Оскар Йегер - Всемирная история. Том 3. Новая история

Этот бой был кровавым; Фридрих разбил одно крыло русской армии, отнял у него средства к отступлению, потому что мосты в тылу их, на Мютцеле, были им уничтожены. Но когда после полудня Фридрих атаковал центр и другое крыло русских, то потерпел неудачу; русские устояли, и к 4 часам у обеих сторон почти совершенно истощились боевые припасы, но беспорядочная рукопашная схватка длилась до ночи; даже стремительные атаки кавалерии Зейдлица не приводили ни к чему. Пруссаки потеряли 11 300 человек. Фридрих, не предполагавший встретить такую стойкость русского войска, поплатился за эту неосмотрительность большим уроном: Фермор держался еще дня два в своем лагере при Клейн-Камине, где и не был атакован; потом он отступил к русским пределам, при чем Дона, не преследуя его, следил только издали за его отступлением.

В то время как русские медленно отступали на восток, Фридрих двинулся в Саксонию (2 сентября), Даун вступил в нее с одной стороны, германское ополчение с другой. Целью этого движения было снова овладеть Дрезденом, но принц Генрих хорошо подготовился к обороне. При известии о битве под Цорндорфом, кончившейся, по некоторым слухам, победой русских, Даун остановился и потом отступил к востоку от Бауцена, где снова занял укрепленную позицию. Фридрих захотел превзойти крайнюю смелость этого генерала и расположился у Гохкирха, слишком близко от неприятеля, так что один из лучших его генералов, маршал Кейт, англичанин якобитского лагеря, сказал при этом случае: «Если австрийцы и теперь не нападут на них, то их стоит перевешать». Действительно, произошло нечто невероятное: Даун подготовил искусно все для атаки; сигналом должен был послужить ночной бой часов (4 часа) на Гохкирской колокольне (14 октября). Едва раздался этот звук, войска тронулись; они не нашли лагерь совершенно погруженным в сон, как надеялись, но все же пруссаки не могли одержать верх и после четырехчасовой отчаянной борьбы Фридрих дал знак к отступлению. Излишняя смелость не обошлась ему даром – он потерял 8 тысяч рядовых и 119 офицеров; в числе их был убит генерал Кейт и тяжело ранен принц Дессауский, Мориц. Неприятель захватил также 101 орудие. Потери австрийцев были тоже очень значительны, но худшее для них было в том, что Даун не воспользовался своей победой. Он надеялся, что последствием ее будет падение Нейсса в Силезии и Дрездена в Саксонии, но не случилось ни того, ни другого. Фридрих сделал еще несколько искусных передвижений в этом году: сначала он пошел в Силезию, потом, выгнав из нее австрийцев, направился снова в Саксонию. В общей сложности перевес оставался на его стороне, так как он отразил все нападения, Саксония и Силезия остались в его руках, и Даун расположился на зимние квартиры в Богемии.

Фридрих провел остаток зимы в Бреславле, занятый делами не меньше, чем во время активных боевых действий. У него было и свое семейное горе: умерла его сестра, принцесса Байрейтская, подруга его злополучной юности, единственный действительно сердечный друг в его семье. На мир не было еще никакой надежды. После девяти битв (Ловозиц, Прага, Колин, Гастенбек, Грос-Егерндорф, Росбах, Бреславль, Лейтен, Крефельд, Цорндорф, Гохкирх), военные посты обеих сторон тянулись громадной цепью от Рейна до Исполинских гор. Особенно упорствовала Франция, т. е. ее жалкий король, низкая женщина, властвовавшая над ним, и придворная клика, поставившая себе задачу лишь угождать им обоим и потому поддерживавшая эту бессмысленную для Франции войну. Главный министр, кардинал Берни, начинал понимать суть происходящего. Он видел, что союз с Австрией не приведет к добру, и делал слабые попытки склонить своего короля к миру, что дало бы возможность приступить к внутренним реформам и к сбережениям. Но единственным результатом усилий Берни была только его отставка и продолжение той же боевой политики. Король заменил павшего Берни бывшим посланником в Вене, графом Стэнвиль, принявшим теперь портфель иностранных дел под именем герцога Шуазёль. До этого времени прусская война приносила Франции только вред; на море французские дела шли не лучше, как мы увидим ниже. Австрия и Россия были тоже не в выигрыше; до раздела Пруссии было еще далеко. Но эти две державы не терпели, по крайней мере, недостатка в людях; притом обширные государства не истощаются легко и от нужды в деньгах. Но было поистине удивительно, как Фридрих, хотя и получая английские субсидии, мог содержать свою армию в 200 000 человек при ежегодном доходе лишь в 25 миллионов талеров, и мог собирать эти 25 миллионов, не прибегая к повышению прямых налогов и не делая займов, по крайней мере, сколько-нибудь значительных. Без косвенных налогов дело не обошлось, разумеется, что и выразилось в возросшей дороговизне, вызванной особенно порчей разменной монеты, потому что Фридриху пришлось прибегнуть к этому плохому средству: монетный двор берлинского банкира, еврея Ефраима, выделывал из четырех миллионов чистых рейхсталеров прежней чеканки восемь миллионов новой монеты такого же номинального достоинства. Как известно, такая финансовая мера не лучше выпуска бумажных денег.

Фридрих был вынужден ограничиться обороной и первые шесть месяцев 1759 года прошли без особых событий, за исключением двух: прусский отряд из Глогау вторгся в Познань (февраль), разорил несколько русских складов и взял в плен польского магната, князя Сулковского, который вел свою, частную войну с прусским королем, оказывая тем самым услугу России. Несравненная Польская республика взирала равнодушно на это, как и на проход по ее землям русских войск. Вторым событием было занятие Франкфурта-на-Майне принцем Субизом, известное из жизнеописания Гете. Этот имперский город послужил французам военным депо на юге и герцогу Фердинанду не удалось взять его обратно боем при Бергене, 13 апреля.

На этот раз Даун напрасно дожидался вторжения, а самому перейти в наступление было не в его характере, как и вообще не в традициях австрийской военной системы. В начале июля он дошел до Лиссы (Мархия), к западу от Бобра, и здесь остановился, в ожидании более определенного движения русских. Наконец они вступили, под командой Салтыкова, в конце июня в Познань. Фридрих отправил против них своего генерала Дона, но тот не проявлял уже прежней энергии: русские надвигались и вошли в бранденбургские владения, надеясь найти уже здесь австрийцев: по принятому плану предполагалось поставить Фридриха между двух огней и одолеть его соединенными силами. Но до этого было еще далеко: Фридрих заменил одряхлевшего Дона более молодым генералом Веделем, вменив ему в обязанность действовать энергично и снабдив его полномочиями «почти римского диктатора». Ведель атаковал 70-тысячную русскую армию со своими 26 000 при Кае в Цюлихауской области, но был отброшен, потеряв 6000 человек убитыми, ранеными и взятыми в плен. Это было началом неудач, преследовавших Фридриха потом в течение всего остального года.

От армии Дауна, под командой способнейшего из подчиненных ему генералов, Лаудона, отряжено было 36 000 человек, и Фридрих первоначально предполагал, что они предназначены к движению на Берлин; для наблюдения за Дауном он оставил у Сагана своего брата, а сам погнался за австрийцами, которые кое-чему от него успели научиться, да притом и шли теперь под начальством хорошего командира, и не мог их нагнать. Наконец он убедился в том, что целью движения их был не Берлин, а соединение с русской армией. И действительно, 3 августа Лаудон с 18 000 человек, преимущественно конницы, достиг русской армии во Франкфурте-на-Одере, между тем как Гаддик с пехотой повернул с полпути обратно и направился к Лаузицу. Лаудон однако не доставил русским провианта, в котором те очень нуждались. После соединения с Лаудоном силы Салтыкова возросли до 90 000 человек: и вот эта соединенная русско-австрийская армия заняла позицию к востоку от Франкфурта, на правом берегу Одера при Кунерсдорфе.

Генерал Гедеон фон Лаудон. Гравюра работы Нильсона

Фридрих тоже соединился с Веделем и стянул к себе все силы, какие были поблизости: вообще в последние недели он потратил нечеловеческие усилия на переходы и много ночей провел без сна. Теперь под его началом было 50 000 человек, и он решился произвести нападение. У Герлица, пониже Франкфурта, он перешел через Одер и стал приближаться к русско-австрийской позиции с севера. В воскресенье, 12 августа 1759 года, в 3 часа утра, войско уже двигалось в этом направлении. В 1030 утра, на Мельничной горе, он напал на левое крыло русско-австрийской армии и уже около часа получил здесь положительный перевес над неприятелем, и восемь батальонов его гренадер заняли даже высоты, называемые Мельничной горой; но успехом этим нельзя было воспользоваться, потому что остальные силы пруссаков встретили при движении неожиданные природные препятствия и не подоспели для подкрепления первого натиска. Таким образом отброшенные с высот части русской армии успели оправиться и битва возобновилась вновь. Но утомленные усиленными переходами пруссаки бились вяло; а между тем Лаудон, после полудня, ввел в дело совсем свежие силы... Понемногу русские вновь заняли свою прежнюю позицию на высотах и пустили в ход свою страшную артиллерию. Все попытки пруссаков сбить русских с этой позиции оказались тщетными, и уже к 6 часам вечера началось отступление прусской армии по всей линии, обратившееся потом в поспешное бегство, во время которого пришлось по кинуть не только захваченные в начале боя русские орудия, но и всю свою артиллерию. В тот же вечер, с бивака, Фридрих писал своему министру фон Финкенштейну, что он все считает потерянным, и делал надлежащие распоряжения. «Будь у меня еще хотя какие-нибудь ресурсы, я бы оттуда не сдвинулся»,– пишет он в заключение ордера, отправленного к генералу Финку. Во время самой битвы он в высшей степени рисковал жизнью и даже в кармане его был пузырек с ядом, из которого на этот раз – вероятно, вследствие крайнего напряжения сил и нервного раздражения – он собирался выпить содержимое...