История итальянцев - Джулиано Прокаччи
Между тем развитие Генуи шло иным путем, чем развитие Венеции. Вооружение республики находилось главным образом в руках индивидов. В ведении частных владельцев оказались также торговля, содержание многочисленных фондако и даже организация военно-морских походов. Наконец, сами генуэзские путешественники являлись и авантюристами, готовыми служить кому угодно ради звонкой монеты. Так, Марко Поло чувствовал себя в гостях у татарского хана прежде всего гражданином Венеции, за нее он сражался, в Венеции он женился и умер. Однако уже в начале XIV в. ситуация изменилась. Известно, что родом из Генуи были адмирал короля Португалии Мануэле Пессаньо и кораблестроитель французского короля Филиппа IV Красивого Энрико Маркезе. Они стали родоначальниками замечательной плеяды великих генуэзцев, впоследствии давших миру Христофора Колумба, открывшего Америку в ходе экспедиции, организованной испанской короной.
О генуэзском «индивидуализме» сказано немало. А между тем о нем нельзя не упомянуть: он отразился на самой структуре города, оказавшегося во власти могущественных кланов, консортерий знати, религиозных и народных братств. Кроме того, он оказал заметное влияние на формирование городского пейзажа, не составлявшего единого композиционного целого, а разделенного на отдельные кварталы — богачей и бедняков, знати и плебеев. Генуя — один из немногих итальянских городов римского происхождения, где не осталось и следа первоначального quadrillage[69] и где, в отличие от других средневековых центров, мы не найдем улицы, название которой было бы связано с ремеслами или родом занятий ее жителей. Впоследствии мы еще не раз вернемся к тому, какое влияние это оказало на ставшую легендарной политическую нестабильность города и на весь ход его истории.
В конце XIII в. наиболее влиятельным и процветающим из всех городов-коммун Паданской равнины был Милан, которому в прошлом принадлежала пальма первенства в борьбе с Фридрихом I Барбароссой. Находясь на пересечении торговых путей из Генуи и Венеции, город заметно выиграл от открытия приблизительно в 1270 г. нового Сен-Готардского перевала, что позволило ему наладить активные торговые связи с германским миром. Кроме того, окрестности Милана уже тогда славились плодородностью своих земель. Судя по описанию, составленному в 1288 г. хронистом Бонвезином де ла Ривой в трактате «О великих делах города Медиолана» (De Magnalibus urbis Mediolani)[70], Милан мог по праву называться столицей. В нем проживало 200 тыс. человек и насчитывалось несметное число купцов и ремесленников; в городе было 11 500 домов, 200 церквей, 150 «вилл с замками в контадо», 10 больниц, 300 пекарен и более тысячи лавок. Безусловно, эти цифры сильно преувеличены и не вызывают большого доверия. Тогда как данные о развитии и дифференциации городской экономики являются более достоверными. В отличие от Флоренции (речь о которой пойдет впереди) производство и мануфактуры Милана отличались большим разнообразием и охватывали обширную сферу ремесел. Так, наряду с ведущим производством шерсти и сукноделием, относившимся в то время, как мы неоднократно подчеркивали, к отраслям тяжелой промышленности, в ломбардской столице развивались и другие отрасли. Речь идет прежде всего об оружейном деле, железо для которого поставлялось с Валь-Тромпии и из Бреши (Брешии). Очень скоро продукция миланских оружейников приобрела большую известность.
Между тем размеры ремесленных предприятий не выходили за пределы мастерских, а процветающая торговля города оставалась по большей части розничной. Источники умалчивают о существовании в Милане в тот период купеческих компаний или династий, сравнимых по своему размаху и обороту с торговыми домами Флоренции и некоторых других городов. По всей вероятности, объяснение происходящего (хотя это всего лишь гипотеза) кроется в следующем. Купеческому и ремесленному сословиям Милана и их корпоративным организациям — «Креденца консулов» и «Креденца Св. Амвросия» — не удалось выдвинуть на передний план собственных политиков, и в результате власть в городе и право арбитража оказались в руках выходцев из семей старой рыцарской знати. Так, заручившись поддержкой «Креденцы Св. Амвросия», гвельфский клан делла Торре находился у власти в 1247–1277 гг. Позднее, одержав победу над партией делла Торре, представители династии Висконти добились в 1294 г. права инвеституры в качестве имперских викариев и управляли городом как «синьоры» вплоть до середины XV в.
Таким образом, уже в начале XIV в. Милан превратился из коммуны в синьорию, под которой следует понимать такой тип государственного управления, когда власть синьора и его семьи насильственно или же с согласия горожан приходит на смену власти коллегиальных органов управления.
Однако подобный путь прошел не один Милан. Примерно в тот же период большая часть городов-коммун Паданской равнины была преобразована в синьории тех или иных знаменитых родов. Правителями Вероны были Скалигеры, Феррары — маркизы д’Эсте, Тревизо — Да Камино, Падуи — Каррара, Урбино — графы Монтефельтро. Все они принадлежали к знаменитым рыцарским фамилиям с древнейшими традициями. Перебравшись в города, они передали им и часть своих феодальных прав. А иначе и не могло быть в таком мире недостаточно развитого феодализма, каким являлась Италия в эпоху коммун.
Тем временем на фоне широкого процесса преобразования, охватившего в конце XIII — начале XIV в. большинство итальянских коммун, выделялась и заняла совершенно особое место Флоренция. Она оказалась единственным из всех крупных городов, за исключением Венеции, которому удалось создать политические институты, полностью соответствующие своей экономической организации и социальной структуре общества. По сравнению с другими коммунами Северной Италии Флоренция была в XIII в. новичком. В то время как Милан успешно сражался с Фридрихом I Барбароссой, она все еще усмиряла феодалов собственного конта-до. Что же касается ее вклада в борьбу с Фридрихом II Гогенштауфеном, то, в отличие от других североитальянских коммун, он был весьма невелик. Однако, как это нередко случается в истории, отсталые города догоняют и даже опережают своих
