Альберт Каганович - Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917
Несмотря на то что поездки на российские ярмарки и в Москву были очень выгодными, в сравнении с поездками на Оренбургскую пограничную линию они отнимали намного больше времени. Кроме того, путешествия во Внутреннюю Россию осложнялись незнанием русского языка. Поэтому многие бухарские евреи-торговцы, так же как и их соотечественники-мусульмане, продолжали приезжать для меновой торговли на Оренбургскую линию. С продвижением России в казахские степи, сопровождавшимся созданием в конце 1840-х – начале 1850-х годов Сырдарьинской линии крепостей, бухарские евреи начали торговать и в них. Якуб Колонтаров и Дауд Якубов в 1851 году торговали в укреплении Раим, воздвигнутом в 1847 году на северо-востоке Аральского моря[197].
Бухарские евреи начали торговлю в кибитках и в форте № 1 (с 1867 года – Казалинск) со времени его основания в 1853 году. Одним из них был тот же Якуб Колонтаров (русские чиновники несколько иначе, чем в Раиме, записали его фамилию – Календарев). Уже через год после образования форта № 1 Якуб приобрел там недвижимое имущество. Вместе с ним торговлей в форте № 1 занялся и Дауд Якубов. Вначале Дауд проживал там временно, а с 1861 года – постоянно. В 1856 году им принадлежали в форте № 1 две торговые лавки, а к 1862 году – уже тринадцать лавок (8,3 % от общего числа лавок в форте)[198]. С начала 1860-х годов там постоянно проживал и Борух Джианов, или, по-другому, Борух бен (т. е. сын) Иошуа. В 1864 году, вследствие просьбы итальянского посольства к российской стороне о содействии, он вместе с другими бухарскоподданными евреями и мусульманами был временно арестован русскими властями, что являлось ответной мерой за арест эмиром в Бухаре шести итальянцев[199]. В располагавшейся неподалеку от форта № 1 кокандской крепости Ак-Мечеть (с 1853 года – Перовск; в 1925–1991 годах – Кзыл-Орда; ныне – Кызылорда) бухарские евреи торговали, вероятно, еще до ее завоевания русскими в 1853 году. Накануне завоевания они вместе с торговцами-мусульманами покинули крепость, но с приходом туда русских сразу же вернулись и продолжили торговлю[200].
Приезд бухарско-еврейского каравана в Казалинск (Туркестанский альбом: часть этнографическая. Т. 1. Л. 43). Библиотека Конгресса США, Отдел эстампов и фотографий, LC-DIG-ppmsca-12194
Продвижение России в Среднюю Азию порождало у местных правителей подозрения в шпионаже со стороны приезжавших русских купцов. Распространению такого мнения в немалой степени способствовали мусульманские торговцы, стремившиеся таким путем избавиться от конкурентов. По этой же причине они передавали грабителям информацию о продвижениях русских караванов. В результате такой борьбы, а также из-за междоусобных войн в регионе и вымогательства взяток местными чиновниками русские купцы к середине XIX века почти перестали посещать Среднюю Азию[201].
Это оказалось на руку не только местным и поволжским мусульманским купцам, но и бухарско-еврейским предпринимателям, среди которых к тому времени самую значительную торговлю с Россией вели Сулейман и Даут Пинхасовы. Среди торговых оборотов пяти крупнейших купцов, приехавших в 1862 году из Бухарского эмирата в Оренбург, оборот Сулеймана Пинхасова достигал 160 тыс. рублей (привез товара на 113 тыс., а вывез – на 46,6 тыс. рублей). Общий же оборот его и приехавших с ним четырех мусульманских купцов составил тогда почти полмиллиона рублей[202]. В 1863 году Даут Пинхасов привез в Оренбург товара на 104 885 рублей и вывез в Бухару – на 54 660 рублей, совершив таким образом оборот тоже почти на 160 тыс. рублей. Он был единственный еврей среди приехавших тогда в Оренбург семнадцати бухарских и ташкентских купцов, торговые обороты которых с Россией достигали 50 тыс. рублей и более[203]. Кроме Пинхасовых, в то время в Оренбург приезжали торговать не менее десятка и других бухарских евреев. Но поскольку они вели относительно мелкую торговлю, то не попали в приведенную здесь статистику[204].
Согласно приписке одного оренбургского ашкеназского еврея к письму Давида Хахама, отправленному в издававшуюся на иврите газету «Га-Магид», этот бухарский еврей был ему хорошо знаком. Отсюда следует, что Давид Хахам часто приезжал по торговым делам в Оренбург[205]. Для облегчения торговли бухарские евреи, наряду с бухарскими мусульманами, держали в Оренбурге склады товаров[206]. Некоторые – Якуб Балхиев, Календарев и другие – даже проживали там в 1860-х годах[207]. В 1871 году бухарские евреи совместно с оренбургскими ашкеназскими евреями построили молитвенный дом. На это указывают материалы судебного спора в 1894 году между старостой этого молитвенного дома Бернштейном и бухарским евреем Кандиным[208]. В 1860-х годах, как и двумя десятилетиями ранее, русские власти по-прежнему высоко оценивали роль евреев в торговле с Бухарой. Об этом свидетельствует публикация неизвестного автора в «Северной пчеле», где говорится, что бывалые люди очень хорошо отзываются о бухарских евреях, представляющих собой в эмирате «самое промышленное и вместе с тем самое зажиточное население»[209].
Хлопчатобумажное производство в России бурно развивалось. Уже в первой трети XIX века хлопчатобумажные ткани потеснили льняные на российском рынке[210]. Рост доходов в данном производстве благоприятно сказывался на развитии всей текстильной промышленности. Это развитие хорошо прослеживается на примере Тверской губернии. Если в 1850 году там была лишь одна текстильная фабрика с производительностью в финансовом исчислении 455 тыс. рублей в год, то к 1860 году их было уже пять и производилось на них продукции в девять с половиной раз больше – на 4 333 615 рублей, а к 1870-му – почти в два раза больше – на 8 455 547 рублей[211].
Хотя текстильная отрасль была самой доходной, она же была и самой трудоемкой в российской промышленности[212]. Ее кризис мог привести к неизвестной ранее проблеме занятости в стране. Еще более важной причиной государственной заинтересованности в развитии этой отрасли было желание обеспечить российское население недорогими хлопчатобумажными тканями. Из-за гражданской войны в США (1861–1865) в три раза сократился импорт американского хлопка в Россию[213]. Цена азиатского хлопка, качество которого было хуже, возросла в России с 7,75 рубля за пуд в 1861 году до 22–23 рублей – в 1864-м[214]. Россия и раньше была недовольна грабежами караванов из Средней Азии (вне зависимости от их принадлежности), а в этот период стала особенно болезненно реагировать на такие события[215]. Российские власти опасались полного прекращения этой торговли в случае возможного захвата Бухарского эмирата Великобританией с помощью войск, базировавшихся в Афганистане. С другой стороны, продвижение в Среднюю Азию привлекало Петербург как средство потенциальной угрозы азиатским колониям Лондона. Оно открывало беспрецедентные перспективы давления на Британию как в актуальном для России «восточном вопросе», так и в других возможных конфликтах. Все это подтолкнуло Россию к более активной политике в Средней Азии, тем более что после поражения в Крымской войне (1853–1856) властям нужна была не только территориальная, но и моральная компенсация. Русская армия, прежде медленно продвигавшаяся на юг и занимавшаяся так называемой ползучей аннексией, в 1864 году перешла к интенсивному завоеванию. «Большая игра» (авторство данного термина – на английском the Great Game – приписывают путешественнику и британскому резиденту на Среднем Востоке Артуру Конолли [1807–1842]) вступила в новую, активную фазу.
2. Отношения России и бухарских евреев в период завоевания Средней Азии
Император Александр II (1855–1881) проводил политику постепенной отмены антиеврейских законов. Одним из наиболее важных прав, предоставленных евреям за время его правления, было утвержденное в июне 1865 года разрешение тем из них, кто окончил ремесленные школы, повсеместного проживания в России[216]. Отсутствие свободы проживания было одним из главных ограничений евреев, и в правительственных верхах надеялись, что поэтапно вводимое разрешение покидать черту оседлости ослабит остроту еврейского вопроса. В этот, наиболее благоприятный для евреев период бухарские евреи и оказались в России. Власти сочли благоразумным не распространять ограничения на оказавшуюся в русском подданстве новую для нее еврейскую субэтническую группу, так сильно отличавшуюся в глазах русского колонизатора от привычных ашкеназских евреев.
Новый подход проявился уже во время завоевания. Всего лишь десять дней спустя после завоевания Ташкента, 27 мая 1865 года, исполнявший обязанности оренбургского генерал-губернатора Константин Бабарыкин подал министру внутренних дел рапорт, в котором ходатайствовал о расширении льгот для бухарских евреев[217]. В ответ Комитет министров в апреле 1866 года, вновь сделав исключение в общем законодательстве об иностранных евреях, предоставил оренбургскому губернатору право принимать в российское подданство всех евреев Средней Азии, вступивших в купеческие гильдии. При этом администрации надлежало приписать евреев Средней Азии к пограничным городам Оренбургского края и применять по отношению к ним законы, установленные для всех евреев – российских подданных. Инициативу губернатора особенно поддержал управляющий канцелярией императора, отметивший, что принятие бухарских евреев в русское подданство «может оказать пользу не только Оренбургскому краю, но и вообще нашим отношениям к этим ханствам»[218].
