Барбара Такман - Загадка XIV века
Не существует свидетельств о том, что де Куси часто навещал орден, да и вряд ли он был человеком, «дух коего отягощают заботы о духовном». По всей вероятности, выбор его был продиктован не тревогами, а тем, что аскетический образ жизни монахов-целестинцев внушал патронам ордена большую уверенность в собственном спасении.
Хартия, датированная 26 апреля 1390 года, открывается словами, в которых звучит уверенность в себе, присущая всему роду де Куси: «Сознаю, что преходящие светские блага бренной жизни распределены между теми, кто может и знает, как лучше ими распорядиться, и сохраняет их для Бога, пожаловавшего нам эти блага». Ради постоянной молитвы за себя, за свою жену, за предков и потомков, за всех рыцарей ордена Ангерран учредил монастырь для двенадцати монахов-целестинцев на своей земле в Вильневе, на берегу реки Эны, за пределами Суассона.
Де Куси пожаловал монастырю четыреста ливров ежегодного дохода и защитил орден множеством законных привилегий и льгот. Если бы в какой-то момент доход монастыря опустился ниже четырехсот ливров, де Куси позаботился о том, чтобы это исправить, и «монахи могли бы спокойно пользоваться этими доходами без какого-либо залога и принуждения с нашей стороны или со стороны наших потомков». В любом будущем споре монахи получат «совет, утешение и помощь от нас и наших судебных чиновников, наших советников и слуг, как если бы это была наша собственная тяжба». У целестинцев, по-видимому, был ловкий юрист, работавший над этим уставом, или же сам де Куси постарался застраховать свое будущее.
В последующие годы он никогда не забывал о монастыре. Когда по прошествии некоторого времени здания все еще не были достроены, де Куси добавил еще двести ливров к ежегодному доходу, чтобы завершить строительство. Позже он подарил целестинцам большое красивое имение в Суассоне, принадлежавшее братству лучников, с тем, чтобы монахам в случае войны было где укрыться и продолжить монашескую жизнь, которая, судя по предыдущему подарку, стала еще комфортнее. Узнав, что у монахов недостаточно вина — без которого обходились их предшественники, — Ангерран купил виноградник, который каждый год пополнял их запасы. Перед смертью Ангерран не успел официально оформить этот подарок, и виноградник стал причиной судебной тяжбы монастыря против наследников де Куси.
В поход против берберов собрались самые знатные аристократы королевства, к ним присоединились рыцари из Эно и Фландрии, а также англичане из Кале во главе с незаконнорожденным сыном герцога Ланкастера Джоном Бофортом, графом Сомерсетом, основателем рода Тюдоров. Коннетабль Клиссон остался дома — охранять страну и не давать своевольничать своему оппоненту герцогу Бургундскому. Кроме герцога Бурбонского и де Куси, в армии были и другие великие люди: адмирал де Вьен, граф д’О, выделявшийся благодаря знатности своего рода, а также Жан д’Аркур VII; Филипп де Бар — брат зятя де Куси; Жоффруа Бусико, брат более знаменитого Жана; Ивен, незаконнорожденный сын графа де Фуа, и знаменитый гасконец по имени Судик де ла Трау, «один из храбрейших рыцарей мира».
Король выдал де Бурбону двенадцать тысяч франков и распределил более двадцати тысяч франков среди других аристократов. Бурбон занял еще двадцать тысяч у Людовика Орлеанского под залог доходов со своих имений. Де Куси только что получил шесть тысяч франков от короны на покрытие затрат в Авиньоне и Лангедоке и занял у Людовика Орлеанского еще десять тысяч, а потому, за исключением герцога Бурбонского, обеспечен был лучше других. Он и граф д’О привели с собой двести рыцарей. Папа Климент раздал множество индульгенций, проявляя «неслыханную щедрость», тем более что его цель поменялась, — можно сказать, что щедрость эта была неслыханной, поскольку задачей крестового похода было только возвращение Иерусалима. Если верить честному Боне, война «будет не против неверных», ведь Господь создал мир для всех и «мы не можем и не должны заставлять неверных принимать священное крещение или обращаться в святую веру».
Французы встретили генуэзские корабли в Марселе, оттуда проследовали до Генуи, чтобы забрать провизию, лучников, пехотинцев и иноземных рыцарей. Всего рыцарей и оруженосцев собралось около полутора тысяч, а общая численность войска достигла примерно пяти тысяч, не считая, возможно, тысячи моряков на сорока галерах и двадцати торговых судах. Бурбон, де Куси, граф д’О и храбрый Судик вышли на берег, там их встретил дож Генуи, одарил их пряностями, патокой, черносливом из Дамаска и «настойками, помогающими при болезни». Провизии, однако, недоставало, и Бурбон вынужден был прикупить дополнительно двести бочонков вина, двести кусков бекона и две тысячи цыплят для больных и раненых. Из-за недостатка места многих лошадей пришлось оставить и, чтобы не тратиться на содержание животных, их продали менее чем за половину стоимости. В последний момент вышел казус: никто не понимал надо ли священникам благословлять флотилию, поскольку Генуя и Франция принадлежали к разным папствам. Ради успеха в войне союзникам пришлось пойти на компромисс. В конце концов церемония прошла при участии священников, представлявших разных пап.
Преодолев эти трудности, внушительная армада приготовилась к отплытию 1 июля 1390 года; это было захватывающее зрелище, ставшее на долгое время излюбленным сюжетом для иллюстраторов. Нет необходимости уточнять, кто написал такие строки: «Что за прекрасное зрелище этот флот с великолепными знаменами аристократов, они сверкают на солнце, трепещут на ветру, а музыканты дуют в трубы, и звук их разносится и отдается эхом над морем».
Неудачи начались почти сразу, когда сильная буря с Эльбы разметала флот и вызвала девятидневную задержку, прежде чем все снова собрались и встретились на Мальте. В последнюю неделю июля флот подошел к Махдии, расположенной на берегу северного Африканского мыса, в ста милях к юго-востоку от Туниса. Окруженный крепостными стенами город стоял в центре самой высокой точки узкого полуострова длиною в милю; бухту защищала цепь и машины, бросавшие камни, на башнях.
Французы решили послать на берег отряд под руководством де Куси; этому авангарду вменялось отвлекать врага, а основная часть войска высадилась бы на следующий день. Отряд де Куси и молодого горячего графа д’О состоял из семисот всадников, их поддерживали генуэзские лучники. Гребцы вели суда по спокойному морю, «казалось, воды с восторгом несут христиан к берегам неверных». Обычно десантные суда доставляли до двадцати лошадей, всадники еще на борту опускали забрала шлемов и держали наготове копья; по широкому трапу с кормы они высаживались на берег и набрасывались на врага; если же конников начинали преследовать, они заскакивали обратно на палубу, и гребцы быстро уводили корабль в море.
Де Куси первым высадился на берег и выстроил отряд в боевом порядке для встречи с противником. Никто не вышел ему навстречу. Султан берберов Аббу аль-Аббас был предупрежден о предстоящем вторжении и, полагая, что его армия уступает христианам, допустил высадку и не стал вступать в бой. Он решил уклониться от сражения: пусть противник измотает себя у каменных стен под августовским солнцем и у него истощатся запасы еды. Султан применил ту же стратегию, которую Карл V советовал против англичан, и с тех пор она много раз оправдывала себя при обороне.
Уверенные в победе над презренными неверными, крестоносцы разбили лагерь — перед городом выстроились яркие шатры, в центре, над шатром герцога Бурбонского, взвился флаг с королевскими лилиями, а на флангах разместились генуэзские арбалетчики. Они могли блокировать Махдию с моря и на земле, посреди полуострова, однако город запасся провизией и имел доступ к свежей воде, которую добывали из подземных источников. В городе имелось значительное население и гарнизон численностью шесть тысяч солдат, расквартированный в подземных казармах. Если бы Махдия пала, христиане могли без помех завоевать Тунис, но султан позаботился об обороне города и призвал на помощь правителей соседних стран, которые сформировали армию вдали от прибрежной зоны.
Три дня захватчикам никто не мешал готовиться к осаде, но к вечеру третьего дня берберы вдруг «с дикими криками выскочили из крепости». Охрана христианского лагеря забила тревогу, и берберы были отброшены, при этом триста человек погибли. Город возобновил молчаливое сопротивление, а христиане, чтобы предотвратить новые нападения, возвели частокол из связанных между собой кольев высотою четыре фута, а с помощью скрещенных весел и копий смастерили укрытие для стрелков и расставили часовых через каждые сто двадцать футов.
Барабаны и трубы оповещали о приближении армии сарацин, насчитывавшей, по слухам, сорок тысяч воинов. Разбив лагерь позади города, они не вступали в решительное сражение, но тем не менее совершили ряд чувствительных вылазок на быстрых скакунах. Они нападали на христиан в самое жаркое время дня и заставляли вступать в бой. Европейцы «почти горели» в своих стальных доспехах, в отличие от берберов, носивших нагрудники из кожи или стеганой ткани. Во время преследования берберы быстро разбегались, но тут же перегруппировывались и в свою очередь гнались за противником; тяжелые доспехи христиан не способствовали быстрому передвижению, и потому их армия несла большие потери. Нападения продолжались в течение семи недель почти каждый день, а иногда и ночью.
