Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе - Коллектив авторов
Получив от Смбата I в управление Западную Картли, Константин III в 906 г. предпринял, по приглашению кахетинского хорепископа Квирике I, поход в Эрети, в результате которого получил две крепости – Ариши и Гавазни. Однако укрепиться в Восточной Грузии ему помешало нашествие арабского наместника в Армении Юсуфа Абуль-Касима (907–914 гг.), которое затронуло в том числе и Картли. В 909 г. в Абхазию от Юсуфа бежит и армянский царь Смбат I. После смерти Смбата I (ум. 912) и ухода Юсуфа из Восточной Грузии Константину III, очевидно, удалось восстановить контроль над Картли и даже, возможно, покуситься на Гогарену. В 913 г. константинопольский патриарх Николай Мистик, вероятно, пригласил его вместе с куропалатом вступить в коалицию для защиты Армении от арабов.
Тот же Николай Мистик вовлек абхазского царя еще в один политический проект – по христианизации алан, его давних союзников. Константин III помогал архиепископу Петру, направленному в Аланию в 914 г. на смену первой византийской миссии монаха Евфимия. Более того, патриарх прославил абхазского царя и за участие в крещении самого аланского правителя. И в дальнейшем, при наследнике Константина Георгии II, Абхазия продолжала помогать молодой Аланской церкви до ее разгрома хазарами около 932 г.
Г. Абхазское царство между двумя империями
Если взглянуть на всю предысторию и историю Абхазского царства с позиций мировой политики, то здесь сразу выделяются две ключевые точки: отпадение от Византии патрикия Лазики в 696–697 гг. и мтавара Абхазии (и Лазики-Эгриси) в 786–787 гг. Первое отпадение не стало, однако, решающей победой халифата, так как примерно через десятилетие (с 708 г.) империи удалось более или менее вернуть Лазику под свой контроль, препоручив ее новым локальным правителям (как в 705–711 гг. остаток своих лазикских владений – армянскому куропалату): вначале картлийскому эриемтавару, затем армянскому князю и, наконец, абхазскому мтавару. Несмотря на отдельные арабские удары в 730-е годы, до 786–787 гг. Византия продолжала осуществлять в Восточном Причерноморье старую, еще римскую практику управления пограничными территориями посредством вассалов, причем не обязательно местного происхождения.
Напротив, отпадение Абхазии в 786–787 гг. стало поворотным моментом для византийской политики в Восточном Причерноморье: на месте вассального мтаварства вдруг возникает независимое царство. Не согласная с этим империя вначале попыталась вернуть данный регион силой, но потерпела две неудачи в начале 840-х годов. На протяжении большей части IX в. Абхазское царство выступало как самостоятельный игрок на кавказской арене, понемногу обретавший свое могущество: начав проникновение за Лихский хребет с участия в военных союзах с соседями (Багратидами и кахетинцами), с середины столетия оно и само стало претендовать на Западную Картли, которую, наконец, захватило в конце 870-х годов. Здесь претензии абхазских царей вновь пересеклись с интересами халифата, который неоднократно (в 850-х и середине 870-х годов) пытался вернуть Восточную Грузию под свой контроль, после чего арабское влияние здесь потихоньку начало сходить на нет.
Ни династические перевороты конца 870 – 890-х годов, ни формальное подчинение империи не меняют внешней политики Абхазского царства: оно продолжает бороться за Картли, теперь против анийских царей, и вмешиваться во внутрибагратидские конфликты. Со своей стороны Византия уже не пыталась вернуть себе ту степень контроля, которой обладала за век-два до этого: она стала довольствоваться – да и то, возможно, не сразу – формальным сюзеренитетом, выраженным через получение абхазским царем византийского титула магистра. В конце IX – первой четверти X в. вырабатывается новая форма симбиоза: Византия не вмешивалась во внутреннюю и даже внешнюю политику Абхазского царства, а то, в свою очередь, поддерживало дипломатические инициативы империи на Кавказе (например, христианизацию Алании). Эта эпоха стабилизации отношений и постоянной дружбы приходится как раз на время внутриполитической стабилизации в самой Византии, которой правят императоры Македонской династии.
Приложение
Хронологическая таблица правления абхазских царей*
Основана на кн.: Toumanoff С. Chronology… Р. 82; Очерки истории… VI, 3.
Правитель и его тезки на севере и востоке Европы в IX – начале XIII в.
Анна Литвина, Фёдор Успенский
Жизнь династии в средневековой Европе охватывалась целой сложной сетью норм, правил и запретов, часть из которых фиксировалась на письме (впрочем, обыкновенно – с заметным опозданием, когда сами правила грозили уже выйти из употребления). Другая же часть навсегда оставалась неписаной, тем не менее каждый шаг династического обихода этими неписаными правилами поддерживался и одновременно всякий раз подтверждал их существование. Речь идет не только о церемониале и, так сказать, династическом этикете, но и о своеобразном родовом предопределении, заставлявшем различных членов династии и их ближайшее окружение брать на себя определенные функции и вести себя так, а не иначе.
Одной из сфер, регулируемых подобными неписаными, но весьма эффективными нормами, является имянаречение, выбор имени. Если посмотреть на жизнь разных европейских дворов в эпоху, условно говоря, с IX по начало XIII в., мы можем выделить некий набор параметров, по которым в принципе могут даваться имена представителям правящего рода, и посмотреть, какие из этих параметров актуальны для каждой отдельно взятой династии, причем здесь очень легко убедиться, что некоторые из них как бы сцеплены, связаны между собой. Сами эти структурные связки весьма интересны как для создания целостного династического портрета, будь то правители Франции, Венгрии, Польши, Руси или Скандинавии, так и для реконструкции определенных правовых отношений, выстраиваемых с помощью имен собственных. Более того, взяв за отправную точку рассмотрение каждой династической традиции как уникального и в определенном смысле замкнутого в себе целого, мы, опираясь на функционирование механизма имянаречения, можем на очередном этапе исследования изучить и взаимодействие, взаимопроникновение этих традиций, иной раз выходящее за пределы христианского мира Европы.
Итак, самыми значимыми, самыми системными, определяющими все прочие параметры, являются, пожалуй, следующие два: может ли новый член династии получить имя своего живого отца или деда и могут ли династические имена в массовом порядке жить за пределами династии? В самом деле, во всех европейских правящих родах эпохи Средневековья при нормальном течении событий новорожденные с наибольшей вероятностью получали имена своих предков. Но вот можно ли было использовать имена живых родичей или – в соответствии с некими реликтами архаических представлений о своеобразной реинкарнации предка в потомке – только предка умершего?[66]
В интересующее нас время славянские династии Центральной Европы,
