI в. в Московском государстве население составляло 9 — 10 миллионов человек. (См. А. И. Копанев. Население Русского государства в XVI в. Ист. зап., т. 64, 1959, стр. 245).
402
О событиях, которые имели место 13 февраля 1611 г. в Москве, рассказывается только у Буссова. В “Очерках по истории СССР” это сообщение приводится в качестве основного источника. О выступлении Гонсевского перед москвичами после событий 13 февраля говорит в своем дневнике также Стадницкий. Однако, по сообщению Стадницкого, Гонсевский выступал не перед всем
