Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин
«Сначала я думал, что это один из тех романов в одну главу, в которых победа на первой странице, а на последней, вместо оглавления, счет; но убедился, что это не так…»
Портрет Арманс, писанный Герценом, сошел бы за портрет Полины Гебль и всего типа «благородного плебейства великого города» Парижа в Москве. Боткин решен у Герцена гораздо индивидуальнее, хотя и в нем намечен тип. Тип любомудра, любовника философии, одной ее.
Дом Боткиных сохранился в стороне от Кузнецкого, в Петроверигском переулке (№ 4). Можно сказать, что этот адрес дополняет любовную карту Покровки. Добавить, что сестра Василия Петровича стала женой Афанасия Фета. Впрочем, в доме царил глава семейства, старозаветный купец Петр Кононович, не совместимый ни с какой Арманс.
Еще раз: тема сословного неравенства любовников осложнена и отягощена на Кузнецком Мосту темой национального и конфессионального несходства, как это и должно быть в новой Немецкой слободе.
Кетчер и Серафима
Когда несходство делалось кричащим, даже Герцен изменял приобретенному демократизму.
Николай Кетчер нашел нищенку Серафиму на какой-то улице между Сокольниками, где он тогда жил, и Новой Басманной, где служил; так что начало этого романа принадлежит Москве яузской. Середина – Арбату, где на Сивцевом Вражке у Кетчера был дом (на месте № 20). В то время аристократической брезгливостью его друзей был испытан на прочность и, кажется, не выдержал испытания весь круг московских западников.
«Между Кетчером и Серафимой, между Серафимой и нашим кругом лежал огромный, страшный обрыв, во всей резкости своей крутизны, без мостов, без брода. Мы и она принадлежали к разным возрастам человечества, к разным формациям его, к разным томам всемирной истории. Мы – дети новой России, вышедшие из университета и академии, мы, увлеченные тогда политическим блеском запада, мы, религиозно хранившие свое неверие, открыто отрицавшие церковь, – и она, воспитывавшаяся в раскольническом ските…»
Семейную старость Кетчеры встретили на Самотеке, в 1-м Волконском переулке (№ 11), и проводили на 2-й Мещанской, в доме, купленном для них Грановским, Щепкиным и Тургеневым (№ 44). Оба адреса принадлежат верховьям Неглинной.
Надеждин и Евгения Тур
Без Кетчера вообще немыслим любовный миф тех лет, когда ампир сменялся романтизмом. Похититель Захарьиной и свидетель ее брака с Герценом, Николай Христофорович мог стать еще свидетелем тайного венчания Боткина и Арманс, если бы дело не отложилось до Петербурга. Он вообще любил устраивать подобные дела:
«Когда Надеждин, теоретически влюбленный, хотел тайно обвенчаться с одной барышней, которой родители запретили думать о нем, Кетчер взялся ему помогать, устроил романтический побег, и сам, завернутый в знаменитом плаще черного цвета с красной подкладкой, остался ждать заветного знака, сидя с Надеждиным на лавочке Рождественского бульвара».
Вероятнее, Страстного: Кобылины тогда снимали дом Корсаковых, «дом Фамусова». Но ошибка Герцена лежит в пределах Неглинного Верха.
Будущий издатель «Телескопа» Николай Иванович Надеждин учительствовал в доме Сухово-Кобылиных. Предметом его «теоретической любви» была Елизавета Васильевна, сестра будущего драматурга и сама будущая писательница под псевдонимом Евгения Тур. Псевдоним будет образован от фамилии мужа, графа с характерным для Кузнецкого Моста именем Анри Салиас де Турнемир.
Пожалуй, Надеждин в «доме Фамусова» выглядит Молчалиным, хоть и в отсутствие Чацкого. Тема неравенства в этой истории наглядна: Надеждин был поповичем, Кобылины имели общих предков с Романовыми. Юный брат Елизаветы, Александр Сухово-Кобылин, сказал по поводу Надеждина: «Если бы у меня дочь вздумала выйти за неравного себе человека, я бы ее убил или заставил умереть взаперти».
Бедная Луиза
Убил ли Сухово-Кобылин Луизу Симон-Деманш, мы не узнаем никогда.
Роман завязался в Париже в 1841 году. На следующий год Луиза приехала в Москву, зная, что останется только любовницей аристократа, и поступила модисткой в магазин мадам Мене на Кузнецком Мосту. Рядом, на Рождественке, Кобылин снял для нее квартиру (в доме № 8, недавний снос).
Через три года Луиза уже формальная владелица винного магазина, фактически принадлежащего Кобылину. Она записывается в московское купечество, переезжает на Никольскую, в Чижевское подворье (№ 8).
Дом Гудовича (в глубине, со скругленным углом) на литографии Дж. Дациаро по оригиналу А. Деруа. Середина XIX века
Сам Александр Васильевич живет у графов Сухтеленов в Большом Кисловском переулке (№ 4). В 1847 году снимает две квартиры, для Луизы и себя, в доме графа Гудовича на Тверской (современный адрес Брюсов переулок, 21). Так из Арбата, с Кисловки, герой перемещается через Успенский Вражек на самую границу ареала Кузнецкого Моста.
При реконструкции Тверской в улицу Горького дому Гудовича выпало не погибнуть, но отъехать в переулок. Вероятно, инженерам было интересно передвинуть дом вверх по рельефу. Протянувшийся вдоль переулка дом Гудовича принадлежал до переезда неглименскому склону и склону Успенского Вражка одновременно, сопрягая ареалы прибавленного Арбата и Кузнецкого Моста. Ареалы, олицетворенные аристократом Кобылиным и приезжей Луизой.
И снова наугольный дом как поместилище любовного предания!
Его полуротонда выходила прежде на угол Тверской. Как она выглядела до надстройки и перелицовки, около времени трагедии, видно на литографии.
…Квартал перед ротондой занимает скромный корпус на месте правой части современного дома № 9 по Тверской. Здесь, в усадьбе Плещеевых, жил в 1790-е годы вернувшийся из-за границы Карамзин. Плещеевы суть адресаты «Писем русского путешественника», здесь же и написанных. И здесь же родилась «Бедная Лиза». У Плещеевых Карамзина нашла писательская слава, а он нашел у них жену, Елизавету Ивановну Протасову, сестру хозяйки дома. От усадьбы не осталось ничего.
Но поразительно сходство судеб бедной Лизы и бедной Луизы. Фабулы двух историй совпадают в главном: сословное неравенство, нежелание знатного барина жениться на соблазненной и ее гибель.
…«Дом Гудовича очарователен», – писал Кобылин. Однако года через два он переехал в собственный, приобретенный на Страстном бульваре дом (№ 9), в нескольких шагах от памятного с молодости «дома Фамусова». Бедная Луиза осталась у Гудовичей. Фигуры будущей трагедии заняли места. Меж ними пролегла не просто Тверская улица, но пропасть: Кобылин переживал роман с ровней, Надеждой Ивановной Нарышкиной, замужней светской львицей. Предполагают, что убийству предшествовало объяснение между участниками треугольника в доме героя на Страстном бульваре.
В самом начале следствия Нарышкина справила заграничный паспорт и беспрепятственно уехала. В Европе родила дочь Сухово-Кобылина, названную… Луизой. А овдовев, стала женой Дюма-сына.
Согласно ответам Кобылина на допросные пункты, вечер 7 ноября 1850 года он провел у Нарышкиных. Луиза исчезла из дома Гудовича тем же вечером или ночью. Кобылин стал искать ее наутро, искренне тревожась – либо
