Луис Ламур - Человек с разрушенных холмов
Фуэнтес бросил на меня быстрый взгляд.
- А ты любишь играть с огнем, амиго. За нее цена поднимется до трех, может быть, пяти долларов.
- А у Хины Бенн?
- То же самое.
- Тони?
- Si?
- А эта маленькая девушка, которая приехала одна. Ей нужно пораньше уехать отсюда... Представляешь, ей известно обо мне то, что больше никто не знает, по крайней мере, здесь.
Он посмотрел на нее, потом на меня.
- Я же говорил тебе, что впервые ее вижу и не заметил, как она приехала. Она что-то знает о тебе? Может, ее родня из тех же мест, что и ты?
- Нет... Уверен, что нет. Я никогда ее не встречал. И потом, в радиусе пятидесяти миль от моего родного ранчо нет такой девушки, которую я не знал бы.
Фуэнтес усмехнулся:
- Мне стоило бы заключить пари. Значит, у тебя есть ранчо?
- У нас... у моей матери, моего брата и у меня.
- И все-таки ты здесь?
- Где-то там за горами находится земля обетованная. Я был рожден для того, чтобы найти ее.
- Как и я, но мы никогда не найдем ее, амиго.
- Надеюсь, что нет. Я рожден для дороги, а не для того, чтобы дойти до конца. - Я помолчал. - Мы - ты и я - рождены, чтобы открывать и обустраивать для тех, кто придет за нами. Они будут жить на более богатой и плодородной земле, но путь к ней прокладывать нам. Мы отправимся в далекие земли, где нашими спутниками будут лишь ветер, дождь и солнце, и пойдем теми тропами, которыми ходят индейцы и бизоны.
- Ты говоришь, как поэт.
Я криво усмехнулся:
- Да, и работаю как вол, очень много, но именно эта поэзия и заставляет нас двигаться. Жить беспокойной жизнью - мое благословение или мое проклятие, смотря с какой стороны взглянуть. Все они, - - я обвел рукою зал, - живут в поэзии и в драме, живут ради будущего, только сами не подозревают ни о чем - они просто так не думают. Большинство из них в юности наслушались рассказов людей, побывавших за горами или мечтавших об этом, а те, кто не слышал, читали о них в книгах.
Однажды я разговаривал со старым стрелком, который еще мальчиком работал на ферме в Айове. Как-то к ним на двор въехал человек с винтовкой и револьвером, в одежде из оленьих шкур и широкополой шляпе, на великолепном черном скакуне. Он хотел только одного - напоить коня. Но мальчик уговорил его остаться поужинать и переночевать и весь вечер слушал его рассказы об индейцах и бизонах, но в основном - о необъятной земле, далеких горах и равнинах, поросших колышущейся на ветру высокой травой.
Фуэнтес кивнул.
- Со мною было точно так же. Когда мой отец возвращался с гор, он рассказывал нам о медведях или львах, которых видел. Он мог приехать пыльным и усталым, с руками, задубевшими от лассо и клеймения и ежедневной двадцатичасовой работы, но от него пахло лошадьми и дымом костра. А однажды он не вернулся.
- Ты и я, - однажды мы тоже не вернемся.
- Его убили апачи. Когда закончились патроны, он стал драться ножом. Несколько лет спустя я жил среди индейцев, и они рассказали мне о нем. Они пели о нем песни и о том, как он погиб. Так они выражают свое восхищение перед отважным человеком.
- Мы заговорили о слишком серьезном, Фуэнтес. Я собираюсь принять участие в торгах.
- Я тоже, но будь осторожен и не заходи слишком далеко. У меня нехорошее предчувствие насчет сегодняшнего вечера.
С улицы подтягивались люди и рассаживались на скамейках и стульях так, чтобы видеть небольшое возвышение, где выставлялись на аукцион коробки. Мы их тоже видели со своего места - аккуратно сложенные, украшенные бумажными бантами, заботливо перевязанные цветными ленточками. Можно было поспорить, что большинство коробок предназначалось кому-то персонально.
Мне хотелось заполучить коробку Энн Тимберли, но этого не хотелось ей, и, скорее всего, она не стала бы даже разговаривать со мной, если бы я завладел ее угощением. Однако существуют и другие способы добиться желаемого, а у меня имелись на этот счет собственные соображения.
Хина Бенн... вот девушка! Но если я стану торговаться из-за ее коробки, то могу сцепиться с Куртом Флойдом, а поскольку сегодня вечером всем нашим ребятам с ранчо грозили неприятности, то личные ссоры стоило отложить. В любом случае я знал, что собираюсь предпринять.
Аукцион начался. И сразу же атмосфера оживилась. Первой ушла коробка, принадлежащая полной, лет сорока женщине с ранчо; она досталась пожилому мужчине, бывшему ковбою, у которого ноги походили на круглые скобки, а худые плечи слегка сутулились, однако это не мешало ему подмигивать женщинам. Он отдал за коробку доллар и пятьдесят центов. Через минуту вторую коробку купили за два доллара и третью - за семьдесят пять центов.
Довольно часто другие мужчины не принимали участие в торгах, чтобы тот, кому предназначалась коробка, мог купить ее за цену, соответствующую его возможностям. Но иногда они нарочно поднимали цену, чтобы подразнить предполагаемого кавалера или того, над кем потом будут подшучивать.
Аукционист знал всех участников торгов и обычно ему было известно, чьи коробки они хотели купить, хотя порой оживленный торг возникал из-за желания публики повеселиться.
Развлекаясь, я наблюдал за происходящим, пока не выставили коробку, которая, как я считал, принадлежала Энн Тимберли. После комментариев аукциониста я окончательно убедился, что моя догадка верна, и, когда он предложил назвать цену, я дал двадцать пять центов.
Энн застыла, словно ее ударили. На мгновение воцарилась тишина. Потом кто-то прибавил пятьдесят центов, и момент замешательства прошел, затем наши глаза встретились через весь зал. Ее лицо побледнело, подбородок гордо вздернулся, но мне доставляло удовольствие видеть гнев в ее глазах. Конечно, я должен был стыдиться за самого себя, но я не мог забыть ее высокомерия и того, как она замахнулась на меня арапником.
Коробка досталась Роджеру Бэлчу за пять долларов пятьдесят центов.
Выставили коробочку Хины Бенн, и кто-то начал торг, предложив доллар. Я ответил двумя и заметил, как Энн повернулась, чтобы посмотреть на меня. Больше в торгах я не участвовал, и коробка ушла за четыре доллара к Курту Флойду - видно, из-за того, что никто не хотел ставить против него и тем самым нарываться на скандал. Я бы рискнул, но у меня имелись другие намерения.
Оставалась еще эта тихая хрупкая девушка в выцветшем клетчатом платье. Я заметил, что никто не собирается торговаться из-за ее коробки и что она тоже заметила это. Она уже поднялась, жалея, наверное, о том, что пришла сюда, и опасаясь попасть в неловкое положение, если ей придется самой съесть свое угощение. Несомненно, ей понадобилось большое самообладание, чтобы явиться на бал одной, и теперь казалось, что ее нервы на пределе.
Выставили ее коробку. Я догадался об этом по ее реакции и по тому, как она неожиданно двинулась в сторону двери. Никто ее здесь не знал, а собравшиеся ковбои, несмотря на горлопанство и разухабистость, на самом деле стеснялись знакомиться с новой девушкой.
Наконец аукционист, видя, что торгов не предвидится, предложил свою цену. Он дал пятьдесят центов. Я ответил долларом и увидел, как она приостановилась. Но тут произошло неожиданное.
Джори Бентон, не лишенный внешней привлекательности парень, поставил два доллара.
Однако привлекательным Джори казался лишь на первый взгляд. Он слыл задирой и грубияном, ходили слухи, что он украл несколько голов скота в разных местах и пару раз с оружием в руках участвовал в перестрелках. Парень мечтал, чтобы его считали отъявленным головорезом, но и близко не мог равняться с таким бандитом, как, например, Ингерман. Эта девушка была нездешней и вовсе не из тех, кто годился бы ему в подружки. К тому же она приехала одна, и Джори наверняка захотел бы проводить ее домой. А в зале не нашлось бы никого, кто мог бы помешать ему навязать ей свое общество.
И она это знала.
- Два пятьдесят, - небрежно бросил я.
Взволнованный Фуэнтес снова направился ко мне и остановился в нескольких шагах.
Джори был слегка навеселе, но я сомневался, что он только поэтому включился в торг, - может, он и в самом деле хотел заполучить девушку, а может, действовал с подачи Бэлча и Сэддлера, которые наблюдали за происходящим.
- Три доллара, - немедленно отреагировал Джори.
- Три пятьдесят, - добавил я.
Рассмеявшись, Джори крикнул:
- Четыре!
В зале стало тихо, всем стало ясно, что происходит нечто особенное. Лицо девушки сделалось бледным и напряженным. Кем бы она ни была, откуда бы ни появилась, но глупой ее не назовешь. Она понимала, как развиваются события, и видела, что без неприятностей не обойтись.
- Пять долларов, - сказал я и заметил, что Денни Рольф отвернулся от своей девушки и стал оглядываться по сторонам.
Внезапно Джори расхохотался и, подняв руку, громко произнес:
- Ладно, хватит мелочиться. Десять долларов!
Даже при жалованье охранника - сорок долларов в месяц - он предлагал крутую ставку. Ему и в голову не приходило, что торги могут зайти еще дальше.
