Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель
Сходство феодальных цивилизаций Европы и Японии очевидно. В обоих случаях существовало, на уровне суверена и ниже, большое число лордов (вассалов), которые служили ему на определенных, оговоренных заранее, условиях и не входили в число бюрократов, составлявших государственный аппарат. Но эти институционные конфигурации не были идентичными. На Западе Евразии сельское хозяйство, будучи дождевым, относилось к экстенсивному типу и велось в поместьях, которые превратились в центры крупномасштабного сельскохозяйственного производства. Зато на восточном фланге Евразии сельское хозяйство, сильно зависевшее от орошения, было интенсивным и мелкомасштабным. Более того, независимая церковь и гильдейские города Европы не имели своих аналогов в Японии.
Таким образом, в Японии и Европе раннего Средневековья мы обнаружили простую форму феодального общества, в которой правитель разделял свое социальное лидерство исключительно со своими вассалами. В Европе эта простая форма породила более сложную, в которой государь был вынужден принимать во внимание мнение влиятельного объединенного духовенства и различных бюргерских союзов.
Эти два варианта не исчерпывают количество подтипов феодального общества. В средневековой Швеции и Киевской Руси решающие отношения, которые выражались в процедуре формального введения во владение и дарования феода, по-видимому, никогда не достигли этапов зрелости. Поэтому мы можем отнести их к третьему подтипу: «пограничному феодальному обществу».
Неуклюжее гидравлическое общество
Гидравлическое общество превосходило все другие типы стратифицированного доиндустриального общества по продолжительности своего существования, размерам и количеству доминирующих в нем персон. Это может объяснить, почему оно включало в себя так много подтипов. С точки зрения таксономии гидравлическое общество – это громоздкий, неуклюжий гигант. Почему же мы не можем рассматривать его основные подтипы в качестве дискретных, главных социальных формаций?
Такое решение было бы оправдано, если бы мы имели дело с базовыми структурными различиями в социальных отношениях и социальном лидерстве. Однако таких различий продемонстрировать нельзя, поскольку агроуправленческий деспотизм и монополия бюрократии во всех известных подтипах гидравлического мира преобладают. В связи с этим произвольное «деление» затемнит решающий социоисторический факт, свидетельствующий о том, что гидравлическое общество превосходит все другие аграрные общества по своим размерам и институциональному разнообразию.
Биологи, столкнувшись с подобной проблемой, отказались выделять крупные рода живых организмов просто потому, что они включают в себя больше видов, чем некоторые другие рода, и могут стать «несбалансированными» или слишком громоздкими. Зная, что биологический мир характеризуется неравенством, они чувствуют, что научная «классификация должна отражать это неравенство» (Томас Дж. А. Палеонтология и таксономические проблемы).
Остаточные стратифицированные доиндустриальные общества
Проблема таксономических остатков, еще одна головная боль биотаксономии, является очень важной и для нашего исследования. «По оценкам [ученых], менее двух процентов от общего числа видов птиц во всем мире до сих пор остается еще неизученными» (Мейр Э. Систематика и происхождение видов). «Полностью изучены лишь несколько видов млекопитающих, бабочек, жуков, моллюсков и так далее» (там же). Большая часть биологов считает свои исследования плодотворными, если им удалось выявить основные черты изучаемой системы и ее изменений (эволюции).
Если же взять все стратифицированные доиндустриальные цивилизации, то какое число специфических обществ нам удастся выявить? Допуская, что греческая и римская Античность охватывает по крайней мере два типа, мы получим, как минимум, пять подобных образований. А ведь есть еще причины верить, что существуют и другие типы. Негидравлические районы классического и доклассического Средиземноморья еще нуждаются в дальнейшем исследовании. Помимо них, неисследованными остаются еще определенные районы Азии, Африки, Тихоокеанских островов и Америки.
Но, допуская, что исследователей ждут новые открытия, следует предупредить их об опасности переоценки исторического значения этих открытий. Документы прошлых веков, а также исследования наших дней показывают, что над уровнем примитивной племенной жизни и ниже уровня современного индустриального общества большая часть человечества жила в уже установленных институциональных объединениях: в стратифицированных пастушеских обществах, гидравлических, рабских, свободных крестьянских или нефеодальных обществах, основанных на рабстве, или в чисто феодальных.
Социальные перемены
Формы этих перемен
Судьба обществ подобного типа поучительна во многих отношениях. Как уже отмечалось выше, стратифицированные общества кочевников изменились: одни просто выращивали те или иные культуры, а в других сельское хозяйство стало преобладающим. Таким способом вполне могли возникнуть древние греческие племенные аристократии. Несомненно, такой же была и основа германских племенных обществ. В контакты с гидравлическими цивилизациями вступали и другие группы кочевников. Одни растворились в них полностью, а другие, пережив период завоевания и подчинения, ушли в степь. Иные, не имевшие «восточной» интерлюдии, так и жили в своих полу аридных степях, пребывая в состоянии стагнации до тех пор, пока под влиянием современных обществ, живших с ними по соседству, не потеряли свою институционную идентичность.
Более развитые аграрные общества Древней Греции и Рима начали воевать с восточным миром. Но хотя завоевания и принесли многим жителям Греции и Рима ощутимый доход, ценой, которую им пришлось за это заплатить, стала общая восточнизация их обществ. Подобная трансформация стала ярким примером обусловленных внешними факторами перемен, которые сильно отличались от перемен, вызванных внутренними причинами.
Феодальные общества были достаточно сильными, чтобы не поддаться влиянию гидравлического общества. И оно было достаточно открытым, чтобы породить коммерческий и промышленный образ жизни. Среди более высоких цивилизаций это является самым ярким примером социального развития.
Зато гидравлическое общество служит примером социального загнивания (стагнации). Возникшие, вероятно, разными путями и, при благоприятных обстоятельствах, создав у себя полукомплексные и комплексные образцы собственности и социального расслоения, гидравлические общества не отказались от своих базовых структур. Сделать это некоторым из них удалось лишь под влиянием внешних факторов.
Ценности
Эти факторы показывают, что морфология общественных перемен вовсе не так проста, как может показаться. Они также свидетельствуют о том, что за проблемами формы скрываются решающие проблемы ценностей, которые наивный или политически мотивированный оптимизм не способен или не желает видеть.
Социальные перемены не всегда означают развитие. Развитие или трансформация, вызванная главным образом внутренними силами, представляет собой единственную форму социальных перемен. Столь же важна и другая ее форма – трансформация, вызванная главным образом внешними силами.
Более того, ни развитие, ни обратное изменение не являются по необходимости прогрессивными: они не обязательно улучшают жизнь людей. Контроль человека над природой – фактор цивилизации, имеющий исключительную ценность, но как критерий прогресса его следует рассматривать вместе с такими вопросами, как убеждения человека (светские и религиозные), а также его отношение к другим людям. Эти три
