Дитерихс К. - УБИЙСТВО ЦАРСКОЙ СЕМЬИ И ЧЛЕНОВ ДОМА РОМАНОВЫХ НА УРАЛЕ
Он исполнил обещание в апреле 1919 года.
Какова же ценность этих документов?
Прежде всего с точки зрения формы, слога и выражений, приведенных в этих документах:
Отчего от них так отзывается Олендорфом, или каким-нибудь другим распространенным пособием для изучения какого-либо иностранного языка, составленным иностранным автором на русском языке? Отчего “офицер”, желающий спасти бывшего Государя Императора и, значит, оставшийся в душе верноподданным, обращаясь к Нему, называет Его только: “Вы”, “Вам”, а не “Государь”, “Величество”, ему более привычным и допустимым титулованием? Отчего он же называет Наследника Цесаревича - Царевичем, что на русском языке не одно и то же; а в одном месте он просто называет Наследника Цесаревича - “маленький”, как будто имел возможность, как и советские деятели, читать дневники Государя Императора и видеть там интимное ласкательное наименование, данное Государем нежно любимому сыну. Отчего, наконец, в этих документах как бы опять подсказывается до конца недоговоренная идея совершившегося в Екатеринбурге преступления по сумасшедшей версии Чемадурова: Царь и Его Семья вывезены; Боткин и все остальные брошены и погибли? - ведь такой план спасения вытекает из смысла обоих писем.
Какова же суть этих документов, фактическая сторона в них?
Окна дома, где содержалась Царская Семья, и вид из окон на улицы были загорожены двумя рядами сплошных заборов, высота коих доходила до верхних косяков окон, а местами даже до крыши. Внутренний забор отстоял от стены дома аршина на полтора, охватывая дом от окна комнаты коменданта у парадного крыльца до начала сада, выходившего в Вознесенский переулок. Этот забор образовывал со стеной дома узенький, глухой коридор со входом только от парадного крыльца. При таких условиях, чтобы похитить через окно, надо было предварительно проломать заборы.
Из окон комнат через забор можно было видеть только узенькую полоску неба. О том, что дом, где жила наружная охрана, был маленький, могли знать видевшие его, но не Государь, который за заборами ничего не видел. О том, что от сторожевых постов, кроме звонков к коменданту, были проведены провода в помещение охраны “и другие пункты”, могли знать их проводившие и дежурившие на постах; но не Государь, которому даже постов не было видно. Никакой сигнализации с проводами для сторожевых постов в действительности и не было, а был проведен только один звонок от часового у парадного входа в переднюю дома Ипатьева.
Вокруг дома Ипатьева стояли часовые от караула и, как отличный службист, Государь никогда не назвал бы их сторожевыми постами, что по уставу имеет совершенно другое значение. Внутренняя охрана помещалась в нижнем этаже, а не в комнате коменданта; в комнате коменданта ночевал только помощник, а Авдеев и Юровский утром приходили, а вечером уходили на свои квартиры. Дежурные два раза в час по ночам не обходили, да специальных дежурных и не было. Были разводящие, дежурившие по неделям, разводившие смены каждые 4 часа.
О каких ключах и для какой цели говорит Государь и что это за ключ № 9? Сам же Государь говорит, что двери не запираются.
А мог ли Государь забыть, что спасению с Ними подлежали не только Боткин, Демидов и Седнев, а еще Харитонов и Трупп? Забыли о них, вероятно, те, кто в Москве сочинял эти документы.
Особенно чувствуется фальшивость документов в тех фразах, которыми обрисовывается корреспондент: “Офицер”, русский офицер из состава организации белогвардейцев, для чего-то особенно подчеркивает в своем письме и старается убедить ожидающего спасения Государя, что “надеемся достичь цели, не рискуя ничем”, “я не считаю это непреодолимым препятствием”, “будьте спокойны”, “мы не предпримем ничего, не будучи совершенно уверены в удаче заранее” и подтверждаем это торжественным обещанием “перед лицом Бога, истории”. Разве, кроме того, вся эта фраза с “заранее” на конце и патетической клятвой похожи на русский слог, на русский дух и в особенности на дух офицера из организации?
Ну, а эта фраза в ответе Царя: “было бы низко с нашей стороны (хотя они ни в коем случае нас не затруднят) оставить их тут…” Чья она? Могла ли быть, при каких бы то ни было обстоятельствах, сказана устами Государя, русского человека, да при всем том прекрасно владевшего родным языком?
Но в то же время, косвенно упрекая “офицера” в низости за то, что он не предусмотрел необходимости спасать приближенных и преданных людей, письмо-ответ не забывает сказать про коменданта доброе слово, который “с нами обращается хорошо”, поместить эту аттестацию, как придаточное предложение к указанию о месте нахождения ключей.
Таковыми представляются содержание и характер советских документов о раскрытых белогвардейских заговорах, имевших целью похищение Царской Семьи. Эти же документы, по заявлению Янкеля Свердлова, послужили для советской власти толчком и дали право покончить с бывшим Государем Императором, не дожидаясь предполагавшегося над ним народного суда. “Хотя, - говорит Сафаров в своей статье, посвященной расстрелу бывшего Царя, на страницах газеты “Уральский рабочий” от 23 июля 1918 года, - при этом и были нарушены многие формальные стороны буржуазного судопроизводства и не был соблюден традиционно-исторический церемониал казни “коронованных особ”… но “рабоче-крестьянская власть и в этом случае проявила крайний демократизм: она не сделала исключения для всероссийского убийцы и расстреляла его наравне с обыкновенным разбойником”…
Это заявление Сафарова цинично, но, по крайней мере, откровенно. Из уст одного из главнейших исполнителей казни узнаем, что никакого суда над “Николаем Романовым” и не предполагалось: Янкель Свердлов просто соврал своим коллегам, побоявшись сказать правду. Сафаров оказался храбрее и наглее; он объясняет и причину, почему не предполагалось прибегать к суду: это не демократично, а “рабоче-крестьянская власть и в этом случае проявила крайний демократизм”.
Так ли это? Действительно ли “рабоче-крестьянская власть” не сделала исключения для бывшего Государя Императора? Действительно ли она “расстреляла Его наравне с обыкновенным разбойником?” На эти вопросы отвечает вся настоящая книга устами тех подлых еврейских и русских руководителей и тех несчастных и тупых злодеев, которые участвовали или видели “этот расстрел”.
Во всяком случае, приведенные официальные документы не являются правдивым материалом для русского судьи и историка, как хотел бы того Янкель Свердлов, и ни в коем случае не оправдывают главарей советской власти в их злых и гнусных деяниях. Совершенно обратно: документы эти наводят на мысль искать других причин кровавым преступлениям лета 1918 года, независимо от того, существовали ли белогвардейские организации офицеров для спасения бывшего Царя и Его Семьи или нет. Что офицерские организации вообще существовали, в этом, пожалуй, советские власти могли не сомневаться. Но чтобы деятельность их в отношении спасения заключенных могла потребовать от исчадия еврейского народа - Свердловых, Сафаровых, Войковых, Голощекиных, Юровских и российских себялюбцев - Лениных, Саковичей, Белобородовых - проявления от имени русского народа “демократизма”, для этого документы советских властей “о заговорах” не дают никаких оснований. Документы Янкеля Свердлова в юридическом отношении лишь нагло-ложны и низко-подлы, как приписанные бывшему русскому Государю и русскому офицеру.
Что же дают документы “о заговорах” с нашей стороны? Существовали ли действительно организации для спасения Царской Семьи в Екатеринбурге, Тобольске или иных городах и пунктах и чем проявили тогда они себя?
Сложно и трудно было работать немногому остававшемуся в живых честному офицерству в этом направлении.
Участие высшего генералитета армии, руководителей и авторитетов офицерства почти в первых рядах Февральской революции, в отречении Царя от престола, в политическом развале армии и страны керенщиной сильно расшатало единство мыслей, чувств и мировоззрений этой сильной и относительно единодушной в былое время организованной корпорации. Революция нарушила, смяла и осмеяла ее прежние основные принципы дисциплины, иерархии, взаимоотношения и законов сплоченности, ее национальные и духовные лозунги, и взамен прежнего ничего нового - морально и нравственно здорового - офицерство не получило.
Война влила в ряды офицерства много постороннего элемента - элемента, зачастую совершенно негодного в нравственном отношении, а демократические приемы Гучковых, Керенских и компании по углублению революции и реорганизации армии на революционных началах, с выдвижением в верхи офицеров, начальников, по натуре каторжного, ссыльного и тюремного стажей способствовали еде более развалу офицерства. Трудность какого-либо морального, более или менее солидного объединения массы вне царивших разнообразных и шатких политических течений становилась почти непреодолимой.
