Николай Коняев - Романовы. Творцы великой смуты
Но старорусское сознание не знало и самозванства…
И в этом миропонимание первого московского щеголя Филарета (Романова) существенно разнилось со строем мысли старорусского человека. И тени смирения не обнаружилось в иноке Филарете…
Еще более вызывающе он начал вести себя, когда достигла Сийского монастыря весть об успехах самозванца Григория Отрепьева.
«В нынешнем 7113 (1605) году марта в 16 день писал к нам Богдан Воейков, что февраля-де в 7 день, сказывал ему старец Илинарх да старец Леванид, февраля-де в 3 день в ночи старец Филарет его, старца Илинарха, лаял, и с посохом к нему прискакивал, и из кельи его выслал вон, и в келью ему, старцу Илинарху, к себе и за собою ходити никуды не велел. А живет-де старец Филарет бесчинством не по монашескому чину: всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птицы ловчия и про собаки, как он в мире жил, а к старцам жесток, и старцы приходят к нему, Богдану, на того старца Филарета всегда с жалобой, что лает их и бить хочет. А говорит-де старцам Филарет старец: увидят они, каков он вперед будет. А ныне-де и в Великий пост у отца духовного тот старец Филарет не был, и к церкви и к тебе на прощенье не приходит, и на клиросе не стоит».
Напомним читателю, что 13 октября 1604 года Григорий Отрепьев переправился через Днепр и начал поход на Москву.
21 октября он вошел без боя в Монастырский острог.
Еще через несколько дней под власть Лжедмитрия отдался Чернигов. В ноябре Лжедмитрия признали Путивль, Рыльск и Курск.
Успехи самозванца обеспокоили правительство Годунова, и оно вынуждено было объявить в январе 1605 года, что Лжедмитрий – это галицкий боярский сын Григорий Отрепьев.
Должно быть, когда добрела до Сийского монастыря эта весть, и начал Филарет смеяться неведомо чему и говорить про мирское житие свое, про ловчих птиц и собак, которые были у него на Москве…
Филарету действительно было весело.
Когда несколько лет назад он обратил внимание на своего холопа Отрепьева, когда удивился начитанности его и недюжинному уму, ему и в голову не могло прийти, что это дворовое диво, которым они собирались попугать Бориса Годунова, превратится в реальную силу.
На Прощеное воскресенье (в 1605 году оно попало на 10 февраля), когда все православные испрашивают друг у друга прощения, независимо от того, какое место в обществе занимают, Филарет даже не пришел в церковь.
Теперь, когда «на авось» изготовленное им оружие начало действовать, он ни у кого не собирался просить прощения и сам тоже никому и ничего не собирался прощать.
7Странная зловещая перекличка возникает между тем, что происходило на западных рубежах страны, и тем, что потаенно пока совершалось в Сийском монастыре.
«А около-де монастыря ограды у вас нет, а меж келий-де от всякой кельи из монастыря к озеру из дровеников двери, и крепости-де ни которые около монастыря нет, – выговаривает игумену Сийского монастыря царская грамота, – а ограду-де монастырскую велели вы свезть на гумно, и он-де, Богдан (Воейков), тебе и келарю говорил, чтобы вы около монастыря ограду велели поставить и меж келий от дровеников двери заделать, и вы-де около монастыря ограды поставити и дверей заделати не велите, и сторожу-де ты, который стоит у ворот, ходити к нему и про прохожих про всяких людей сказывати ему и детем боярским не велишь».
Такое ощущение, что эти монастырские «крепости» не менее важны, чем та линия обороны, которая проходила под Кромами.
В конце января Василию Шуйскому удалось разгромить самозванца, но Лжедмитрий сумел уйти к Путивлю, где собрал новое ополчение, и на Великом посту развернул новое наступление.
7 марта на сторону самозванца перешел Елец и Ливны.
«Ты б старцу Филарету велел жити с собою в келье да у него велел жити старцу Леваниду и к церкве старцу Филарету велел ходить вместе с собою да за ним старцу, и береженье к нему держал, чтобы он был у тебя в послушанье и жил бы по монастырскому чину и не бесчинствовал и о том бы ему говорил, – говорит царская грамота. – Только буде он не причащался святыни в нынешной пост и то дело чуже крестьянства и во всем бы ему рассматривал, чтобы он жил во всем по иноческому обещанию, а от дурни его унимал»…
Увы…
Поздно было уже «унимать от дурни» Филарета и некому…
Через две недели после Пасхи, 13 апреля, новый страшный удар обрушился на Россию – от апоплексического удара (кровь хлынула изо рта, носа и ушей) – умер Борис Годунов.
В апреле москвичи присягнули новому царю – Федору Годунову.
«Царевич Федор, сын царя Бориса, отрок прекрасный был, – пишет в «Летописной книге» С.И. Шаховской, – славился красотой, словно цветок диковинный на лугу, Богом украшенный, цвел, словно лилия в саду. Очи имел большие черные, лицо белое жемчужное, белизной сияющее, роста он был среднего, телом очень крепок. Отцом научен он был книжной премудрости, в ответах обстоятелен и весьма красноречив. Пустое и гнилое слово никогда не слетало с уст его. К вере и к наставлениям книжников относился ревностно».
Присягу этому отроку принесли Новгород, Псков, Казань, Астрахань, города Замосковья, Поморья, Сибири… Но тогда же, седьмого мая, П.Ф. Басманов, командовавший войсками, осаждавшими Кромы, объявил войску, что самозванец – это истинный царь.
Полки приняли присягу Лжедмитрию.
Эта измена армии и решила горестную судьбу династии Годуновых, эта измена и засосала Россию в страшный омут Смуты.10 июня князь В.В. Голицын удавил в Кремле царя Федора Годунова – юношу, с уст которого никогда «не слетало пустое и гнилое слово». Заодно он удавил и его мать…
Патриарх Иов не признал Лжедмитрия, и его свели с патриаршества и на убогой телеге увезли в Успенский монастырь в Старицу.
20 июня Лжедмитрий въехал в Москву.
Говорят, что первым делом Григорий Отрепьев изнасиловал в Кремле царевну Ксению Борисовну Годунову…
А была она, как пишет С.И. Шаховской, девушка, почти ребенок.
«Удивительного ума, редкостной красоты: щеки румяны, губы алы; очи у нее были черные, большие, лучезарные, когда в плаче слезы из очей проливала, тогда еще большим блеском они светились; брови были у нее сросшиеся, тело полное, молочной белизной облитое, ростом ни высока, ни низка; косы черные, длинные, как трубы по плечам лежали. Была она благочестива, книжной грамоте обучена, отличалась приятностью в речах. Воистину во всех своих делах достойна! Петь по гласам любила и песни духовные с охотой слушала».
Сохранила память о Ксении Годуновой и русская песня.А сплачется на Москве царевна,
Борисова дочь Годунова:
«Ино, Боже, Спас милосердой!
За что наше царьство загибло:
за батюшкино ли согрешение,
за матушкино ли немоленье?..
А что едет к Москве Рострига,
да хочет теремы ломати,
меня хочет, царевну, поимати,
а на Устюжну на Железную отослати… —
до сих пор плачет царевна в народной песне…
В песне царевна Ксения гораздо лучше, чем атеисты-либералы XIX века, знает, что произошло с Россией и в чем причина происшедшего…
Это батюшкино согрешение, это матушкино немоление…
Впрочем, в этом причина и всех других с такой завидной регулярностью обрушивающихся на нашу страну несчастий.Глава IV Первый царь со двора Романовых
Когда заходит речь о первом самозванце, исследователи пытаются ответить на три вопроса…
1. Был ли Лжедмитрий подлинным царевичем?
2. Шел самозванец на сознательный обман или заблуждался?
3. Кто стоял за спиной Лжедмитрия?
Если по первому пункту лишь очень немногие историки (B.C. Иконников и С.Д. Шереметев) рисковали отвечать утвердительно, то по второму разномыслия было значительно больше.
Н.М. Карамзин, например, считал самозванца мошенником, но не лишенным некоего благородства. Он полагал, что «мысль чудная» – решение воспользоваться легковерием россиян, умиляемых памятью Дмитрия, – поселилась и зрела в душе мечтателя, имея своей целью замысел – «в честь Небесного Правосудия казнить святоубийцу», то бишь Годунова…
Зато С.М. Соловьев и С.Ф. Платонов считали, что Лжедмитрий верил в свое царственное происхождение.
«Чтоб сознательно принять на себя роль самозванца, сделать из своего существа воплощенную ложь, надобно быть чудовищем разврата, что и доказывают нам характеры самозванцев, начиная со второго».
Отчасти это верно, хотя сам вопрос не вполне корректен по своей постановке. Ведь обманщик никогда не добьется успеха, пока хотя бы отчасти не поверит в собственный обман…
Нам кажется, что самозванец и верил, и не верил в то, что он – спасшийся царевич. Не будем забывать, что сама Мария Нагая узнала в нем сына [14] .
Как же тут было не верить?
Как было не сомневаться?
И вот тут-то и происходит нечто поразительное…
Отвечая на третий, самый важный, как нам кажется, вопрос, почти все русские историки (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов, Н.И. Костомаров) проявляют удивительное единодушие…
