Абдурахман Авторханов - Империя Кремля
Каждый сидящий в зале делегат съезда знал, что в историческом споре Сталина с Лениным только тот делегат имеет шансы попасть в расширенный ЦК, кто по национальному вопросу имеет просталинскую «голову на плечах». Такими оказались во время прений почти все ораторы, кроме «уклонистов» и трех членов ЦК. Всех участников прений было 11 человек, в числе которых три «уклониста» (Мдивани, Махарадзе, Цинцадзе), пять сталинцев (Орджоникидзе, Орахелашвили, Енукидзе, Стуруа, Ахундов) и три члена ЦК (Бухарин, Радек и Раковский). Кроме уже цитированной речи Мдивани, из остальных речей заслуживают внимания выступления Раковского, Енукидзе и Бухарина.
Речь председателя Украинского правительства Раковского против сталинской политики великорусского шовинизма прозвучала в ушах Сталина, как гром среди ясного неба. Почему это было так, объясняет в своей ценной работе «Национальная политика КПСС» участник событий тех времен украинский публицист Иван Майстренко:
«Раковский, европейский левый социалист, родом болгарин из румынской Добруджи. Из румынской тюрьмы его освободили русские войска во время революции 1917 г. С этого времени он присоединился к большевикам. Одно время занимал ярко антиукраинскую позицию, не признавал даже украинского языка. За это был назначен Москвой председателем Совнаркома советской Украины. Но в процессе своей работы на Украине Раковский убедился в своих антиукраинских ошибках. Пришел к выводу, что советской власти угрожает великодержавный шовинизм и перерождение в новую «единую и неделимую Россию»» (стр. 89).
Раковский начал речь с того, что выразил свое сожаление о том, что нет на съезде Ленина, который «своим авторитетным словом громко ударил бы по нашей партии и показал ей, что она в национальном вопросе совершает фатальные ошибки… Когда я смотрю на спокойствие, с которым в особенности русская часть нашей партии относится к спорам по национальному вопросу… я тревожусь за судьбу нашей партии… Некоторое время мы питали надежду накануне съезда, что национальный вопрос, как предполагал Ильич, станет центром нашего съезда, а он стал хвостом нашего съезда… Дело в том, что наши центральные органы начинают смотреть на управление страной с точки зрения их канцелярских удобств. Конечно, неудобно управлять двенадцатью республиками, а вот если бы все это было одно, если бы, нажав на одну кнопку, можно было управлять всей страной, — это было бы удобно… Центральным органам дано в десять, в двадцать раз больше прав, чем они имели раньше, до создания союзной Конституции… После первого союзного съезда Советов они стали хозяевами всей нашей жизни… Нужно отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам… Уездный исполком больше знает свои права, чем национальные республики. Союзное строительство пошло по неправильному пути. Как вам известно, это есть мнение не только мое, это есть мнение Владимира Ильича» («XII съезд РКП(б)…», стр. 529, 532).
Когда внимательно анализируешь материалы XII съезда, то поражают следующие факты: несмотря на категоричность требований Ленина по национальному вопросу, несмотря на неоспоримость указанных Лениным фактов великодержавно-шовинистической политики Сталина, Дзержинского, Орджоникидзе, несмотря на безоговорочную поддержку Лениным политики Мдивани и его группы в Грузии, обсуждение национального вопроса группа Сталина ведет с открыто антиленинских позиций. Это тем более странно, что статья Ленина по национальному вопросу была известна всем делегатам съезда, так как ее огласили на заседаниях отдельных делегаций. К тому же Ленин еще был жив. Открывая съезд, Каменев заверил, ссылаясь на медицинские авторитеты, что есть все шансы, что Ленин преодолеет свой недуг. Но тогда спрашивается, почему так бесцеремонно издевались сталинцы над Лениным, сознательно фальсифицируя его документы? Единственный ответ на это я вижу в убеждении Сталина, что Ленин обречен на смерть. Может быть, даже прав был Троцкий, когда писал, что Сталин дал яд умирающему Ленину, который Ленин, по заявлению в Политбюро самого Сталина, просил у него, чтобы избавиться от тяжких болей. Отрицать способность к этому Сталина было бы сверхнаивно. Остановимся теперь на некоторых антиленинских выступлениях на съезде. Одно такое выступление Сталин поручил секретарю ЦИК СССР грузину Енукидзе. Вот его главные тезисы:
1) Вопросы, поднятые Лениным, не имеют значения для Грузии или Украины, а только для нашего международного положения (то есть, иначе говоря, все это Ленин писал в пропагандистских целях для заграницы);
«Много здесь было нареканий, что политика Орджоникидзе была политикой насилия, политикой Держиморды. Это слово значится и в письме т. Ленина… На самом деле Орджоникидзе проводил политику ЦК» (иначе говоря, Орджоникидзе действовал так по приказу самого Ленина);
«Теперь о письме т. Ленина. Тут т. Мдивани ежесекундно склонял имя т. Ильича и он хотел создать впечатление, что т. Ленин будто специально написал это письмо, чтобы поддержать товарищей уклонистов и оправдать их политику…»
Реплика Бухарина: Конечно, с этой целью.
Енукидзе: Не с этой целью, т. Бухарин.
В отношении критики Ленина против Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского Енукидзе самоуверенно заявил: «т. Ленин сделался жертвой односторонней неправильной информации» (там же, стр. 537–541).
Реплика Мдивани: Отчего не опубликовывают письмо?
Тогда ни Енукидзе, столь развязно защищавший Сталина, за что Сталин потом отблагодарил его пулей в затылок, ни тем более Буду Мдивани не знали, что существовало не одно, а целых три письма Ленина, и все они были направлены против Сталина. Кроме письма по национальному вопросу, существовали два других письма Ленина — одно, так называемое «Политическое завещание» Ленина от 24–25 декабря 1922 г. с припиской 4 января 1923 года. В этом письме, как стало известно после XX съезда 1956 г., стояло требование Ленина снять Сталина с поста генсека.
Впервые «Завещание» Ленина было опубликовано в Америке троцкистом Истменом по свежим следам съезда. «Тройка» заставила Троцкого заявить на страницах журнала «Большевик» (теперь «Коммунист»), что никакого «Завещания» Ленин не оставил и публикация Истмена фальшивка. После XX съезда весь мир узнал, что не только «тройка», но и Троцкий обманывали партию, заявляя, что никакого письма о снятии Сталина к XII съезду Ленин не писал. Как члены «тройки» — Сталин, Зиновьев, Каменев, так и Троцкий, имели личное основание считать письмо Ленина несуществующим. Ленин писал, что ошибки Зиновьева и Каменева, когда они голосовали в 1917 г. против октябрьского переворота, не случайны, но что этот эпизод «так же мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому». Однако уже одним этим упоминанием Ленин ставил им в вину названные грехи именно из-за их прямой (Зиновьев и Каменев) или косвенной (Троцкий) поддержки сталинской политики великорусского Держиморды. Но о самом Сталине Ленин отзывался внешне сдержанно, но на деле безапелляционно. Сталин точно знал, что оглашение письма Ленина на съезде партии — означает для него верную политическую смерть. В самом деле, вспомним, что Ленин в нем говорит о Сталине:
«т. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».
Но суть письма Ленина в постскриптуме, который он дописал 4 января 1923 года:
«Сталин слишком груб… Этот недостаток становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека».
Кроме статьи Ленина по «грузинскому делу», кроме «письма» Ленина к съезду партии о снятии Сталина, было еще и другое письмо Ленина от 5 марта 1923 г. о разрыве со Сталиным всяких личных отношений, если он не извинится перед его женой Крупской за грубое оскорбление по телефону. Об этом письме знали только три человека — Зиновьев, Каменев и Троцкий. Разумеется, Сталин и не думал извиняться перед Крупской (на этот счет нет никаких документов, кроме фальшивки, приписываемой сестре Ленина, о том, будто Сталин извинялся перед Крупской, но сама Крупская это не подтверждала). Важно другое: Сталин готов был на бой с Лениным, ибо был полным хозяином XII съезда именно из-за своего великорусского шовинизма. Это засвидетельствовал Бухарин:
«Вы заметьте, что с Зиновьевым произошло, когда он говорил против местного шовинизма, — гром аплодисментов отовсюду посыпался. Какая замечательная солидарность! Но что это означает? Это означает, что в тех местах речей, где речь идет о местных шовинистах, все против… Но когда речь идет о русском шовинизме, там только кончик торчит, и это есть самое опасное» (XII съезд РКП(б). Протоколы).
