Роджер Осборн - ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира
Как хорошо видно, оглядываясь из сегодняшнего дня, основной геополитической характеристикой Европы в XIX веке был процесс обретения нациями своей государственности. Наполеоновские кампании 1813–1815 годов, в ходе которых европейские армии обратили вспять волну французской оккупации, для многих их участников стали первым актом национального освобождения. Дух национализма и самоопределения, перенятый у французов если не государями, то простыми солдатами и гражданами Европы, продолжал вести за собой. 55 лет спустя после разгрома Наполеона Пруссия, ободренная стратегическими победами над Данией и Австрией, втянула Францию в новую войну. Поводом для начала конфликта послужила знаменитая Эмская депеша, [11] однако его подлинной причиной была целенаправленная реализация Бисмарком своего стратегического замысла — сплочения Германии. Расчет строился на том, что война против Франции, воспринимавшейся как древняя и непримиримая соперница Германии, соберет все немецкие государства под прусские знамена. Чтобы повергнуть французскую армию, на протяжении 200 лет остававшуюся господствующей военной силой на континенте, оказалось достаточно двух месяцев, и в январе 1871 года расчет Бисмарка с триумфом оправдался — в Версальском дворце Вильгельм I был провоглашен императором Германии. Франции пришлось подписать навязанный мирный договор, по которому она уступала победителю Эльзас, Метц, Страсбург и богатую угольными месторождениями треть Лотарингии.
Германская империя в 1871 году, с бывшими границами немецких государств
Мастер политической стратегии и главный автор объединения Германии, Бисмарк на смог бы завоевать поддержку соотечественников, не апеллируя к глубинному слою национального самосознания. Гегель уже обосновывал понятие «исторических наций», Гейне, Гете, Шиллер, Бетховен, Шуман и Вагнер продемонстрировали наличие у немцев глубоко укорененной, исторически сложившейся культурной самобытности, и это вполне отвечало настроениям простого народа, его крепнущему чувству национальной общности, опирающейся на единство языка, религии и обычаев. Поскольку германская нация была выкована в войне со своим старым врагом, немецкий патриотизм оказался неразрывно увязан с милитаризмом — военный триумф объединенной Германии над французами как ничто другое подтверждал, что вместе немцы куда сильнее, чем поодиночке.
Похожие настроения существовали во Франции еще со времен революции и также набирали силу в Британии, смотревшей на мир с высоты своего имперского могущества и индустриального превосходства, — как и немцы с французами, британцы ощущали себя особенным народом, отличающимся от всех остальных. Другие нации тоже отстаивали свое право на самоопределение. Итальянцы, вышедшие из периода наполеоновского владычества с желанием жить в объединенной Италии, смогли окончательно достичь своей цели в 1871 году; польские патриоты силой отобрали контроль над страной у российских колониальных властей в 1863 году, потерпели поражение и вновь заявили о себе в 1905 году; в 1867 году «Аусгляйх» — акт о равноправии — ввел в Австрии двойственное монархическое правление и даровал венграм собственный парламент; Греция провозгласила незавимость от Османской империи в 1825 году и добилась государственного статуса в 1832 году; в 1830 году бельгийские националисты отстояли самостоятельность от голландского правления; другие народы переживали период подъема национальной культуры и самосознания — например, чехи в Богемии, словаки в Венгрии, ирландцы и валлийцы в Британии. Но самые серьезные последствия имели события в Германии, Франции, Италии и Австрийской империи — старом франкском ядре Европы. Триумф германского оружия в 1871 году и образование единого государства невероятно подстегнули немецкий национализм, но и французы, которые расценивали разгром своей армии и потерю восточных провинций как национальное оскорбление, отнюдь не уступали соседям в силе патриотических чувств. И у победителя, и у побежденного конфликт лишь спровоцировал еще большее националистическое рвение.
Помимо подогревания взаимной ненависти конфликт 1871 года также подстегнул милитаризацию Европы. Немецкая армия–победительница показала, что единовременное задействование огромной массы населения —значительная часть которой прошла подготовку в рамках системы государственной «воинской повинности» — способно принести быстрый и решительный военных успех. Все государства ощутили необходимость иметь в своем распоряжении многочисленных подготовленных новобранцев, доступных для призыва в самое короткое время. По видимости мирное существование, которое вели в промежутке между 1871 и 1914 годом европейские государства (двумя основными исключениями были русско–японская война 1904–1905 годов и англо–бурская война 1899–1902 годов), не помешало почти каждому из них учредить систему принудительного призыва. Но пример Германии и подъем национализма не просто увеличили число людей на военной службе. Первостепенная роль войны в национально–освободительной борьбе наделила европейские армии статусом души и защитника нации, каковое преклонение отчасти являлось компенсацией упадка в Европе роли христианской религии. Военное поприще сделалось привлекательной перспективой для множества молодых людей. Хорошее питание, механизированный транспорт, достойные условия жизни в войсковых казармах, первоклассное снаряжение превратили воинскую службу во вполне цивилизованное занятие, но самое главное заключалось в том, что армия оказалась самым достойным способом обретения своего места внутри нации — человек с оружием пользовался всеобщим уважением, а отбывание воинской повинности стало удостоверением статуса гражданина.
Движения среди штатского населения, имевшие серьезные связи с военным миром и объединявшиеся под лозунгами милитаристского содержания, активно распространялись по всей Европе. Лидеры таких организаций, как Пангерманский союз и британская Лига национальной службы, а также молодежных групп вроде объединявшего курсантов Младогерманского ордена, университетских дружин по подготовке офицеров, британских «Бригады мальчиков». Патриотического союза девушек и Ассоциации бойскаутов, пропагандировали воинскую службу как необходимое условие прививания самодисциплины и формирования характера. Роберт Баден–Пауэлл, основатель скаутского движения, пояснял членам своей организации, что девиз скаутов «Будь готов!» на самом деле означает «Будь готов умереть за родину!». Среди среднего класса прочно укоренилось ощущение, что современный городской быт всерьез способствует физическому и моральному упадку низших слоев общества. Воинская служба обещала оградить юношей, причем не только рабочего происхождения, от бездуховности и бесцельности, рутины и не решительности, а война должна была принести освобождение от удушающего комфорта буржуазного существования и никчемности массовой культуры.
Произведения таких писателей, как Редьярд Киплинг, противопоставляли грубого и честного вояку пресыщенному и разнеженному обитателю пригородов; Г. Райдер Хаггард и десятки авторов его калибра увлекали читателей историямио невообразимых приключениях. Прозаики и поэты романтизировали войну, уснащая свои сочинения псевдосредневе- ковой символикой и языком — лошадь у них неизменно становилась верным спутником в боевых походах, солдат — воином, человеческое тело — бренным, а кровь— сладким вином молодости. Героические фантазии сочинителей подкреплялись реальными повестованиями об исследователях, покорителях и первопроходцах — на фоне защиты переправы Роркс–Дрифт, африканских путешествий Ливингстона и приключений Уинстона Черчилля в бурской войне жизнь клерков и лавочников выглядела средоточием скуки и банальности. Даже в творчестве таких далеких от ура–патриотизма художников, как Оскар Уайльд и Обри Бердсли, важную роль играл эпатаж — стремление предложить избалованной и изнеженной аудитории что‑нибудь поострее.
Италия после объединения (границы 1914 г.), с бывшими границами итальянских государств
Полувоенизированные объединения с их отрицанием домашнего быта и воспеванием естественности и природы обращались за вдохновением к мифическому прошлому, когда вся молодежь, не оскверненная беспросветностью и порочностью жизни индустриальных городов, несла в себе телесную и духовную чистоту и силу. Именно этим ностальгическим романтизмом было проникнуто поколение юных немецких и австрийских националистов — включая тех, на чьих плечах 30 лет спустя будет воздвигнут Третий рейх. Многие европейцы той поры чувствовали усталость от спокойной и мирной жизни и искали драматизма, испытания, славы и простоты — всего, что ассоциировалось с войной. Гельмут фон Мольтке, начальник немецкого Генерального штаба с 1871 по 1888 год, писал: «Вечный мир — это мечта, причем отнюдь не прекрасная, а война есть звено божественного миропорядка. В ней развиваются самые благородные достоинства человека: мужество и самоотверженность, верность долгу и готовность пожертвовать собственной жизнью. Без войны мир погряз бы в материализме».
