Русские научные экспедиции в Трапезунд (1916, 1917 гг.) - Анна Георгиевна Цыпкина
Преимущественное внимание экспедиция имеет обратить на изучение и описание древних укреплений, пещер с признаками обитаемости их древним человеком, древних храмов со следами фресковой живописи и подземных сооружений разнообразного назначения, этих маловедомых, но постоянных спутников древности»[227].
Помимо отчетов, приготовленных академиком для «Известий академии наук» и докладов на заседаниях, а также выпущенной спустя несколько лет книги «Очерки истории Трапезундской империи», еще одним источником о деятельности экспедиции и главным образом деятельности начальника экспедиции, служит записная книжка академика лета 1916 г. По ней можно видеть, что деятельность по охране памятников, а также научная и популяризационная, продолжалась во всё время пребывания Ф. И. Успенского в Трапезунде. Помимо упоминавшегося выше, академиком был осмотрен дворец в Дживизлике, «дача трапезундских императоров», как он называет его, составлен список мечетей города и целая библиотека из рукописей и документов собрана в храме Богородицы Златоглавой.
Многие сотрудники экспедиции Ф. И. Успенского не понимали, почему руководитель тратит много драгоценного времени пребывания в Трапезунде на изучение политической обстановки. Н. К. Клуге в письме Б. В. Фармаковскому отмечал, что Успенский думает «о переносе церкви на Кавказ»[228], «затевает устроить вторую Археологическую комиссию»[229], читает лекции у генерала Яблочкина и в гимназии», ходит по городу «с учениками и учителями местной гимназии для объяснения им исторического значения памятников Трапезунда»[230]. Однако подобное поведение было сознательной политикой Ф. И. Успенского. С помощью просветительства, университетов и научной деятельности любая страна в то время утверждала себя и конкурентоспособность своей науки на международной арене. Еще в письме к Б. В. Фармаковскому[231], бывшему секретарю РАИК, академик жаловался: «Очень понизилось русское политическое влияние в Константинополе, что не может не отражаться и на нашей деятельности». Интересно, что в письмах, сохранившихся в фонде Русского археологического института в Константинополе, один из адресатов Ф. И. Успенского Е. Щепкин писал академику: «Теперь наоборот, общество делает все усилия, чтобы отрывать людей от науки, вовлекать их навсегда в политику, по возможности отрезывать им пути отступления, хотя бы компрометирующим раздуванием какого-либо временного участия в движениях эпохи»[232]. И это не единственное свидетельство сильного влияния политического контекста на археологические исследования в России в начале XX в.
Деятельность Ф. И. Успенского и его сотрудников на Кавказском фронте была на слуху, и 27 февраля 1917 г. русский филолог-классик, профессор Б. В. Варнеке делает доклад о Трапезундских экспедициях, испросив предварительного согласия руководителя[233]. Ф.И. Успенский тоже выступает с докладами, пишет статьи в журнал «Русская будущность»[234] о Константинопольской патриархии и других темах, связанных с Восточным вопросом[235].
§ 1.2. Деятельность Ф. М. Морозова
Изначально Русское археологическое общество было довольно результатами, представленными Ф. И. Успенским, и дальнейшими планами. Однако потом, когда выяснилось, что экспедиция не в состоянии предоставить полный отчет о своей деятельности[236], отношение меняется, Ф. И. Успенский вынужден сблизиться с другим Археологическим обществом – Московским, а РАО частично передает полномочия об охране памятников Ф. Μ. Морозову (рис. 8А), санитару-добровольцу и члену Императорского археологического института в Петербурге.
На заседании Общества 1 ноября 1916 г. в лице археолога и востоковеда, члена-корреспондента Петербургской академии наук Н. И. Веселовского Общество благодарило Ф. И. Успенского за то, что им было положено основание для дальнейшего изучения памятников[237]. Однако после конфликта Успенского и Шмита из-за нежелания Ф. И. Успенского послать Ф. И. Шмиту материалы Русское археологическое общество отказалось иметь дело с Ф. И. Успенским и частично передало полномочия по охране памятников старины Морозову, который летом 1917 г. становится представителем РАО в Трапезунде, где организует Кружок любителей искусства и старины – в целях охраны памятников древности – «из среды греков (ученых) и военных образованных людей, интересующихся и любящих памятники старины»[238]. По этой причине сведения о положении дел в Трапезунде Б. В. Фармаковский, секретарь Русского археологического общества, продолжает получать и в 1917 г. Кружком любителей искусства и старины были разосланы письма «греческим учителям, священникам с просьбой дать известные им исторические сведения о других или о другом каком археологическом памятнике, о его сохранности и преданиях о них, а также[239] собирать парадные греческие, турецкие песни и былины. «Несмотря на все препятствия при любви к делу можно работать, – пишет Фармаковскому Морозов в начале июля 1917 г. – Веря в Вашу поддержку, буду как пчела собирать археологический материал со всех мест – по приезде в Петроград поделюсь с Вами»[240].
Известно, что охраной археологических памятников в Трапезунде занимался еще 8-й передовой отряд российского общества Красного Креста при Кавказской армии[241], причем археологов предполагалось послать и в Персию[242].
Единственный наблюдатель за памятниками в период между экспедициями – представитель Красного Креста Ф. Μ. Морозов, постоянно ведущий переписку с представителями МАО Н. И. Веселовским, представителем РАО Б. В. Фармаковским, а также с известным историком С. Ф. Платоновым. В письмах к Успенскому и Фармаковскому Морозов сообщает последние грустные новости: Богородицу Златоглавую превратили в лазарет, «запоры по-прежнему взламывают»[243], «городская управа намерена взять охрану и даже “изучение” памятников на себя»[244] и интересуется на обороте письма, когда уберут с должности митрополита Хрисанфа. «Летом 1917 г. дело дошло до того, – пишет он, – что местные греки не пустили в одну из церквей Ф. И. Успенского, начальника ученой экспедиции Академии наук, академика и тайного советника, продержав под дождем более часа!»[245] «Трудно бороться в деле охраны старины с людьми, которые не могут понять ценности», – резюмирует в своих письмах Морозов[246]. В его письмах встречаются и интересные для науки сведения. Часть сделанных им описаний опубликовала в своей статье Е. Ю. Басаргина[247]. Также он сетует на недостаток поддержки и знаний, пишет как Успенскому, так и Фармаковскому. Ф. Μ.
